Вячеслав Бакулин - Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник) Страница 35

– А вы напрягитесь, вспомните, где вы были и что делали до того момента, как очутились здесь?

В памяти всплыла картина боя…

Стигматы, уничтожив охрану блокпоста, ворвались на Таганскую.

Паника, выстрелы, крики женщин и детей.

Кровь, кровь…

Костыль с автоматом в руках стоит на платформе.

Рядом Птах, Диля, Секира, Крот, кто-то еще…

Стигматы берут горстку оставшихся в живых в плотное кольцо.

Патроны закончились. Началась рукопашная…

Вот на него бросается мутант, из ладони у него выскакивает что-то похожее на стилет, способный одним ударом пробить череп.

Затем – темнота…

– Я умер? – потрясенно спросил сталкер, глядя на своих собеседников.

Старичок ничего не ответил, лишь скорбно потупил взгляд.

– И вы… тоже мертвы?

– Увы, – развел руками старичок, – с той лишь разницей, что это произошло гораздо раньше, на станции Воробьёвы горы. Одним, как потом выяснилось, не очень прекрасным ноябрьским утром пятьдесят седьмого года я шел читать студентам лекцию по истории средневековой Европы. Толпа подхватила меня и столкнула с перрона. В общем, глупая и весьма нелепая смерть.

– А вы? – повернул голову Костыль к женщине.

Та вместо ответа надула свои довольно милые пухлые губки и, обратившись к старичку, капризно произнесла:

– Яков Соломонович, почему вы до сих пор не представили меня молодому человеку?

Историк, извиняясь, приложил руку к своей груди, слегка склонил голову, а затем несколько напыщенно произнес:

– Молодой человек, позвольте представить вам самую обворожительную девушку поезда «Народный ополченец»… Нет, что там поезда! Самую обворожительную девушку всего столичного метрополитена, не побоюсь этого слова! Пани Ядвига Ольшанская!

Женщина протянула сталкеру свою ладошку-лодочку. Тот осторожно пожал ее хрупкую и очень холодную ладонь, тоже представился:

– Костыль. Для друзей Константин или просто Костя.

Ядвига положила руку ему на грудь и, глядя снизу вверх, с придыханием спросила:

– Костя, мы ведь друзья?

– Друзья, – кивнул тот, не в силах оторвать взгляда от ее изумрудных глаз.

Стоявший рядом старичок только крякнул.

– Мы столько времени уже едем, а пока не было ни одной остановки, – пробормотал Костыль. – Вам это не кажется странным?

Яков Соломонович поправил на переносице очки и хорошо поставленным лекторским голосом произнес:

– Насколько мне помнится, один километр восемьсот метров – таково среднее расстояние между станциями в столичном метрополитене. В Москве самый короткий перегон находится между станциями Деловой центр и Международная: его длина чуть менее полукилометра. Три с половиной километра – такова протяженность самого длинного перегона московского метро Текстильщики – Волгоградский проспект.

– Яков Соломонович у нас ходячая энциклопедия, – с заговорщицким видом произнесла Ядвига. – Все он знает, на все вопросы у него есть ответы.

Польщенный историк зажмурился от удовольствия и стал похож на старого кота, досыта наевшегося сметаны.

Затем он взял с лавки черный кожаный портфель, покопался в нем и извлек толстую папку, которую протянул Ядвиге. Та принялась ее читать, шумно перелистывая страницы, тяжело вздыхая и время от времени кидая на сталкера укоризненные взгляды.

– Личное дело раба Божьего? – не удержался Костыль.

– Можно и так сказать, – миролюбиво согласился старик.

– И много за мной грехов числится?

– Не без того, – уклончиво ответил Яков Соломонович. – Человек по своей природе грешен и слаб духом, падок на все отвратное. А уж в наших условиях…

– И что теперь меня ждет? Ад и раскаленные сковородки? Стигматы, крысы, рахны? Или приятное общество круглоголовых?

В это время Ядвига, нахмурившись, ткнула пальцем в одну из страниц:

– Яков Соломонович, как это прикажете понимать?

Старик прочитал что-то на листе, растерянно поднял глаза на сталкера, затем снова уткнулся в лист бумаги.

– Голубушка, – залебезил он перед женщиной, – сам не пойму… Да как же так… Ни сном, ни духом… Досадное недоразумение…

Ядвига захлопнула папку, недобро посмотрела на старика:

– Мальчики, я на время вас покину.

С этими словами она развернулась и пошла в сторону соседнего вагона.

Яков Соломонович проводил ее взглядом и сказал:

– Самая красивая девушка поезда «Народный ополченец». Хотя лично мне больше нравится поезд «Акварель». Он ходит по синей Арбатско-Покровской ветке и знаменит тем, что в вагонах висят картины…

– Кто она? – перебил сталкер историка.

