Александр Зорич - На корабле полдень Страница 33

Дофинов покачал головой:

– Лиловую Башню бишопы обходят десятой дорогой.

– Даже так? Но почему?!

– Я бы в Лиловую Башню сам ни ногой. Мрачное местечко. По долгу службы был там два раза, когда мы ученых оттуда вывозили, в первые дни вторжения ягну. Ну как обычно: мы на «Громобоях» должны были эвакуацию прикрывать, «Гусары» сопровождать… Наша посадка, естественно, не планировалась. Но один «Гусар» гробанулся, а людей в башне даже больше оказалось, чем по документам. Есть такой академик Двинский…

– Двинский? Знаю такого!

– Ну если знаете, тогда поймете. Еще в июле Двинский, используя свои связи в высших сферах, негласно освободил человек двадцать клонов, которые в концлагере на горе сидели. Ну это всякие пехлеваны и заотары, реально они – ученые. Но форму носили, звания имели, поэтому их наши в июне засадили в бараки как пленных военнослужащих. А Двинский их повытаскивал, чтобы вместе наукой заниматься. Короче говоря, представьте картину маслом: на орбите бой, в стратосфере бой, вокруг Гургсара чоругские шагающие танки, а нам нужно клонских умников во главе с Двинским вытаскивать…

Я понимающе улыбнулся:

– У нас в те же дни точно такая ерунда была в Синандже, на Тэрте.

– Ну да, мы все в этом плане близнецы-братья, – Дофинов энергично кивнул. – Так вообразите, Саша: я не только два раза садился, я еще и по внутренностям башни побегал, чтобы ее стационарным передатчиком воспользоваться для связи с командованием. А то радиоаппаратура на борту «Громобоев» сквозь помехи не пробивала! Причем не один побегал, а в обществе Двинского и еще одного заотара. Так этот заотар мне рассказал, что нечистые ягну, по его наблюдениям, очень не любят эсмеральдит-4, которым все окрестности Лиловой Башни залиты. Якобы три бишопа прилетели на рекогносцировку, один в эсмеральдитовое озеро скакнул и чуть не окочурился. После чего его два товарища подхватили и на какой-то колымаге умчались прочь.

– А что там за эсмеральдит-4?

Дофинов мне вкратце объяснил. И заодно поведал насчет того, что Лиловая Башня – это в первую очередь не астрофизическое сооружение, а геофизическое. И что уходит от нее вниз на много-много километров в недра Глагола шахта, пробуренная клонами.

Я бы слушал его и дальше. Но решил из вежливости (неудобно было перед Данканом) прервать затянувшееся обсуждение Лиловой Башни и вернуться к более насущному вопросу, к бишопам.

Данкан был волшебно краток:

– Я и мои братушки боимся бишопов смотреть. Решили, лучше смотреть не будем. Чтобы не давать провокаций.

Я улыбнулся. Ох и дети же эти американцы!

– Тогда скажи своим братушкам, пусть опускают ковш экскаватора… Я уже все, что хотел, увидел!

Внизу меня встретил Цапко. Я давно не видел его таким жизнерадостным и возбужденным.

– Представь себе, до наших, на орбиту докричался! – сообщил он, улыбаясь.

Я возликовал вместе с ним. И правда, вот счастье-то! И не подумайте, что я тут иронизирую. Ведь для любой группы, заброшенной на чужую планету, восстановить связь с командованием – это самая насущная вещь.

– Ну и что они сказали?

– Ничего не сказали. Это я им сказал: где мы, что произошло. Но я по крайней мере получил в ответ квитанцию! Мол, слышали, приняли к сведению.

– Может, соизволят не только к сведению принять, но еще и что-нибудь сделать?

– Что, например?

– Массаж воротниковой зоны, – буркнул я. И мы с Цапко заржали – легко и радостно, как когда-то до войны.

А потом мы вместе с прогрессивными американцами-строителями отведали их полевого ужина: обещанные наггетсы, кола и блинчики с кленовым сиропом. После чего легли спать в их спортзале (две баскетбольные корзины, тренажеры верхней и нижней тяги, турник и неработающая беговая дорожка).

Часовым я оставил вызвавшегося добровольцем Млечина.

«Бессонница у меня хроническая», – пояснил он.

Глава 8

Родина слышит

Август 2622 г.

Строительная площадка синхротрона

Планета Глагол, система Шиватир

Поспать нам удалось почти три с половиной часа, что для войны очень даже неплохо.

В 2.15 по местному времени наш часовой меня разбудил.

Разбудил опосредованно, через рацию, установленную на громкую связь.

– Здесь Млечин. К нам что-то движется!

Я проснулся мгновенно. С первым же звуком – привычка. И сразу сообразил: это ягну, долбаные епископы-бишопы.

Потому что больше некому. Если тебе говорят, что в лесу полно волков, уж будь уверен: нападут на тебя волки, а не белые медведи.

