Позывной «Оборотень» - Ерофей Трофимов Страница 36

– То есть ты документы на КП уже после начала войны спёр? – спросил парень, не веря собственным ушам.

– Конечно. А ты чего подумал? – растерялся Иевлев.

– Да так. Не важно, – отмахнулся Никита, смущённо пряча глаза.

– Дурак ты, старлей, – устало вздохнул полковник. – После начала войны, когда все границы разом порушили, я первым делом решил для своих бойцов и их семей место приготовить, где они спрятаться могли бы. Самому-то мне давно уже ничего не надо. Для кого беречься-то? Ни семьи, ни детей. Бобыль бобылём. А у людей семьи, дети. Их схоронить нужно было. Вот я и решился. Благо базу эту перед самой войной в хозяйство получил. Ваша группа-то у меня крайняя была. Да и то только потому, что вы подготовку тут проходили. Вот меня и назначили. А как про КП узнал, так сразу же и решил, что для своих нужд его приспособлю.

– Лихо, – покачал головой Никита.

– Да ничего тут лихого нет, – удручённо развёл руками полковник. – Жизнь это наша собачья. А то я не знаю, что со всеми нами будет, когда вся эта шушера когти рвать начнёт. Про всех забудут, лишь бы шкуры свои спасти.

– Это верно, – растерянно кивнул Никита и, поднявшись, решительно кивнул. – Спасибо, командир. И правда отдыхать пора.

Легко поднявшийся следом за ним прапорщик кивком головы указал ему на дверь и, не прощаясь, вышел в коридор. Шагая следом за ним, Никита задумчиво смотрел на широкую как стол спину, вспоминая счастливые времена своего ученичества. Когда они все, тогда ещё обычные люди и курсанты, бежали следом за ним, тихо удивляясь силе и выносливости этого человека.

Собранные в приазовской степи бойцы различных спецподразделений уже три года только и делали, что просто пытались выжить. Никто из оказавшихся здесь толком не понимал, что происходит, и почему их, элитных бойцов, способных делать то, что не по плечу никому другому, держат в стороне от боевых действий. Но получить ответ на свои вопросы не могли.

Естественно, строилось огромное количество догадок, десятками плодились самые невероятные слухи, но точного ответа не знал никто. Единственное, на что могли ориентироваться эти бойцы, был простой и конкретный приказ: жить и ждать, когда командование примет решение использовать их по прямому назначению. И вот уже три года они терпеливо ждали, тихо проклиная все науки сразу и учёных в частности, так изуродовавших их жизнь.

Каждое полнолуние толпа крепких, сильных мужчин превращалась в неуправляемую стаю, одержимую только одной мыслью. Кровь. Живая, свежая кровь и сырое, горячее мясо, которое они жаждали рвать зубами. И каждое полнолуние эта стая отправлялась на охоту, чтобы добыть это мясо. Благо копытные хорошо плодились в степи. Но каждый раз, возвращаясь с охоты и снова став обычными людьми, они дружно прятали друг от друга глаза, стесняясь того, что сделали. Но самое неприятное, что сырое мясо животных не могло полноценно заметить им человечины. И именно это заставляло их прятать глаза.

Внимательно наблюдавший за группой профессор, заметив это, только с довольным видом потирал руки. Заметив его веселье, генерал Марков, под чьим командованием и с чьего благословения проводилось это исследование, не выдержал и однажды, воспользовавшись отсутствием в лаборатории посторонних, решительно потребовал ответа:

– Чему вы так радуетесь, профессор? Тому, что людям стыдно за действия, которые они не в состоянии контролировать?

– Тому, что теперь я могу использовать этот стыд, – презрительно фыркнул в ответ учёный глист.

Другого определения внешности этого человека генерал подобрать просто не мог.

– Каким образом? – насторожился Марков.

– Простыми психологическими приёмами. Это поможет мне держать это стадо в узде и управлять им так, как мне нужно, – пожал плечами профессор, снова утыкаясь носом в бумаги.

Это самоуверенное «мне» не укрылось от внимания Маркова. Сделав вид, что не заметил этой оговорки, генерал отложил себе зарубку на память. Но словно специально, в этот момент профессор оторвался от своих бумаг и, резко поднявшись, заявил:

– Всё. Пора начинать третий этап эксперимента. Прикажите привести всех баб к выходу из бункера. Нужно поставить им задачу и сразу объяснить, что будет с теми, кто вдруг решит отказаться.

– И что вы собираетесь с ними делать? – не понял генерал.

– Пустить на мясо, – жёстко отрезал учёный сухарь. – Выпускать отсюда их нельзя. Скормим зверям в следующий период обращения. И режим секретности сохраним и этим, – тут он презрительно кивнул на экран монитора, – далеко бегать не придётся.

– Профессор, а вам не кажется, что это, – генерал точно так же кивнул головой на монитор, – не просто звери, а бойцы элитных подразделений, которых я позволил вам использовать в определённых целях?

– Позволили? – с интересом переспросил профессор, разворачиваясь к нему всем телом. – Позвольте напомнить вам, господин генерал, что это вы пришли ко мне и слёзно просили сделать хоть что-то, что позволило бы вам переломить ход начавшейся войны. Я согласился. А теперь вы заявляете, что это элитные бойцы? Что же это за элита такая, если не смогли загнать противника обратно? А теперь прекратите нести чушь и займитесь своим делом.

– Не зарывайтесь, профессор. Не забывайте, что в этом бункере все офицеры выполняют мои приказы. Это моя база, все, кто здесь находятся, подчиняются мне. Стоит мне только пальцами щёлкнуть, как вас просто выведут в степь и шлёпнут, как паршивого мародёра, – зарычал в ответ Марков, чувствуя, как ярость ударила в голову.

– А что с этим зверьём делать станете? – иронично усмехнулся профессор, воинственно сверкнув очками. – Вы, со своим военно-техническим образованием, и половины того, что здесь написано, не поймёте, – добавил он, покачивая в руке толстую папку с бумагами.

– Не важно. Закроем проект и отправим бойцов на передовую, – решительно ответил генерал, чуть пожав плечами.

– Что ж. Попробуйте, – фыркнул профессор, решительно направляясь к дверям.

– Я и пробовать не буду. Сразу прикажу расстрелять, – окончательно озверев, ответил Марков, делая шаг вперёд и хватая его за плечо.

Одним рывком вернув профессора в кабинет, он небрежно швырнул его к столу и, ухватив за отвороты халата, продолжил:

– Или ты, глист в скафандре, будешь выбирать выражения, или я тебе, тварь, прямо здесь мозги вышибу.

Сообразив, что зарвался, и генеральский гнев уже не шутка, профессор судорожно сглотнул и, взяв себя в руки, ответил:

– Кажется, я действительно погорячился. Приношу свои извинения, господин генерал. Увлёкся, знаете ли.

– Ещё раз так увлечёшься, кишки выпущу, – прошипел генерал, отпуская профессорский халат и медленно опуская руки.

Воспользовавшись моментом, профессор ужом вывернулся из-под генеральских рук и, выскочив в коридор, утёр рукавом выступившую на лбу испарину. Посмотрев на чуть подрагивающие пальцы собственных рук, он мрачно скривился и, покосившись через плечо