Евгения Федорова - Авторское право Страница 34

Теперь багаж и сразу разочарование. Крайнее ко мне тело с прожженной грудью и обожженными выстрелом руками совсем не похоже на человеческое. Лицо в роговых наростах, глаза красные; вытащил чехол - маркировка не та. На руке оплавленный кусок чего-то серого - выстрел расплавил маяк. А вторая пара? Тому, что выл - перерезали горло, почти отделив мощным ударом мачете голову от тонкой шеи. Сначала он получил заряд в живот, после чего был безжалостно добит врагами. Он более похож на меня, с узким, каким-то приплюснутым черепом и длинными, шестипалыми конечностями. И кровь у него яркая, алая, заливает грудь и откинутый назад подбородок. Маркировка... не та...

Внезапно меня что-то схватило поперек груди и дернуло вверх с такой силой, что я чуть сознание не потерял. Рванулся, схватился за красную лиану, сдавливающую ребра подобно кольцам гигантской змеи, и тащившую меня куда-то на высоту. Ощутил острую, рвущую боль по всему телу. Даже не поняв, что происходит, рубанул мачете наотмашь через плечо, чуть не отхватив заодно себе ухо, и грохнулся вниз. Вскочил, метнулся в сторону - как раз вовремя. Лиана, отрастившая шипы и походившая сейчас на полотно бензопилы, хлестанула по земле и трупу с такой силой, что взрыла дерн, а трупу оторвала руку.

Подхватив магазины, лежавшие в сторонке, я, шатаясь и спотыкаясь, кинулся прочь и остановил свое паническое бегство только в своей развилке, где первым делом раздавил трех фиолетовых пауков, ползавших по лицо Тверского. Толи сожрать его хотели, толи замумифицировать на потом.

Настоящая боль пришла только сейчас. Меня трясло, ладонь была содрана до мяса, свое мачете я оставил там, у трупов - когда хватал магазины к автомату, выпустил рукоять.

Первым делом я обработал ладонь антисептиком и перевязал, потом стал оценивать остальные убытки. Комбинезон на груди уцелел, а по спине словно нагайкой съездили. Шипя сквозь зубы ругательства, я снял его и обнаружил неприятного вида разрывы, которые с грехом пополам залатал, соединив края медицинским клеем из аптечки. А вот с ранами где-то между лопаток и ниже к пояснице было хуже. Одетая под комбинезон футболка вся пропиталась кровью, но я не мог обработать раны - не та грация. Если там серьезные повреждения, я вскоре попросту усну от кровопотери; если же раны поверхностные, кровотечение остановится само собой.

Я снял окровавленную футболку, свернул несколько салфеток и, изогнувшись, прижал их к спине там, где гнездились самые жгучие источники боли. Непередаваемое ощущение, если честно, заводить руку за спину, когда она изорвана трехсантиметровыми колючками. Салфетки плотно прилипли к коже (ох уж мне эти новомодные технологии, удобно конечно, но лучше бы регенераторы-дупликаторы переработали, чтобы можно было мгновенно заживлять травмы), после чего, не переставая нецензурно шептать себе под нос всякую успокаивающую чушь, натянул комбинезон обратно. Распихал добытые магазины, проверил автомат, и, напившись, замер в ожидании очередных неприятностей.

К ночи боль усилилась, руку саднило, словно я засунул ее в огонь. Со спиной тоже самое.

Я то и дело потряхивал Тверского в надежде, что он прочухается, но Яр в себя так и не приходил. Состояние у него было коматозное, по-другому не назовешь.

Нужно было хоть немного поспать, но острый пульс боли не давал мне отключиться. В голове роились какие-то странные мысли, то о доме, о том, что я в подвале оставил целую упаковку молока и оно, наверное, испортится; то о корабле, где я забыл отдать какие-то указания. Потом, словно последний издевательский аккорд, прямо подо мной зашуршало, захрустело перед моим лицом возникло нечто, отдаленно напоминающее большую змеиную голову. Рептилия имела две короткие, похожие на плавники, лапы с присосками, а толщиной была с талию десятилетней девочки. От такого прихода я даже заорать толком не смог, в горле так пересохло, что я издал лишь сиплый булькающий звук, ощутив, как стали вялыми руки, а волосы на голове зашевелились. Волна липкого, жаркого страха прокатилась по телу от того, с каким внимание огромная голова уставилась на меня пустыми, белыми глазами. Привычным усилием преодолев оцепенение, я подался вперед и рубанул по уродливой морде прикладом автомата, потом нашарил мачете Тверского и принялся ее кромсать с особым остервенением. Уже после первого удара рептилия обмякла и вскоре с тяжелым треском сверзилась вниз. Она не сопротивлялась и я, отдышавшись, внезапно подумал, что, наверное, эта тварь и не хотела меня съесть. Просто приползла на развилку в привычное для себя место, а тут мы с Тверским. Пока она соображала, что же делать, я проявил чудеса негостеприимства и прикончил зверюгу. Может, она и вовсе травоядная, кто знает, но проверять от чего-то у меня желания не возникло.