Тот, опершись на трость, вздохнул:

– На поезде Ядвига появилась раньше меня. Жила в начале прошлого века. У нее польские корни. Любит поэзию. Знает языки. Помнится, рассказывала мне, что в девятьсот седьмом году тиражом в триста экземпляров вышел в свет ее поэтический сборник «Серебристый ландыш». Насколько я понял, ее мужем был то ли граф, то ли князь. Словом, голубая кровь. Случилась у них какая-то темная история с ревностью, выяснением отношений. Закончилось все тем, что муж в состоянии аффекта ее застрелил. Четыре пули прямо в сердце. Вот так…

– Да ладно! – воскликнул Костыль. – В начале прошлого века метро в Москве еще не было!

– Ну и что, – склонил набок свою седенькую головку Яков Соломонович. – Например, Сокол и Преображенская площадь были построены на месте кладбищ или рядом с ними. Потревожили при строительстве души покойников, вот некоторые из них и подались в метро. Здесь такие экземпляры можно повстречать, доложу я вам!

В это время поезд замедлил ход и остановился на какой-то станции. Двери распахнулись. Женщина в черном платке шагнула на перрон. На станции словно кто-то невидимый разом задул все факелы, закрепленные на колоннах. Наступила непроглядная темень, раздался чей-то пронзительный душераздирающий крик, от которого у сталкера все похолодело внутри. Двери закрылись, и «Народный ополченец» двинулся дальше.

– Что это было? – спросил Костыль у старика.

– Пришло ее время, – ответил Яков Соломонович. – Мы ведь здесь не вечно, это просто перевалочный пункт. Только одних сразу забирают, а другие, как я, чуть ли не по сто лет катаются. Бывает, что и с одного поезда на другой пересаживают. Здесь все так сложно, так забюрократизировано. Просто сил нет. Художник или музыкант? На «Акварель», батенька, на «Акварель»! Писатель? На «Читающую Москву» извольте. Воин? К нам, на «Народный ополченец»!

– А вы разве воин, Яков Соломонович?

– Молодой человек, – приосанился старик, – в ваши годы я в гражданскую войну шашкой славно помахал, а осенью сорок первого под Москвой в ополчении повоевать успел.

Яков Соломонович засунул руку в жилетный карман, выудил оттуда серебряные часы-луковицу на цепочке, открыл крышку и покачал головой:

– Простите, Константин, но я вынужден вас покинуть. В соседнем вагоне меня ждет один мой давний знакомый. У нас с ним в это время партия в шахматы.

Церемонно откланявшись, историк удалился.

Костыль окинул вагон взглядом, нашел свободное место и сел. Закрыл глаза и задремал под мерный ход поезда.

– Костя, проснись, – кто-то затряс его за плечо.

Сталкер открыл глаза. Перед ним стояла Ядвига.

– Привет, любительница поэзии, – улыбнулся ей Костыль.

– Профессор тебе и про это успел рассказать?

– Успел, – кивнул сталкер. – Надеюсь, ты его за это не высадишь раньше времени?

– Не волнуйся, не высажу, – покачала Ядвига головой. – По правде сказать, он здесь самый адекватный пассажир. Мне без него будет скучно и одиноко. Впрочем, как и без тебя.

– А я тут при чем?

– Ты даже не представляешь, сколько инстанций приходится пройти, чтобы заполучить нового пассажира на поезд. А теперь вдруг выясняется, что твое время еще не пришло, и тебя возвращают в мир живых. Произошла какая-то нелепая ошибка. Я пришла проститься.

С этими словами Ядвига поставила рядом со сталкером рюкзак и протянула ему новенький «АК-103».

– Что это? – спросил Костыль.

– В рюкзаке патроны, гранаты, нож, фонарь, еще кое-что по мелочи собрала. Тебе это пригодится. Не могу же я тебя отпустить с пустыми руками, ведь ты не на прогулку отправляешься. Да, на самом дне рюкзака найдешь мой сборник. «Серебристый ландыш». Читай, вспоминай меня иногда.

Поезд стал замедлять ход.

– Твоя станция, – произнесла дрогнувшим голосом Ядвига. – Тебе на выход.

Мужчина встал, закинул за спину рюкзак, взял в руки «калаш».

– Спасибо тебе, – сказал он, пожав руку зеленоглазой поэтессе. – Спасибо за все. Передавай привет профессору.

– Обязательно передам. Удачи тебе, Костя. И… я буду ждать тебя.

Сталкер кивнул на прощанье, снял с предохранителя автомат, передернул затвор и шагнул на залитый кровью гранит станции.

– Вот это сказочка, – засмеялся Ячмень. – Костыль, тебе можно хоть сейчас прямым ходом в Полис отправляться. Там яйцеголовые за такую байку не меньше десяти рожков тебе отстегнут.