Макс Кроу - Ключ Эдема Страница 36

Нур ад-Дин довольно хлопнул в ладоши и одобрительно кивнул:

— Грешник Хайям все же умел обращаться со словами так же ловко, как мои воины с мечами и луками. Еще!

Сегодня для тебя не существует «завтра».О «завтра» думы смысла лишены.И если сердце без любви прожило,То что за смысл был у этой жизни?

Элиана села на расстеленные ковры, сложив перед собой ноги, точно книгу. Повинуясь движениям ее тонких ловких рук, браслет скользил с одного запястья на другое. Краем глаза она заметила, что вышли почти все слуги, остался лишь один: он замешкался возле кувшина.

Султан смотрел мимо нее. В его глубоких глазах проявилась печаль. Сегодня они праздновали победу, но миг триумфа — мимолетен. Любое промедление или остановка приводит к поражению. Он уже немолод, и хоть до сих пор силен и крепок, но его сын еще дитя. Кто будет достойным наследником львиного царства, отвоеванного в кровавых поединках? Кто займет место по праву на троне, к подножию которого султан сложил всю свою жизнь?

Заметив, как помрачнело лицо владыки, что нечаянно унесся мыслями далеко от шатра, Элиана отыскала в памяти другие стихи любимейшего из поэтов, что был не только философом и ученым, но так же тем, кто умеет ценить жизнь в лучших ее проявлениях. Он пил вино и любовь с одинаковой страстью, и в этом Элиана находила созвучие собственной души с душой давно умершего гения.

В день сотворения моя душа искала в небесах[14] для рая и для ада.Скрижали и калам Но мне сказал Учитель, что других мудрей:«Скрижали и калам, и рай, и ад в тебе самом».

Султан удивленно поднял брови и рассмеялся, Элиана тоже улыбалась, довольная, что угодила.

— Клянусь, за такую дерзость другого бы я приказал немедленно выбросить вон и отхлестать кнутом. Тебя же мне отрадно слушать. И видеть.

Он бросил к ногам Элианы ожерелье, украшенное мелкими камнями. Поднимая дар, девушка почувствовала непреодолимое желание обернуться. Что-то, происходящее сбоку, беспокоило ее. Повернув голову, она увидела мимолетное движение, словно слуга только что провел рукой над кувшином. Зачем было это делать? Отогнал мошек? Или же добавил что-то к вину?

— Что же ты замолчала? Или ждешь более щедрой оплаты за потеху своего султана?

Но Элиана не смотрела на Нур ад-Дина. Теперь же она пристально следила за слугой, который направился к выходу. Его движения были скованы, а шаги торопливы. Вскочив, Элиана нагнала его и, преградив дорогу, произнесла:

— Было бы неправильно брать плату от султана, в то время, как его рабы слушают стихи совершенно бесплатно. Пусть же этот человек поведет себя не как слуга, а как гость владыки, и отопьет вина.

Нур ад-Дин невероятно удивился такой нелепице. Но он был раздобрен вином, стихами и обществом прекрасной девушки, в его сердце еще гудели набаты, оповещая о победе, и неожиданно для себя султан захотел уступить. Предложение его гостьи было забавным.

— Что ж, пусть отведает!

Чернокожий слуга посерел лицом, залепетал о недозволенности, о том, что дал обет не прикасаться к вину, но султан махнул рукой:

— Как твой повелитель я снимаю с тебя все обязательства на этот день.

Мужчина в одежде прислуги был крепким, он мог бы без труда убрать с дороги Эмилию, но сейчас в его глазах был страх, и это заставило девушку поверить в собственную правоту. Так как преступник мешкал, она схватила со стола маленький нож для нарезки фруктов и приставила к его горлу:

— Ты слышал, что приказал тебе султан!

Нур ад-Дин чуть приподнялся в кресле. Представление, устроенное девчонкой, перестало быть забавным.

— Довольно! — окликнул он.

И в этот момент раб, обезумевший от страха, кинулся к выходу, тем самым лишив себя надежды на спасение. Элиана вонзила нож ему в бедро, и мужчина с криком повалился на ковры, орошая их кровью. Вбежавшая стража вопросительно смотрела на султана, поднявшегося со своего места. Нур ад-Дин поднял руку, заставляя воинов оставаться недвижимыми.

Схватив кувшин, девушка перевернула предателя на спину и села к нему на живот.

— Пей за победу повелителя, — прошипела Элиана, вливая все вино в распахнутый криком рот.

Красные струи потекли на пол, но слуге не оставалось ничего иного, как глотать содержимое кувшина, пока тот не опустел.

