Василий Головачев - Человек боя [И возмездие со мною] Страница 35

Уснул Егор в третьем часу ночи. А утром, в шесть часов, его подняли с постели омоновцы…

Жуковский район

Никогда прежде Крутов не чувствовал себя таким униженным, оскорбленным и бессильным. Ему в голову не могло прийти, что с ним кто-нибудь когда-нибудь будет вести себя как с обыкновенным преступником.

Сон Егора не был крепким, интуиция разбудила его вовремя, еще до того, как в дом ворвались омоновцы, и он скорее всего мог бы уйти, просочиться сквозь цепь оперативников, пришедших брать «опасного рецидивиста». Однако Крутов просто не мог представить себя в роли преследуемого и на стук в дверь отреагировал мирно: в одних плавках, босиком, прошлепал к выходу из сеней, спросил: кто там? – получил ответ: откройте, милиция, – и отодвинул щеколду.

В следующее мгновение удар ногой распахнул дверь, в сени ворвались вооруженные люди в масках и пятнистых комбинезонах (он даже подумал – не вернулись ли давешние преследователи археолога?) и, насев на хозяина с трех сторон, начали выкручивать ему руки. Сопротивляться Крутов стал инстинктивно, мгновенно переходя в состояние боевого стресса. Ему удалось вывести из строя двоих нападавших, повредив одному кисть руки, второму коленную чашечку, но третий ударил его прикладом автомата по затылку, и на какое-то время Егор потерял сознание. Пришел в себя от того, что кто-то два раза ударил его ногой по ребрам, и раздался зычный сытый голос:

– Хватит, волоките его в «воронок».

Крутова схватили за ноги и поволокли лицом вниз по ступенькам крыльца, потом по дорожке от дома к калитке. Связанные за спиной руки не позволяли ему изменить позу, однако ноги действовали, и Егор, чуть подтянувшись, рывком выбросил их вперед, отбрасывая тащивших его людей. Вскочив, он встретил их классическим хаппо кэри[18], но снова получил удар – как показалось – по затылку и позвоночнику одновременно, лишь позже он понял, что это был разряд полицейского электрошокера, – и упал вперед, сломав телом низкий штакетник палисадника.

– Силен, скотина! – буркнул тот, что бил его сзади. – Свяжите ему ноги и врежьте как следует, не церемоньтесь. Птица, видать, крупного полета.

Крутова наградили несколькими умелыми тумаками, от которых он снова потерял сознание, и, как бревно, закинули в стоящий на улице «воронок» – милицейский джип с мигалкой на крыше и зарешеченным задним окном. Очухавшись, он взвыл про себя от боли и унижения, от осознания нелепости и безнадежности ситуации, которую обязан был просчитать и предупредить. Бандиты после разборки с ними на складе ГСМ, видимо, пошли самым простым путем: вычислили, кто участвовал в налете, во всяком случае, его они таки нашли, вызвали милицию и обвинили в убийстве военнослужащего. В этой ситуации Крутов на месте омоновцев, вызванных по тревоге, тоже не поверил бы ни одному его слову. Теперь приходилось только скрежетать зубами от злости на самого себя, выдерживать хамство и зуботычины чувствующих свою правоту омоновцев, терпеливо ждать, пока им не начнет заниматься следователь, и верить, что алиби, которым он обзавелся, сработает.

Дверца кузова, на металлическом полу которого он лежал, открылась. Крутов с трудом повернул голову и увидел Елизавету: ее под руку вел по улице громила в камуфляже. Глаза девушки расширились, когда она заметила лежащего в машине Егора. Вырвавшись из рук конвоира, Елизавета бросилась к «воронку» и упала от толчка в спину. Крутов дернулся, пытаясь сесть, не обращая внимания на боль в избитом теле, скрипнул зубами. Но сесть ему не дали, кто-то наступил ногой ему на голову, придавил к полу.

– Не мечи икру, скотина! – раздался ленивый равнодушный голос. – Еще раз шевельнешься – сниму скальп!

– Позови командира, – выдохнул Егор, поклявшись в душе выдать по справедливости всем, кто его задерживал.

– Обойдешься, – отмахнулся страж и больно наступил каблуком ботинка на ухо пленнику.

Если бы Крутов не прошел огни и воды военных операций, не пережил десятки боевых схваток, он бы, наверное, заплакал от оглушающей обиды и уязвленного самолюбия, но отчаиваться полковник не привык и лишь вывернул голову, чтобы посмотреть на омоновца, чтобы узнать его, когда придет время.

Елизавету посадили в другую машину. Со стуком закрылись дверцы джипа. Знакомый зычный голос скомандовал:

– Разойтись! Всем разойтись по домам! Задержан опасный преступник, киллер, убивший военнослужащего. Поехали. – Это уже своим подчиненным.

Голоса односельчан, среди которых Егор узнал тенорок дядьки Василия, слились в неразличимый гул, отдалились. Крутов провалился в полубредовое состояние и перестал воспринимать действительность. Способность чувствовать вернулась к нему час спустя, когда отряд брянского ОМОНа привез его в Жуковское отделение милиции.

Егора грубо подняли, пинками выгрузили из чрева милицейского автомобиля, поставили на ноги и на виду у всех повели – почти голого, в одних плавках! – через двор к небольшому каменному строению со щелевидными окнами под крышей: это была местная КПЗ. На пороге Крутов остановился, поворачиваясь лицом к конвоирам.

– В чем меня хоть обвиняют?

– Еще спрашивает, паскуда! – замахнулся автоматом безбровый верзила и промазал – Егор уклонился от удара. Он мог бы даже в этом состоянии обезоружить омоновца или «уронить его до нуля» – по терминологии спецназа, то есть серьезно вывести из строя, но драться в предлагаемых условиях не имело смысла, его могли просто пристрелить и лишь потом начать разбираться, виновен он или нет, как это уже случалось.

– Я требую адвоката! – еще раз попытался отстоять свои права и воззвать к справедливости Крутов. – Я ни в чем не виноват.

– Будет тебе адвокат, бандит! – буркнул лейтенант милиции, возникший за спинами омоновцев. – В общак его.

– Дайте хотя бы штаны.

Крутова схватили за руки, втолкнули в домик КПЗ и заперли в одной из общих камер, где уже находилось трое задержанных: коричневолицый мужчина средних лет, похожий на чеченца, и двое совсем молодых людей семнадцати-восемнадцати лет, абсолютно лысых, то есть наголо обритых, щеголявших в кожаных безрукавках со множеством «молний» и заклепок и грязных джинсах. Это были, вероятно, местные скинхэды. Они захихикали, показывая на голого Крутова пальцами. Небритый чеченец молча подвинулся на нарах, и Егор, благодарно кивнув, сел, вдруг почувствовав, как болит избитое, исцарапанное тело, не тело – английский пирог с отбитыми почками, как говаривал по данному поводу Саша Зубко.

– Эй, качок, тебя прямо с бабы сняли? – поинтересовался один из бритоголовых, с синяком на лбу, в то время как второй покатился со смеху.