Михаил Ахманов - Я – инопланетянин Страница 36

Собственно, меня повезли. Роскошный глайдер, шофер с непроницаемой физиономией, шоссе на Тверь, кордон и поворот к востоку; дальше — живописные горки, холмы, распадки и озеро с островком, еще за четырьмя кордонами. Судя по придорожным указателям, здесь размещался Институт сельскохозяйственной генетики. В самом деле, тут и там маячили производственные корпуса, а по холмам и долинам бродили мясо-молочные монстры, то рогатые, то клыкастые, то без рогов и клыков, но в бурой или черной шерсти, что падала с могучих спин до попирающих траву копыт. Продукт генетической инженерии, теснивший после массовых эпидемий породы привычные, традиционные… Этих чудищ, не различая на вид, звали в России крокохряками и полагали смесью свиньи и крокодила. Неприятные твари, зато продуктивные и не страдавшие ни ящуром, ни бешенством.

На остров вел тоннель под озером. Видимо, сам островок тоже был искусственной конструкцией, напоминавшей вулканическую кальдеру: снаружи — скалы с бетонным кольцом, поддерживающим пластиковый купол, внутри — строения, врезанные в каменистый склон, а между ними — яркие краски тропического парка. Парк я изучал уже с галереи, тянувшейся вдоль верхнего кольца; невысокие, но роскошные виллы, зелень редких пород, фонтаны, бассейны и прочие архитектурные излишества намекали, что я отнюдь не в рядовом кабаке. Сегмент галереи, где я находился, тоже был обставлен с шиком: бархатные кресла и диваны, пальмы в кадках, хрустальные светильники и огромный, занимающий всю торцевую стену экран.

Человека, который принимал меня, звали Алексом. Просто Алекс, без всяких церемоний; любезная улыбка, румяные щечки и голубые глазки, невинные, как пара незабудок.

— Желаете виллу в римском, мавританском или современном стиле, Арсен Даниилович? — осведомился он. — Можем еще предложить гасиенду, полинезийское бунгало и стилизации под Китай, Японию, Индию, альпийский домик либо приют лесоруба. Это уже Финляндия… Камин, сосновые бревна, волчьи шкуры, но обязательный бассейн и ложе кингсайз.

Я остановился на бунгало.

— Сразу видно человека со вкусом, понимающего, как расслабиться, — уважительно заметил Алекс. — Ближе к природе, к естественным телесным и духовным радостям… Там не просто бассейн, а с водяными лилиями, имеется и имитация грота — КДОР, разумеется, звуконепроницаемый. Еще, конечно, гамаки…

— Тоже кингсайз? — поинтересовался я. Алекс хохотнул.

— Просто невероятного размера! Можете качаться вдвоем, втроем и вчетвером. Ну, сейчас подберем партнерш… Или партнеров? — Он окинул меня вопросительным взглядом. — Или то и другое?

— Обычный вариант.

— Воля ваша! — Алекс щелкнул пальцами, и экран послушно озарился.

Женщины… Прекрасные женщины, каждая — в изысканном наряде, затем — в дезабилье, в бикини и, наконец, нагая, в скромных и вызывающих позах… Они сменяли одна другую, словно на страницах компьютерной версии «Плейбоя», — блондинки и брюнетки, шатенки и рыжие, узкобедрые и пухлые, с глазами всех оттенков и цветов, со смуглой, темной или розовой кожей, с мальчишеской грудью или огромными шарами плоти… Черты их были мне знакомы — ведь я не забываю ничего, и в незабытом, отложенном на память, есть главное сокровище: пленяющая сердце красота.

Да, я их узнал! Спаси и сохрани Вселенский Дух! Лолита Торрес, Грета Гарбо, Мерилин Монро… Дальше — Клаудиа Кардинале, Софи Лорен, Татьяна Самойлова, Одри Хэпберн, Лиз Тейлор, Чен Хуа, Уитни Хьюстон, Амрита Пал… Все — в расцвете молодости и красоты, грациозные и соблазнительные, как созревший плод… Вот только лица у них казались странными — не застывшими, нет, но такими, словно улыбки, лукавый прищур, взмах ресниц, движение язычка меж алых губ были не естественным порывом, а диктовались чуждой волей.

— Первый раздел каталога, исторический, — прокомментировал Алекс. — Тут в основном клоны-реконструкции, и достоверность около девяноста пяти процентов. Ну, вы понимаете: чем дальше в прошлое, тем тяжелее раздобыть генетический материал. Чьи-то кости сгнили, кого-то вообще кремировали, а прах развеяли над океаном… С современными гуриями проще.

— С гуриями? — Я приподнял бровь.

— Да, мы так их называем. Взрослые — гурии, а если поменьше — лолитки. — Хихикнув, Алекс сообщил: — Есть, конечно, и гурионы… даже совсем гуриончики для любителей… Ну, посмотрим современные разделы?

Вытерев пот со лба, я покачал головой. Веселье на лице Алекса сменилось гримасой разочарования.

