Настоящая фантастика – 2011 - Александр Николаевич Громов Страница 34

Вот и не угадал. Частный звонок.

Я слез с койки и поплелся к консоли. Голосовое управление, зараза, позавчера отказало, а на починку денег нет. Да и вообще стены рубки, она же жилая каюта, выглядят помятыми, кое-где пласталь осыпалась. В рецуркуляционной системе навечно поселился мерзкий запах паленой резины, а в писке бортового координатора слышатся истеричные нотки.

Стар мой верный кораблик. Ох, давно пора ремонт сделать!

Экран осветился, и на нем возникла жуткая рожа в тюрбане и бороде. М-да, так любят украшать себя типы с окраинных планет, куда в свое время докатилась волна колонизации с Махди-Пять. И чего ему надо? Хочет продать мне тонну гашиша или пригласить на семейный праздник?

– Орфея ли почтенного имею честь я лицезреть? – спросила рожа.

– Ага, – ответил я без энтузиазма.

Ну да, зовут меня так. Мама с папой прозвали, пусть им на том свете икнется.

– О, тогда к почтенному Орфею у меня есть ничтожнейшая просьба, да благословит ее Всевышний и приветствует… – заявила рожа, сверкая глазами, и я приготовился слушать.

Где просьба, там и работа. А где работа – там и деньги.

Вскоре стало ясно, что на связь со мной вышел помешанный на конях торговец, облапошивший каких-то бедолаг в Гончих Псах и по моде собственной планеты возжелавший заполучить по этому поводу хвалебную песню!

Я для виду поломался, поторговался, а потом согласился.

Куда деваться? Жрать-то надо. И топливо покупать, и струны для лиры, и корабль ремонтировать.

Торговец в тюрбане и бороде сгинул с экрана, а я приступил к производственному процессу. Это только дураки думают, что стихи сочиняются так – трах, бах, муза прилетела, хвостиком махнула, и все готово. Нет, тут все куда хитрее. Да и тяжелее, это уж точно.

Пыхтел я час, пыхтел второй, истерзал клавиатуру, а результатом стала песня, начинавшаяся с жуткой фразы «Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов…».

За такую я бы себя сам высек.

Прочие строки выходили не лучше. Казались тухлыми, словно дождевой червь, пролежавший на солнцепеке не один час. От одного взгляда на этот творческий выкидыш начинало тошнить…

И зачем только я взялся за это дело?

Да пропади в недрах сверхновой тот хитрозадый любитель лошадей!

Все время, пока я насиловал собственный мозг, голова невыносимо болела, словно в ней поселился змей-камнеед с Антареса-Девять и грыз неподатливую костную корку, с наслаждением вонзая в нее тупые зубы…

Сейчас бы полежать. Дать башке отдых.

Консоль оповещения взвизгнула, давая понять, что мы производим контрольный выход в открытый космос.

Корабль тряхнуло, и взгляд мой невольно упал на иллюминатор.

За ним серебрятся содранной с рыбьего брюха чешуей звезды. Меж ними лужами разбавленного молока вращаются туманности. Пульсары пульсарят, сверхновые взрываются. Космос. Дом родной для бродяги.

Вот и мотайся по нему туда-сюда, с фестиваля на конвент, с праздника на юбилей, «рожай» всякую хрень вроде этой поэмы. И платят за нее не так много, и о покое приходится только мечтать…

Ох, тяжела ты, аэдская доля!

* * *

Из Большой Метагалактической Энциклопедии:

Аэды: профессиональные сочинители и исполнители песен, образуют неформальную корпорацию. Распространены по всей Галактике. Отличительным знаком их звездолетов является нарисованная на опознавательном поле фига – символ независимости и наплевательского (пофигистического) взгляда на жизнь. А. считаются неприкосновенными, и даже пираты стараются их не трогать.

* * *

Песня сочинена и отправлена. Получатель, судя по лошадиному оскалу на смуглом лице, остался доволен. Связь, слава Хранителям Галактики, не подвела. Но голова меньше болеть не стала. Змей-камнеед обзавелся потомством, и уже вся дружная семейка глумится над моим черепом…

Был бы я талантлив, сочинил бы песню о гнедом звездолете и подкованных соплах за час. Но я – обычен, скучен, словно маленькая белесая звезда без планет. Потратил целый день.

С ужасающим кряхтением я вытащил тело из кресла и направился в санитарный блок. Пол приятно холодил ноги, сквозь него чувствовалось гудение корабельных двигателей. Верно служат, старички, несут меня через подпространство на самый край Галактики, на Хирею…

Туда, где каждый новый монарх-правитель при восшествии на престол проводит фестиваль аэдов, большой, знаменитый, громкий во всех смыслах этого слова, яркий и грандиозный.

И с призом.

Тот, кто исполнит лучшую песню, получит денег столько, что на пару новых звездолетов хватит. Да еще прославится на всю Галактику. В общем, счастье – по полной программе.

Того, кто на предыдущем фестивале победил, так и прозвали – Радаст-Счастливчик.

А я чем хуже? Орфей-Счастливчик! Звучит ведь? Звучит!

В санитарном блоке из зеркала на меня глянула невзрачная физиономия, похожая на недопеченный блин, местами поросший белесой щетиной. Сверху этого безобразия колтуном торчали русые волосы, а из середины подгнившими маслинами блестели глаза…

Тьфу! Прозвание Орфей-Урод куда больше соответствует истине.

Пришлось утешаться. Самостоятельно.

Я буркнул:

Славься в веках ты, аэд преотвратный!

Лучший из всех, что по звездам шныряет!

Возглашенное славословие самочувствия не улучшило, а вот лицо в зеркале стало меняться. Обзавелось носом-репкой, рыжей бородой, а само как-то вытянулось и побледнело. Глаза стали зелеными, как изумруды.

– Выходи, Ерофеич, – сказал я сердито. – Тоже мне, нуль-шишига нашелся…

– А скорость света-то падает! – выдал Ерофеич обычную присказку, выбираясь из стены космолета.

Маленький бородатый старичок, одет в рванье. Встретишь такого на любой планете – примешь за бомжа. Вонять он должен – как помойка. А ведь нет. Ничем не пахнет.

– Ладно тебе, – сурово ответил я, скрывая радость. – Пойдем лучше песню сочинять… Для фестиваля.

Я развернулся, зная, что нуль-шишига последует за мной. Очень уж любопытен. И песни любит. За ними в гости и приходит.

Впервые он появился у меня на корабле много лет назад, и поначалу я решил, что сошел с ума. Но потом привык, и мы стали друзьями. Пусть твердят яйцеголовые умники, никогда не нюхавшие дальнего космоса, что нуль-шишиг не бывает.

Не буду я их разубеждать.

Ерофеич – так называю его я. Настоящего имени старого пройдохи человеку не произнести, а кто выговорит – язык вывихнет.

А сам он приходит когда хочет и уходит – в любой момент. Вакуум и расстояния для него не помеха. А по возрасту он, как я понял, немножечко моложе нашей Галактики.

Завидуйте, какой у меня приятель!

– Что за песня-то? – поинтересовался нуль-шишига, усаживаясь прямо на пол.

Человеческие условности ему – до фени. Захочет – на потолок сядет.

– Хвалебная, для правителя нового, что вот-вот займет