Василий Сахаров - Мечник Страница 33

— Хочу налет на румынские берега организовать. Военный командир из меня плохой, а купец хороший, и поэтому мне нужен человек, который на себе весь поход вытянет. С меня идея, припасы и транспорт, а с тебя совет, кто может мне помочь с этим предприятием, ведь наверняка, связи в армии остались. Выручай, Саша, а я не обижу и в долю возьму.

— А смысл? Сам же говоришь, что побережье Румынии турки все по десять раз пограбили, да и одесситы отметились. Толку ноль, Чина, и взять там нечего.

Керимов хитро подмигнул и, понизив голос почти до шепота, сказал:

— Так это про побережье разговор был, а я про другое речь веду, — молчу, вопросов не задаю, и купец продолжает: — В Румынии течет большая и полноводная река, Саня, Дунай называется, и вверх по ее течению, давно уже никто не подымался, а там есть что взять. Как говорят, Тулча, Измаил и Браилов до сих пор стоят, а это базы ВМС Дунайской флотилии.

Подумав над словами купца, спросил:

— Кто последний в те края ходил, и что из этого вышло?

— Семь лет назад одесситы пытались пройти, но у них треть корабликов потопили. По описаниям, мощные речные мониторы и переделанные в канонерские лодки ракетные катера класса «Молния».

— И в чем твоя идея, пойти вверх по реке, чтобы и нас как одесситов перетопили?

— Нет, моя задумка в том, чтобы атаковать эти военно-морские базы с суши, высадиться на морском берегу и маршем продвинуться сразу до Браилова. Поверь, Саша, это все не с бухты-барахты, я многое про те места узнал, и самое главное, что для местных кораблей топлива нет, поскольку Браиловский Адмирал Мирча Думитреску, который там правит, враждует с нефтянниками из Плоешти. Нет дизтоплива, нет движения, а значит, что нет мобильности.

— Думать надо и твои сведения проверять, а торопиться в этом деле нужды нет никакой.

— Конечно, — согласился Чина, — думай, но к Новому Году, будь добр, дай ответ. Свои координаты я тебе оставлю, так что связь терять не будем.

Остальной наш разговор был самым обычным трепом стародавних приятелей, и уже поздно вечером, в легком подпитии, мы расстались с нашими новыми друзьями студиозусами и гвардейцами из Второй бригады. Снова я сидел в коляске извозчика, мимо проносились освещенные окна столичных жилых домов, а меня все никак не покидала мысль о походе к Румынским берегам.

Как ни смотри, а это авантюра чистейшей воды, но очень уж заманчивая цель вырисовывалась, а именно, половина Военно-Морского Флота Румынии, почти вся Дунайская флотилия, ракетные катера и два фрегата из Мангалии. Конечно, почти все это погнило, и с места эти суденышки просто так не сдернуть. Однако если удастся перетянуть на буксире к родным берегам хотя бы парочку небольших военных кораблей, то поход себя не только окупит, но и принесет солидную выгоду. Надо думать над этим вопросом, прикидывать, считать, собирать карты, готовить бойцов и послать дальнюю разведку, то есть, обратиться к Еременко за разрешением на это рейд.

Глава 14

Кубанская Конфедерация. Волчьи Ворота. 15.09.2062

Сегодня на кургане возле Волчьих Ворот собралось около пятисот человек, в большинстве своем крепких мужчин и молодежи в казачьей униформе. На этом месте они собираются из года в год, не взирая ни на что. Плевать на чуму, на голод, на войну и на гонения советской власти или еще какие-либо причины, но каждый день 15-го сентября, вот уже в течении двухсот лет, в полдень подле высокого кургана с крестом на вершине, всегда стояли казаки Кавказского отдела и их гости. Случалось, что их было всего человек пять-шесть, а бывало, что и под пять тысяч сходилось, но факт остается фактом, казаки чтят своих предков, геройски павших на этом самом месте.

В 1829-м году, в станице Тифлисской, ныне Тбилисской, жили кубанские казаки из Кавказского линейного полка, и сотником у них был Андрей Леонтьевич Гречишкин. В то время шла русско-турецкая война, большинство казаков находилось в действующей армии, а по кордонной линии Тифлисская — Казанская, несли службу жители этих станиц, кто по ранению дома оставшийся, а кто по молодости или преклонному возрасту в боевую часть не был взят. Война заканчивалась, Россия вновь задавила османов, шли мирные переговоры, но агентура турецкая все еще воевала и смогла подтолкнуть к выступлению двух темиргоевских князей Джембулата и Шумара Айтековых.

