Штабс-ротмистр - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 34

Тот хмуро кивнул, не настроенный к долгой беседе.

— Вам известно, что список деяний, считающихся изменническими, там изрядно велик, — продолжил граф. — Но я обращаю ваше внимание на приписку: «и иные злоумышенные действия, влекущие урон Князю-Государю, Святому Православному Престолу и Российской Империи». Мы же с вами прекрасно понимаем последствия, если бы Америка вдруг освоила всё, что содержит ваша кожаная папка, а Европа прошляпила. Имперская власть пошатнётся. Так что… Давайте останемся при своих, мистер Морган. Иначе некто в Главной Канцелярии Его Императорского Величества может иначе оценить ваше участие.

— Угрожаете?

— Напротив. Даю слово офицера и дворянина, что в меру своих сил воспрепятствую неугодному вам развитию событий. И спасибо за Монтеррей.

— Я же ничего не сказал про Монтеррей… — от нахлынувшей было бравады Моргана не осталось и следа. Он явно опасался тамошнего наркобарона, точнее — наркобоярина, куда сильнее, нежели К. Г. Б. и латиносских залётных бандитов вместе взятых.

— Не сказал, — подтвердил Тышкевич. — Зато настолько выразительно промолчал, что слова излишни. И так, едем. Задержанного — в «Форд». Джон, вы хорошо водите авто, как я знаю. Не окажете любезность отвезти меня на станцию дирижаблей?

— Мой «Континенталь» в отъезде, — попробовал сопротивляться тот.

— Огорчу вас, он слегка неисправен. Водитель ударил его в лошадь и повредил радиатор, ничего страшного. Но вы можете взять машину, что стоит возле дома. Поболтаем напоследок.

В автомобиле, столь же скромном как и «Форд», где ехали остальные участники группы вместе с пленником, Морган неожиданно разговорился. Наверно, поверил, что неприятность близится к концу.

— Каково ваше звание в К. Г. Б.?

— Штабс-ротмистр, Джон.

— Имени не спрашиваю. Но вы понимаете, господин штабс-ротмистр, что увозите пустышку? Основные знания поляка, его фамилию сам дьявол не выговорит, что были извлечены из его памяти, находятся в той папке. Шотландец даже не уведомлён, что этот пан Гжегож и второй шотландец, приват-доцент из Абердина, отправлены в Монтеррей. Мы избегали лишнего распространения сведений. Оказалось — тщетно.

— Почему же? Вас совсем не легко было вычислить.

— Каким именно образом? — Морган даже от дороги отвлёкся.

— Благодаря вашему поверенному Моро. Зря прислали его в Ново-Йорк. Сам факт приезда такого субъекта из Питтсбурга насторожил.

— И он проболтался… Ну я ему!

Тышкевич ухмыльнулся. Пусть кто-то назовёт эту месть мелкой или мелочной, но не надо купаться в пошлых грёзах в отношении барышни из русской великокняжеской семьи.

— Не проболтался, — сжалился он над «малышом Сэмми». — Всего лишь не слышал про некоторые магические методики, позволяющие узнать несказанное. Ошибкой было подослать кого-либо к нам.

— Наверно…

Промышленник уверенно управлялся рулём, педалями и коробкой передач. Виктор Сергеевич отметил, что при большой нужде и сам справится с бензиновым авто.

— Джон! Мы подъезжаем, и скажу последнее. Буду весьма разочарован, если, вернувшись со станции дирижаблей, вы кинетесь рассказывать отцу или партнёрам из Монтеррея, что дворцом на реке Санта-Катарина скоро заинтересуется охранка. Их не спасёт, вас… подставит. А мы точно узнаем, что боярин Монморанси получил предупреждение.

— Обещаю не делать глупостей, — просипел сквозь зубы Морган, останавливая автомобиль. Обязательство далось ему нелегко.

— Правильно! И в компенсацию за немного испорченный «Континенталь» оставляю «Форд». Прошу лишь дождаться нашего отлёта, сидя в этой машине.

Сэвидж достал чемоданы из объёмистого багажника «Форда», команда не собиралась возвращаться в гостиницу.

Удача продолжала улыбаться им. Чек крупного банка, с лихвой перекрывающий любые убытки из-за срыва регулярного рейса, позволил нанять двадцатиместный воздушный корабль, уже через час взявший курс на Ново-Йорк.

Почему сразу не на Монтеррей? Или хотя бы в Мехико?

Везение — штука изнашивающаяся. Как говаривал дядюшка-князь, коль часто на него уповать, в лихую годину перетрётся и лопнет.

Племянник решил подготовиться лучше. Там паче не верил, что Морган-младший утаит визит его группы, уж больно много наследили. Не рискнёт не отчитаться перед батюшкой.