Планета Мэй. День третий.

Ночью я вновь не сомкнул глаз и к утру уже перешагнул предел. Зверюга с раскроенной башкой лежала внизу, и разгоревшийся рассвет дал мне шанс полюбоваться ее сюрреалиалистическим размером и тем, что она натворила. А наделала она дел, обломав своей тушей все ветки. Теперь, чтобы спуститься, нужно было бы спрыгнуть с трехметровой высоты, а чтобы залезть - ну, там остались конечно едва выступающие сучки, но я не питал иллюзий - мое тело перестало мне подчиняться. Полученные раны отекли, рука в кулак не сжималась, а спина стала каменной. Слезились глаза, поднялась температура. Скорее всего, меня сейчас мог спасти любой антибиотик широкого спектра действия, так как симптомы более всего походили на заражение крови, но кроме обычного наружного антисептика в аптечке ничего не осталась, а оба спасительных укола я сделал Яру. И, тем не менее, полковник так и не очнулся. Скорее всего, Тверской должен был неминуемо умереть, раз уж двойная доза "эликсира" едва поддерживала в нем жизнь.

Лихорадка усиливалась, и с нею обострялись мои чувства. Тонкий слух терзал сознание миллиардами звуков, как тогда, в первый час на Мэй, когда я толком не понимал, что происходит. Звуки эти, подобно громогласной арии, исполняемый сотнями неумелых музыкантов, врывались в мои мысли, и я мечтал о Бахе с его плавным приглушенным перекатом фортепианных нот и нежными вкраплениями деликатной скрипки. Крики, хруст, сопение, чавканье, щелканье, хлопанье, треск, выстрелы, всхлипы, хрипы и крики сводили меня с ума. Влажная жара спирала горло, хотя здесь, у края оврага, надо которым нависало дерево, то и дело проскальзывал легкий свежий ветерок, который мои легкие ловили с отчаянным всхлипом.

Несколько раз меня рвало. Я не мог есть, только пить, и от опустошающего одиночества, бездействия и усталости впадал в состояние прострации, теряясь во времени.

Уверенный, что не усну, я на минуту прикрыл глаза и провалился в пустоту...

Я снова сидел в рубке Эвереста, но в моем сне она была пуста. Только я и плывущие вокруг плазменные шаровые молнии. В их треске я слышал шепот, но не понимал слов. Сгустки плавали, прикасаясь к приборам корабля своими разрядами, словно в раздумьях ощупывали их и иногда вспыхивали, раскаляя выбранные по какому-то определенному принципу, микросхемы. От панелей то и дело взвивались в потолку черные струйки дыма, ровные, твердеющие на глазах, образовывающие подпорки для проминающегося, складывающегося вглубь корабля потолка. Я с ужасом метался между молниями, уворачивался, но внезапно одна из них, изменив траекторию, ударила меня в лицо.

С приглушенным криком я вскочил, заслоняясь от страшного сна, и в следующее мгновение меня пронзило настоящим, не приснившимся ударом тока. Ноги подломились, когда заряд прошел через мое тело, но сознание не ушло. Я с отвратительной вялостью подумал, что все повторяется.

Я испытывал боль, но другую, не такую, как от ушиба или ранения. Она растеклась по всему телу, прошлась по каждой мышце, словно изучая мою анатомию.

Зрение прояснилось, и я поднял ладони к лицу. На пальцах слабо дрожали легкие электрические разряды. Жуткое и завораживающее зрелище. Маленькие молнии замыкались от пальца к пальцу, но, вместо того, чтобы обугливаться и темнеть, кожа моя оставалась все такой же. Я слышал когда-то давно, что при определенном параметре сухости кожи человек может быть не подвержен глубокому поражению электрическим током, но как все это сочеталась с жуткой жарой и влажностью воздуха, от которой тело сильно потело, мой измученный разум понять не мог. Вообще, о чем я думаю? Что произошло?

Приподнявшись и, наконец, оторвавшись от созерцания собственных рук, я увидел торчащий из-за крайней ветки... белый пушистый загривок. Я встал на нетвердых ногах, опершись о ствол и тут же отдернул руку, потому что ощутил, как стекает электрический разряд на кору. Неприятное ощущение, словно за кожу щиплются блохи. Какое странное сравнение... вроде, не припомню, чтобы меня кусали блохи.