Виктор Ночкин - Слепое пятно Страница 34

Я подумал: «Ну вот, началось…» и начал подниматься — но тут между спорщиками вклинился Галеев. Маленький, невозмутимый, развел короткие ручки, отпихнул петушащихся задохликов и примирительно забубнил, что, мол, коллеги, коллеги, не будем уподобляться… Его поддержал и Головин. Когда все немного успокоились, Галеев предложил пройти в лабораторию и ознакомить коллегу Вандемейера с кое-какими результатами их скромных исследований. Мол, коллега Коновлев не прав в том смысле, что не нужно голословно, а нужно доказательно, что не нужно горячиться, а нужно хладнокровно. И вообще нужно то, не нужно это.

Словом, вместо десерта нас повели в соседний ангар, отведенный под лабораторные отсеки. Там Дитриху предъявили препарированных мутантов, части тел, подвешенные в прозрачных банках с физраствором, и всё такое прочее — всё, чем меня стращали в школьном кабинете биологии, только раз в двадцать больше и отвратительней. Ох уж эти профессора… неужели нельзя было показать нам же самое тошнотворное достояние науки, но до обеда? Зато вся четверка гостеприимных хозяев пришла в восторг от собственных достижений, и местные наперебой принялись демонстрировать Дитриху, чего им удалось добиться. Тот кивал, слушал, иногда задавал короткие вопросы… и поминутно потирал лицо рукой — будто бы лаборатория повергла его в задумчивость. Тогда-то у меня и закрались первые подозрения, но я смолчал.

Гвоздем программы стал труп молодого кровососа в ванне. Грудная клетка и череп были вскрыты, к внутренним органам и участкам мозга тянулись тоненькие проводки, заканчивающиеся иглами и крючками. Над ванной был подвешен сложный агрегат, способный передвигаться по блестящим рельсам в двух направлениях. Снизу он заканчивался несколькими черными трубками, каждая с телескопическим удлинителем. Микроскопы… и ещё что-то. Тут меня осенило.

— Лазеры?

— Да, — охотно подхватил Серчев, который до сих пор больше помалкивал. Должно быть, мы вторглись в его епархию, — точечные воздействия высокой точности. А вы разбираетесь в подобной аппаратуре?

— Очень поверхностно.

Просто я видел похожую установку в офтальмологическом кабинете. Тоже мне большое дело.

Дальше нам стали демонстрировать реакции тела в ванне. Установку с лазером сместили к башке мутанта и, воздействуя на определенные участки коры головного мозга, заставляли бездыханный труп шевелить конечностями, напрягать щупальца и под конец — гвоздь программы — имитировать невидимость, тот самый режим «стелс». Имитация вышла не слишком успешной, тело в ванне начало словно вибрировать, мерцать — местами оно на долю секунды делалось полупрозрачным… Меня не слишком впечатлило, я был готов к подобному, Дитрих нам с Костиком демонстрировал такую штуку с подстреленным кровососом при помощи обычного ножа, просто здесь издевательства над телом были поставлены на научную основу. А Вандемейер охал, ахал, качал головой и снова поминутно утирал лоб.

— Как видите, никаких радиоволн! — торжественно заявил Коновлев.

— И никакого пси-воздействия, — подхватил Дитрих.

— Мы только начали работу по пси-фактору, — пожал плечами Головин. — К сожалению, для опытов необходим живой и, по возможности, невредимый контролёр… но это маловероятно.

Ещё бы — живой контролёр, это слишком опасно. Да и как его захватить? Замкнутый круг: для разработки защиты от контролёра нужны опыты над живым монстром, а для того, чтобы заполучить такого, необходимо иметь защиту. Мы, сталкеры, под настроение частенько терли на эту тему.

Наконец всем надоело. Я под шумок поймал лаборанта и предложил купить «каплю». Мы отошли в сторонку, и я быстро сладил сделку. «Капля» — не редкость, цена на нее давно установилась, и мелкая сошка, состоящая при учёных, этим регулярно подрабатывает, так что парень быстро притащил требуемую сумму, у него все было под рукой. Когда я снова присоединился к учёным, дело уже шло к прощанию.

Дитрих поблагодарил за экскурсию и предложил в качестве ответной любезности собственные результаты, которые, разумеется, будут выглядеть более чем скромно по сравнению с достижениями уважаемых хозяев. Головин сказал, что был бы признателен за информацию, но считает не этичным и нелогичным знакомиться с результатами, когда уважаемый господин Вандемейер только приступил к сбору материала. Дитрих заверил, что если наткнется на что-то любопытное, то непременно поделится.

Потом нас оставили в покое, Головин отправился к военным — требовать вертолёт для отправки делегации в обратный путь, я отбил сообщение Костику. Мы сговорились, что Тарас встретит нас с оружием. Высадят-то нас снова в глуши, далеко от лагеря, все с теми же казенными пукалками.