Стало быть, в Санта-Катарину полетит или депеша через связистов, или телеграфическое сообщение: ждите гостей. Никакой, даже самый быстрый воздухоплавательный аппарат не обгонит магию и электричество. Внезапности не будет. Так что лучше обождать чуток и выступить во всеоружии.

Глава 13

Противник контратаковал внезапно, когда на борту дирижабля бодрствовала только команда.

Поскольку полтыщи вёрст к востоку, отделявшие Питтсбург от Ново-Йорка, предстояло преодолеть лишь ближе к утру, пассажиры дремали.

Сэвидж по старой полицейской привычке пристегнул руку О’Коннора к своему запястью и составлял ему компанию в походах к хвосту, где располагались отхожее место и курительная комната.

Монах или дремал, или медитировал.

Пока летели, Тышкевич первые пару часов не дал отдыха ни себе, ни связистке. Велел Львовой передать в Третье Отделение и князю Горчакову отчёт о первом этапе дознания. Перед этим пролистал папку Моргана-младшего, испытав изумление — как далеко продвинулись в параллельном мире люди, не знавшие магию. Однозначно хуже у них осталось только врачевание, зато ординарная медицина достаётся в развитых странах всем. Во Всемирной Российской Империи несколько иначе. Целители для богатых и для государевых служащих способны на чудеса, включая восстановление оторванных конечностей и продление жизни в два-три раза по сравнению с доступным для ординаров. Но коль ты не на казённой службе, а также не накопил достаточно рублей для оплаты Одарённому эскулапу, пиши пропало. Уездный лекарь выпишет пилюльки, притирания. Губернский вырежет аппендицит. Остальное в руце Божьей…

Княжна, сидевшая напротив Тышкевича через проход, пребывала в трансе около полутора часов, объём передаваемого был изрядно велик. Некоторые страницы из папки он велел ей запомнить и отправить полностью.

Вынырнув из глубин тонкого мира, Львова посмотрела на штабс-ротмистра несколько затуманенным взором.

— Моя роль сыграна в этой истории, господин штабс-ротмистр?

Поскольку сыщик, монах и арестант запросто могли не спать, а просто сидеть неподвижно и молча, она обращалась официально. Соответственно, имя «Анастасия» не звучало вслух.

Как и не прозвучал, но был совершенно понятен подтекст: мы расстаёмся? Наверно, навсегда?

— Боюсь, что да, сударыня. Нет оснований не верить Искрову. Если крепость в Санта-Монике действительно столь охраняема, не вижу смысла пытаться действовать партизанской командой. Иначе летели бы на юг. А коль выделят казачью сотню или две, там точно будут связисты, приученные к бою. Вас же не хочу подвергать опасности. Даже этот вояж не обошёлся без эксцессов, вспомните Хвостицына.

— То есть я останусь с вице-губернатором. Что же… Надеюсь, светская жизнь с приёмами и балами в Ново-Йорке не будет столь скучна как в Торжке и Москве.

Граф медлил. Настала самая подходящая минута, чтобы вымолвить… ну хотя бы полупризнание, выходящее за рамки служебных отношений. Или дружеских, часто возникающих во время службы.

Даже чистая вежливость предписывала произнести комплимент: мне будет не хватать вас, княжна, ибо мало кто так поддерживал меня в столь трудном и щекотливом деле.

Но выразить симпатию в обтекаемой фразе было немыслимо, потому что искреннюю теплоту не хотелось прятать за казённой благодарностью. Поэтому, так и не придумав подходящих слов, он сложил документы в папку и теперь только теребил завязки.

Его смущение она поняла верно.

— Вижу, вы хотите и не решаетесь сказать, что предпочли бы ещё раз встретить меня, а вас сдерживают непреодолимые сословные границы между великокняжеской дочкой и простым графом из белорусских уездов.

— Как вы правы…

— Если будете столь же нерешительны при штурме Санта-Катарины, не завидую вам. Виктор Сергеевич! Выше нос. Ваше назначение к Горчакову не обязательно закончится с завершением дела о польском пришельце. Я обещаю ждать в Ново-Йорке, и обязательно станцуем круг вальса без риска подставить вас под вызов на дуэль от моих русских поклонников, вдохновлённых происками матушки.

Он перегнулся через проход и прильнул губами к её пальцам. На большее, естественно, не решился.

Львова улыбнулась. Убрав руку, отвернулась и смотрела в окно.

Воздушный пузырь, наполненный гелием, плыл довольно-таки низко — не выше полуверсты над землёй. В иллюминаторе проплывали многочисленные жёлтые огоньки уличных масляных фонарей. Чем ближе к побережью, тем плотнее жили в Америке, городки встречались часто. А также железнодорожные пути и станции. Паровозики, освещавшие себе путь парой сравнительно ярких фонарей, тащили освещенные вагоны и из вышины казались игрушечными. Если папка получит ход, скоро паровики исчезнут, уступив место электрической