– Млечин, понял тебя! – рявкнул я в рацию. – Ноги в руки – и двигай прямо к своей машине!

Затем, обернувшись, я прокричал в темноту спортзала:

– Эскадрилья, подъем! По машинам! – и для усиления эффекта, который был, признаюсь, нулевым, я включил свет. Притом – сразу весь.

Когда мы ложились спать, я твердо решил для себя, что ответом на нападение бишопов может быть только одно – немедленное бегство.

Мы, семь пилотов с автоматическими пистолетами ТШ-ОН, на земле не сможем оказать серьезного сопротивления ни бишопам, ни эзошам, ни даже обычному отделению егерей «Атурана».

А «не сможем» означает – «не будем».

Когда мы выбежали на улицу, из соседней двери нам навстречу высыпали перепуганные американцы.

Как и положено начальнику, Данкан бежал впереди всех. На нем были ночные спортивные штаны с пузырями на коленях, майка с засохшими каплями майонеза и бейсболка с надписью «янкиз чего-то там». Лицо у Данкана было осунувшимся, а глаза, обычно ясные, казались двумя губками, напитанными грязной водой.

– Данкан, это бишопы… Идут по нашу душу! – крикнул я. – Скажи своим, пусть разбегаются и прячутся, кто где может.

Данкан, не откладывая в долгий ящик, перевел мою тираду для подчиненных.

Уже в который раз незнакомый американский показался мне по-средневековому трогательным и убаюкивающе мелодичным. Эх, может, надо было в Академии не выпендриваться, не строить из себя человека современного и прагматичного, а тупо американский в качестве иностранного языка взять?

Да, он ни к чему. Да, он бесполезен. Но он та-акой красивый! Такой мурлыкающий, округлый!

– Значит, улетаете? – спросил Данкан, пряча печаль.

«Слава Богу, не рассчитывает, что мы тут подрядимся его артель оборонять», – с облегчением подумал я.

– Улетаем, да. Точнее, не улетаем, а взлетаем. Когда будем в воздухе, постараемся ваших гадов ползучих по максимуму перебить. Но вы все равно действуйте, как привыкли… Прячьтесь… У вас ведь есть убежища, да? Сталинград не устраивайте!

Вспомнив расположение флуггеров, я на бегу приказал Дофинову:

– Вам придется взлететь последним! Ваш «Громобой» идеально подходит для ведения заградительного огня с земли. Прижмете ягну хотя бы минуты на три – уже хорошо.

– Почту за честь! – отчеканил Дофинов.

Я обрадовался – в глубине души я опасался, что Дофинов сейчас снова будет рваться покомандовать.

Мне выпало бежать дальше других.

Что, в общем, справедливо: командир эскадрильи должен проконтролировать занятие боевых машин своими подчиненными.

Вот я и контролировал. Хоть и без особого рвения.

Пак – тот уже в кабине. Вспыхнули посадочные фары его «Орлана», бортномер 208.

Следующий – Млечин, который примчался из своего ночного дозора на ярко-оранжевом моноцикле.

За ними – Дофинов, Княжин, Лобановский…

Цапко, чей «Орлан» был замаскирован особенно тщательно, спросонья пробежал мимо своей машины. Разиня.

– Серега, назад! Твой вон там! – подсказал я.

Вдруг присыпанный глиной брезент, облекавший «Орлан» бортномер 202, который пилотировал Цапко, с оглушительным треском лопнул.

Взметнулись заблестевшие в лучах дальних прожекторов стальные змеи.

– Бишоп!

Я припал на колено, вскинул свой пистолет и выпустил в поганца, напугавшего всех до судорог, целую обойму.

Цапко сделал то же самое. Увы, это не помешало закованному в сверхпрочный экзоскелет инопланетянину без видимого усилия вырвать с мясом носовую стойку шасси новехонькой боевой машины.

Носовой обтекатель «Орлана» тяжело ударился о грунт.

Увы, эту машину в воздух уже не поднять…

– Серега, полетишь со мной! – скомандовал я. – Бежим!

Но я не учел легендарного упрямства Цапко, имевшего, по моей реакционной теории, малороссийские корни.

– Я ему это так не спущу! – с мстительным прищуром Тараса Бульбы сказал он. – Матчасть мою портить!

Я взмахнул рукой, чтобы ухватить Цапко за шиворот и силой потащить за собой, но он с невероятной ловкостью одержимого вывернулся, заложил вираж и, взлетев по ступенькам, оккупировал водительскую кабину огромного бульдозера.

Было ясно, что единственной адекватной помощью безумцу будет не драка с командиром (то есть со мной), а четыре пушки моего «Орлана».

Что было мочи я побежал к своей командирской машине, проклиная Серегину самодеятельность. Вот он всегда такой сверхрациональный и сверхкритичный, сверхаккуратный и сверхответственный, такой и этакий… пока планка не упадет.