Элиана поднялась. Раб еще дышал, сжимая кровоточащую рану.

— Позовите этого старика-еврея! — прорычал Нур ад-Дин грозно, — пусть объяснится за…

Он сам себя прервал, поскольку опоённый слуга вдруг стал извиваться, выгибаться, словно невиданные силы разрывали его изнутри, его глаза точно выдавливались из глазниц. Несчастный бился в агонии, пока не замер. Из его рта полилась кровавая пена.

Натан бен-Исаак молчал. Солнце склонилось к горизонту, оставив после себя только светлую тень. А он всё молчал. Элиана сидела на земле, обхватив колени.

Ее поступок не был плохим, ведь по сути она спасла жизнь султана. Маленькая еврейка спасла владыку, когда стража стояла всего в трех шагах от него и бездействовала. Это не то, что захотят услышать. Это не то, что захочет помнить сам Нур ад-Дин. Сейчас он благодарит Аллаха за продление жизни, а его доверенные лица проверяют всех слуг, но что будет, когда хмель удачи пройдет, и придет осознание того, кому он обязан жизнью. Подарит ли он бедной девушке свою благосклонность или покарает — не так важно. Отныне он будет неразрывно связывать Натана бен-Исаака и Элиану. Радуясь ей, он будет радоваться старику, гневаясь — гневаться на старика.

— У подножия горы Синай есть библиотека на территории монастыря. Тебе необходимо будет отыскать там смотрителя Иоанна. Он поможет тебе продолжить обучение, — сказал, наконец, Натан бен-Исаак. — Я же бессилен дать тебе больше, чем уже дал.

— Нет! — она со слезами бросилась к нему, — не отправляй меня прочь! Если не хочешь, чтобы я виделась с владыкой, я не стану!

— Я могу запретить тебе, но не султану, — с горечью произнес он, гладя ее по голове. — Рут сделала больше, чем должна была. Твоя красота тебя же и погубит.

— Не прогоняй, — сквозь слезы просила она. И снова ее жизнь рушилась, а тот, кто был заступником, отходил в сторону. Ей было одиноко и страшно.

— Я должен. Не ради себя, но ради покоя нашего владыки.

Она покинула лагерь как вор: под покровом ночи. Стремительно и не озираясь. Натан бен-Исаак сказал, что придумает для султана достойное объяснение, куда пропала полюбившаяся ему дрессированная обезьянка. Неся за пазухой документы и письмо для смотрителя Иоанна, Элиана отправлялась в неизвестность. Отъехав от лагеря, она обернулась, чтобы посмотреть на застывшие в лунном свете пики шатров. Свобода. Вот какая она. Пахнет ночной прохладой и лошадиной шерстью. Как бестолково многие стремятся к ней, бредят свободой, жертвуют всем ради ее бездонных очей, не зная, что ее нет, как, вероятно, нет рая. Абсолютная свобода невозможна, она вымысел, к тому же абсурдный. И понятие воли есть лишь в каждом человеке, ограниченное его собственным представлением о своих возможностях. Дикие звери — вот, кто свободен. Человек же, любой, от раба до султана — служит кому-то, и вся разница лишь в том, сколько над ним еще господ.

Близ Синая. Спустя шестнадцать дней

Элиана добиралась с купеческим караваном. Торговцы привыкли защищать свой товар от разбойников, нанимая охрану. Заплатив им, Элиана могла рассчитывать на покровительство. В пути она неоднократно видела вдалеке всадников, следящих за путниками, но не приближающихся.

Монастырь святой Екатерины находился в песчаной колыбели, в ладонях, бережно хранящих его от ветров и бурь. Горы защищали его стеной, даря тень и пряча от посторонних глаз. Своими высокими стенами монастырь больше походил на крепость.

Приближение Элианы не осталось без внимания. Когда она подошла к воротам, дверь распахнулась, и человек в темно-серой рясе до пят впустил ее внутрь.

— Мне нужен отец Иоанн… или брат Иоанн, — произнесла девушка, но в ответ монах лишь опустил голову и молча пошел куда-то.

В недоумении оглядевшись по сторонам, Элиана пошла за ним.

Монастырь словно слепили из песка. Издалека казалось, что стоит ветру сильнее подуть, и все постройки разрушатся, развеются, но сейчас, рассматривая крепкие монолитные плиты и камни, Элиана понимала, что века не властны над этим местом. Дома были просты и непритязательны, территория — невелика. Возвышался крест, увенчавший верхушку православной церковной башни. Неподалеку от нее устремился в небо минарет мечети, а в другой стороне расположилась католическая часовня. Монастырь мог бы служить примером мудрости и способности отложить споры во имя веры.