Более двух тысяч самых лучших джигитов подняли в поход эти князья и для удара они выбрали станицу Тифлисскую. Однако до нее конное войско закубанцев не дошло, так как в Волчьих Воротах, междуречье рек Кубань и Зеленчук, узком и крутом овраге с единственной через него дорогой, на их пути встали шестьдесят два казака и сотник. Отступать было некуда, в пятнадцати километрах позади родные хаты и семьи, и только один казак, с самой лучшей лошадью, был послан в станицу, упредить близких, чтобы отходили или готовились к осаде. Казаки заняли оборону, кинжалами убили своих верных лошадей, сложили из них бруствер посреди дороги, и приняли в этом месте свой самый последний бой.

Два раза Джембулат Айтеков, который командовал всем горским войском, предлагал казакам сдаться, но те отказались. Бой шел с полудня до самой темноты и прекратился только тогда, когда у линейцев закончились боеприпасы, и толпа горцев задавила их всей массой. Шашка против шашки, кинжал против кинжала, все по чести, но три десятка выживших и израненных казаков против почти двух тысяч врагов, сколько они могли продержаться, думаю, что совсем немного, но и это время было ценно, поскольку в ночь набега не случилось, а поутру, Джембулат скомандовал отступление. Элемент неожиданности был окончательно утерян, а штурмовать укрепленную станицу, он не рискнул.

Так закончился этот бой, так сложилась еще одна победа русских воинов, павших за родину, и так появилось это святое для казаков Кавказского отдела Кубанского войска место. Долгое время поминовения происходили в станицах Тифлисской и Казанской, где над братскими могилами воздвигли часовни, а в 1861-м году, они стали проходить и на месте самого боя, где по указанию тогдашнего наказного атамана Сумарокова-Эльстона была воздвигнута еще одна часовня, разрушенная в годы советской власти до самого основания.

В общем-то, откуда я это знаю? Да все от него, моего старого сослуживца Игнача, который отслужил свой гвардейский контракт как раз перед самым Кавказским походом, а потому и смог уцелеть. Именно по его приглашению я нахожусь здесь, и именно через него вел переписку с некоторыми атаманами, все еще уцелевших до наших дней казачьих общин. Мне нужны воины, и казаки моему отряду подходят очень даже хорошо, они местные жители, условия им здесь родные, но нет меж ними единодушия, каждый в свою сторону гнет и каждый свою правду имеет. Попробую с ними договориться, конечно, но, по чести сказать, что и отказу удивлен не буду. Впрочем, переговорить с атаманами стоит в любом случае, и даже обычное знакомство с людьми, за которыми стоит от сотни до тысячи человек, это уже хорошо, и пусть не в военной, но в финансовой сфере, всегда пригодится. Как правильно говорит Еременко, лишних связей не бывает.

На это поминовение я прибыл при полном параде, надо было пустить пыль в глаза и показать, что серьезный человек в гости приехал, а не мелкий купчишка из столицы, а посему, пришлось прикатить на трех «джипах» и в сопровождении десяти бойцов. Однако надо отдать должное дядькам-атаманам они этому не удивились и никакого предпочтения мне не выказали, и это им в плюс, значит, высоко себя ценят. Сейчас, в окружении полутора десятков моих ровесников отслуживших в гвардии и ВБР, я стою чуть в стороне от основного действа, и думаю, что бы такого сказать атаманам, чтобы их на сотрудничество сподвигнуть. У кургана выступают организаторы праздника, после этого будет принятие молодежи в казаки, а затем, показательная джигитовка, танцы с кинжалами и шашками под наурку, и в окончании всего, всеобщее застолье и песенная программа. Время еще есть, и разговор с ответственными людьми, могущими решать за свои общины, состоится в промежутке между выступлениями и ужином.

— Игнач, — обратился я к своему товарищу по гвардейским временам, несколько сутулому и худощавому брюнету двадцати пяти лет, — кто среди собравшихся больше всех веса имеет?

— Тут каждый сам по себе, Мечник. Ради общей угрозы могут и объединиться, но единой руки нет. Так после Хаоса сложилось, что каждый сам за себя в ответе, но здесь всем руководит местный атаман Петр Кустов, и мы ему подчиняемся, по крайней мере, пока.

— А если атаманы запретят ко мне идти?

— Не беда, сами уйдем, — усмехнулся Игнач, — главное это семьи свои устроить, а сейчас это не проблема. Ведь так, Мечник?

— Так, — согласился я, — кто со мной двинется, сможет близких в Гвардейском поселить.

— Тогда вообще все хорошо. Мы за это, больше всего переживаем, и пока смута была, да неопределенность, за свою станицу крепко держались, а сейчас спокойствие и по второму правилу казачьего кодекса чести, вне службы мы сами за себя решаем.