— Так я и думал… Большинство наших клиентов предпочитают дам из прошлого.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Я полагаю, Арсен Даниилович, магия имени и известности. Тех, современных, можно купить и пользовать от пяток до макушки. А кто держал в объятиях ее? — Алекс покосился на экран, где раздевалась очередная кинодива. — Ну, так что вы выбрали?

— Верните к началу. Теперь дальше… еще дальше… назад… Пожалуй… да, определенно, вот эту, кареглазую!

— Неплохой экземпляр, и с любопытным историческим прошлым. Возьмете только одну?

— Мне хватит. Что я могу с ней делать?

— Все, что угодно. Есть лишь одно условие — не шуметь и не мешать другим клиентам. Ну, понимаете, крики, вопли… если вам захочется чего-нибудь такого… — Он пошевелил пальцами. — Для этого и предназначен КДОР, камера для особых развлечений. Напоминаю, в гроте. А в остальном… — Теперь Алекс скрючил пальцы, будто сдавливая чью-то шею. — В остальном можете не беспокоиться. Их раны, ссадины и синяки заживают быстро.

Я повернулся к экрану.

— Она может кричать?

— Конечно. Кричать, визжать, стонать… Без этого какое удовольствие?

— А разговаривать?

— Ну-у… в определенных пределах. Речевые и интеллектуальные центры при клонировании заторможены. Сами увидите. — Он поднялся. — Так я вас провожу?

— Еще один вопрос: сколько это стоит?

— За вас заплатили, Арсен Даниилович. Четыре дня, четыре ночи. Утром я принял перевод.

— Вы по совместительству бухгалтер?

— Менеджер и консультант, как и другие мои коллеги. Еще эксперт. — Щечки его порозовели. — Так сказать, эксперт-дегустатор широкого профиля.

— Отлично. Я доверяю экспертам.

Голос мой звучал спокойно, испарина высохла, хоть в этот момент я был готов испепелить дегустатора Алекса, а плазму размазать по Млечному Пути. Но грех торопливости мне чужд; я понимал, что должен добраться до хозяев. До них и до их мастеров-искусников, до производственной базы, источников сырья и рынков сбыта. Рынки, видимо, существовали; этот рай за пятью кордонами был не единственным на Земле.

И потому я проследовал в свое бунгало и встретился в нем с кареглазой гурией. Не буду упоминать ее имени — собственно, имя принадлежит не ей, а женщине, что чаровала миллионы, любила, мучилась, жила и умерла лет пятьдесят назад от страшного, неизлечимого в те дни недуга. Ее репликант был теплой и покорной куклой, не слишком разговорчивой, но понимавшей сказанное, если не вдаваться в сложности — сколько будет семь на пять и почему летают птицы. Но она знала, что вода мокрая, что огонь жжет, что бич делает больно, что яблоки вкусны… Яблоки она любила. Еще ей нравилось плавать в бассейне, сидеть на моих коленях и слушать, как я напеваю или шепчу ей в ушко — не понимая смысла слов, она купалась в тихих мелодичных звуках. Я рассказал ей о себе и Уренире; она и Ольга — два существа, две женщины, которые слышали эту историю, но — ирония судьбы! — одна не поняла ни слова, другая не поверила… Будет ли третья? Тогда я считал, что это из области надежд и желаний, рождающих сны.

Так мы развлекались днем — нежились в бассейне и наслаждались беседой и яблоками. Вечером я погружал ее в сон (она поддавалась гипнозу с необычайной легкостью) и ночью бродил по парку, осматривал виллы, служебные здания или переносился в закрытые темные залы, что прятались под бетонным кольцом, глядел на лица кукол в гипотермических камерах, на саркофаги в инкубаторе, где зрела сотня репликантов, касался клавиш компьютеров, слушал гудение установок, шелест текущей в трубках жидкости да тихие щелчки термореле. Эта скрытая жизнь острова мнилась мрачной и мерзкой, но сад, озаренный лунным сиянием, был прекрасен; рай элоев, куда заглядывают морлоки, чтоб поразвлечься с беззащитной плотью. Я искал. Искал, понимая, что здесь не челябинский объект, что тайные игры садистов не угрожают катастрофой миру и повода вмешаться нет, — но то, что тут творилось, было отвратительно!

Насилие над человеческой природой — создать лишенный разума прекрасный облик и затоптать его в грязи… Пожалуй, в чем-то прав Смолянский, толкуя про ужас, неприязнь, отвращение… Их вызывают не войны и не расправы над побежденными, не институты промышленного и расового угнетения, не феодальная жестокость и даже не геноцид — все это в той или иной степени болезни роста, историческая неизбежность. Более отвратительно другое — насилия и унижения, которые творятся день за днем, в любые времена, цивилизованные и не очень; творятся в каждой крохотной ячейке общества, подпитывают ноосферу эмоциями безнадежности, страдания и страха. В крайних своих проявлениях они порождают садизм, мазохизм и сексуальные патологии, в умеренных — просто бытовое скотство. Чудеса науки лишь потворствуют им, предлагая новые формы и способы издевательств. Таков, к сожалению, закон: у всякого открытия есть оборотная сторона, и чем открытие важней, глобальней, тем эта сторона чернее и мрачнее. А генетическая репликация — из самых великих открытий!