Василий Головачев - Ко времени моих слёз Страница 34

– Почему ты не сказал мне, что охотишься за моим отцом?!

Он выдохнул:

– Я не охочусь…

– Нет, охотишься! Думаешь, я поверю, что ты встретил меня тогда зимой случайно?! Может, все было подстроено, и я нужна тебе только для того, чтобы…

– Стоп! – он поймал руки Марины, сжал, привлек ее к себе. – Ни слова больше! Я собирался сам рассказать тебе всю правду, но так получилось. Давай присядем, и ты все узнаешь, только прошу не перебивать.

– Здесь сыро.

– Пойдем в кафе рядом.

– У меня всего полчаса до начала урока.

– У меня тоже.

– Рассказывай.

Максим глубоко вздохнул и начал рассказывать свою историю знакомства с Арсением Васильевичем Гольцовым.

По мере того как рассказ продолжался, лицо Марины становилось мягче, она задумалась и к концу признания стала грустной.

– Да, я тоже видела, что папа иногда… странный… Он вообще очень ранимый и мягкий человек и до сих пор любит маму. Но я даже не предполагала, что он… экстрасенс.

– Возможно, не экстрасенс в полном смысле этого слова, но достаточно необычный человек с паранормальными, как теперь говорят, способностями.

– Но он никогда ничего не рассказывал.

– Мне тоже не сказал, когда я беседовал с ним после инцидента в ресторане. Хотя я уверен, что твой отец что-то скрывает.

– Зачем он понадобился вашей службе?

– Моя группа только выявляет экстрасенсов, дальше с ними работают специалисты другого профиля.

– Какого? Что они с ними делают? Экспериментируют? Ставят на них опыты?

Максим улыбнулся:

– Как правило, с сильными экстрасенсами работают научно-исследовательские институты, но никаких опытов, конечно же, не проводят. – Максим отвел глаза, так как не был уверен в своих утверждениях. – Еще я знаю, что многие соглашаются участвовать в военных программах или же работают в качестве прогнозистов. Иногда – целителей.

– Что будет с отцом?

– Я не знаю.

Марина сдвинула брови, и Разин торопливо добавил:

– Но я постараюсь сделать все, чтобы с ним обращались по-человечески. И вообще буду рядом.

Девушка зажмурилась, помотала головой:

– Бедный папа… он часто говорит, что у него внутри постоянно идет дождь, и это правда. А как ему помочь, я не знаю.

– Мне жаль, – пробормотал Максим, вспоминая последний конфликт с Гольцовым в ресторане, когда тот вдруг словно проснулся и начал действовать как вполне грамотный рукопашник.

– Да я тебя не виню, – грустно улыбнулась она. – Ты делаешь свое дело. Только обещай мне…

– Я же сказал…

– Обещай мне не обижать отца и держать меня в курсе.

– Хорошо.

– Мне пора на урок. – Марина быстро пошла прочь, но вдруг вернулась – он так и остался стоять, опустив голову, – поцеловала его в подбородок и снова заторопилась к дверям гимназии. Убежала.

– Ну и влипли мы с тобой, майор, – проговорил Максим меланхолически, совершенно не представляя, что теперь будет.

В четыре с минутами группа погрузилась в разинскую «Хендэ» и направилась в сторону Выхина. Через час, несмотря на пробки, выехали на Каширское шоссе. Еще через час миновали пост ГАИ на въезде в Жуковский и выгрузились во дворе дома Гольцова, знакомом до мельчайших деталей.

Ни серой «клюквы» с трупами пассажиров, ни белой «Калины» здесь, естественно, не обнаружилось. А у Максима появилось ощущение, что приехали они напрасно. Дом казался пусты м. Его окна равнодушно смотрели на двор и на улицу, совершенно не интересуясь, что происходит в мире.

– Подождем? – спросил Кузьмич. – Еще семи нет, клиент с работы обычно позже приходит.

Максим подумал:

– Поехали к институту. Чует мое сердце, нет его в городе.

– Ты случайно не в ясновидцы записался, командир? – хмыкнул Писатель.

Вместо ответа Максим развернул машину и поехал к месту работы Гольцова.

Рабочий день закончился, из института начали выходить сотрудники, но Арсения Васильевича среди них не было.

– Зайди-ка, узнай, здесь он или нет, – приказал Максим Райхману.

Капитан ушел и через десять минут вернулся озабоченный:

– Нет его, в отпуске.

Чекисты переглянулись.

Максим кивнул сам себе, словно и не ожидал услышать ничего другого:

– Поехали к нему домой.

Вернулись на знакомый двор, поднялись на третий этаж, позвонили. Никто не подошел к двери и не спросил: кто там?

– Ситуация! – поскреб в макушке Кузьмич. – И где мы будем его искать? Он же мог запросто уехать куда угодно, в том числе на юг, отдыхать.

– Гольцов, по слухам, не любитель морского отдыха, – возразил Штирлиц. – Он мог поехать к дочери.

– В Москве его нет, – покачал головой Максим.

– Тогда к сыну или же к родственникам в деревню, на родину. Он родился и вырос в Родомле, в шестидесяти километрах от Мурома. Мне кажется, искать его надо там.