Костик ответил почти сразу: «Чекатиму». Вернулся Головин, сказал, что машину вот-вот подадут к подъезду. Но прошло полчаса… ожидание затягивалось. Учёные снова завели свои диспуты, мне уже надоело прислушиваться, напоследок никто не хотел ссориться и спорить, профессура благодушно обменивалась какими-то репликами, в которых я уж вовсе ничего не понимал. Я маялся. От нечего делать набил новое сообщение Костику, но отправлять не стал, это я уж просто заранее, чтобы скинуть мейл с готовым текстом, когда будем на подлете.

Наконец вдали загудел вертолёт. Учёные стали церемонно прощаться… они рассыпались в любезностях и заверяли во взаимном уважении. Вежливая публика — когда между собой. С лаборантами и бойцами охраны они, между прочим, разговаривали совсем иначе. И со мной бы иначе говорили, если бы не статус ассистента дорогого гостя, бесценного доктора Вандемейера. Наконец мы распрощались, и двое бойцов вывели нас за ворота. Мы снова прошли по дороге, старательно следуя изгибам и не пытаясь срезать путь. У машины нас поджидал старший лейтенант Сивушов. Офицер сунул мне пакет, упакованный в темный пластик:

— Держи, там карта. Ничего секретного, объект списан вчистую.

Мы погрузились в вертолёт, машина взревела, отрываясь от земли… Я спросил старлея, перекрикивая грохот:

— Почему не глушите звук?

— А зачем?…

Ну да, тоже верно… кого им бояться, от кого скрываться? Наоборот, этот звук — сигнал всем, кто внизу: прячьтесь!

Пилот взял курс на восток, возвращались мы прежним маршрутом, огибая опасные участки. Я отправил Костику сообщение, что мы прибываем, ответа не последовало, да и когда вертолёт стал снижаться у знакомых бетонных плит, мой ПДА не фиксировал ничего, сигнала поблизости не было.

Старлея по внутренней связи вызвал пилот, офицер спросил меня:

— Вас должны встречать? Я кивнул.

— Там поблизости биологический объект. Может, и человек, но ПДА отключен, — потом подключил микрофон и спросил: — Ёжик?…

Выслушал ответ. Я не удержался, стало интересно.

— Что значит «ёжик»?

— Значит, вооружен. Ну, ёжик, он с иголками. А этот не ёжик, нет оружия. Может, мутант?

Я пожал плечами, перекрикивать шум винтов не хотелось. Мы с Вандемейером на всякий случай приготовили пистолеты. Костик не стесняется отключать ПДА, но оружие при нем должно быть.

— Мы покружим поблизости, — сказал старлей. — Если что, пусть док жмёт ПСЧС, примчимся.

ПСЧС — «подача сигнала в чрезвычайной ситуации», это официальное название «тревожного чемоданчика». Мы выгрузились, вертолёт взмыл, шум стал стихать, но не исчез совсем, военные, как и обещал Сивушов, держались рядом.

Я позвал:

— Костик! Костик!

На ПДА всплыл сигнал, и через несколько минут возник наш терминатор. Оружие было при нем.

— Где ты прятался? И зачем КПК отключил?

— Та навищо? Нехай вийськови гадають, що мене немае. Я сховавсь, и на вас чекав.

— А почему они решили, что при вас нет оружия, Костик? — заинтересовался Вандемейер.

— Зброю я поклав поряд, метрах у трьох. Йихня аппаратура фиксуе окремо мене, окремо — зброю, нибыто я «чистый».

— А если бы они приняли тебя за мутанта и шмальнули?

— Та я ж пид бетоном чекав, — пожал плечами Костик, — тут хиба ракетою мене б узялы… Трымай свою зализяку, я вычыстыв. Эх, казав я: не поважаеш ты зброю…

Костик вручил мне «Гадюку», а мой «калаш» — Вандемейеру.

— Йдемо, хлопци, — и зевнул.

Тут и я почувствовал, что спать охота, ведь ночью выспаться не удалось, едва пару часов перекемарил. Покосившись на Вандемейера, я сразу сообразил: нынче никуда не пойдем. Дитрих зевал так, что кажется, вот-вот вывихнет челюсть.

Поскольку Дитрих выглядел сонным и расслабленным, я счел, что момент для расспросов подходящий.

— Ну, как, Вандемейер, — как можно более равнодушным тоном поинтересовался я, — удалось заснять лабораторию?

Дитрих тут же стряхнул апатию и насторожился.

— Что вы имеете в виду?

— А то я не видел, как вы лоб утираете только перед самыми интересными экспонатиками? Небось камеру включили и все снимали, а?