– У нас есть телефоны его сотрудников, – напомнил Писатель. – Давайте позвоним и узнаем.

– Не легче ли зайти к соседям? К нему постоянно ходит сосед, этот вечно недовольный дятел, бывший полковник.

– Что ты ему скажешь?

– Представлюсь личным врачом.

– Шутник, – одарил Максим Кузьмича скептическим взглядом. – У тебя на фейсе написано, какой ты врач. Я сам пойду, ждите в машине.

Открыл ему седоголовый, с залысинами, крепкий пожилой человек. Это и был сосед Гольцова, полковник в отставке Держанский. Взгляд его был настолько подозрителен и профессионально изучающ, что Максим отказался от предложения Кузьмича. Достал удостоверение офицера ФСБ.

– Добрый день. Майор Разин. Разрешите задать вопрос?

– Разрешите посмотреть?

Максим протянул красную книжечку.

Держанский повертел ее в пальцах, вернул:

– Чем обязан?

– В принципе, мы имеем интерес не к вам лично, а к вашему соседу. Естественно, этот разговор между нами.

– Служба интересуется Арсением? Что он натворил?

– Он-то как раз чист и непорочен, – улыбнулся Максим, – как слеза Аллаха. Но им интересуются нехорошие люди, которых нам хотелось бы… э-э, послушать.

– Понимаю. Никогда бы не подумал, что Арсением заинтересовался криминал. Человек он тихий, скромный, библиофил, много читает. Хотя в последнее время он какой-то странный, задумчивый… Так что от меня надо, майор?

– Не подскажете, где его можно отыскать? На работе нас заверили, что он в отпуске.

Полковник поскреб щетину на подбородке:

– Арсений вроде бы собирался к сыну в Муром, помочь ему хотел с ремонтом квартиры. А поехал ли – не ведаю.

– Дома его нет.

– Значит, уехал. Мог и к дочери заскочить, в столице она живет, в гимназии работает.

Максим хотел признаться, что знает об этом, но передумал:

– Спасибо, Феликс Константинович.

Брови полковника прыгнули на лоб.

– Вы и меня знаете?

– Служба такая. Не подскажете адрес сына Гольцова в Муроме?

– По-моему, он живет где-то на Московской улице, в старинной трехэтажке, Арсений мне говорил. А номер дома не помню. Ну, для вас не проблема добыть нужный адресок, майор.

– Разумеется. Еще раз прошу извинить. До свидания. – Максим коснулся пальцем лба, сбежал по лестнице вниз, провожаемый взглядом полковника в отставке.

– Ну? – встретил его вопросом Кузьмич.

– Баранки гну! – ответил Максим в том же тоне. – В Муром укатил наш клиент, к сыну.

– Едем туда?

– Куда же еще? У нас есть адрес сына Гольцова?

– Должен быть. – Штирлиц раскрыл ноутбук, покопался в папке оперативных сведений. – Вот: Гольцов Кирилл, двадцать пять лет, город Муром, улица Московская, дом шесть, квартира пять, второй этаж.

– Поехали.

– Лучше всего ехать через Владимир.

– Я знаю.

Максим сел за руль своей «революционной» «Хендэ», способной развивать скорость в двести пятьдесят километров в час, и вывел ее со двора гольцовского дома.

До МКАД домчались за полчаса, свернули на Кольцевую, а с нее – на Горьковскую трассу. Несмотря на конец рабочего дня, машин из Москвы выезжало мало, поэтому Максим гнал по-серьезному, не обращая внимания на посты автоинспекции. Один пост их пропустил, возле Орехово-Зуево, инспектор просто не успел махнуть жезлом, на втором их попытались остановить – у въезда во Владимир, но гнаться за машиной не стали. Возможно, посчитали, что так нагло могут ездить только свои. Или откровенные бандиты.

В Муром «Хендэ» въехала в начавшихся сумерках, преодолев в общей сложности четыреста километров за четыре часа.

В летописях Муром – Максим читал об этом – впервые упоминался под восемьсот шестьдесят вторым годом как поселение племени «мурома». Уже в те времена он был крупным центром торговли с волжскими булгарами, купцами из черноморской Тавриды и смуглолицыми гостями с далекого Востока. Археологи часто находили на муромской земле арабские монеты восьмого века и изделия греческих мастеров.

Правили Муромом киевские князья – сын Владимира Святославовича Глеб, черниговские – Олег Святославич, московские – сын Владимира Мономаха Изяслав, и многие другие. Глеба муромцы сначала не пустили в город, узнав, что он собирается обратить их в христианскую веру. Поняв, что их «одолети невозможно», Глеб распорядился построить для себя укрепленное подворье на холме и возвел там небольшую деревянную церковь Спаса. Впоследствии на этом месте возник старейший в Муроме Спасский мужской монастырь. Но и после крещения Руси символ креста практически отсутствовал в философской концепции градостроительства Мурома. Лишь одна узорчатая четырехконечная фигура Троицкого собора отдаленно ассоциируется с крестом, но и она в смысловом контексте с другими изображениями читается иначе – как символ устойчивости мира: четыре стороны света, четыре времени года, четыре периода суток, четыре поры человеческой жизни.