Кодекс Охотника #24 - Юрий Винокуров Страница 36

Вот только мои воздушные офицеры имели на это совсем другое мнение. Все, как один, сказали, что это дурная примета, и корабль сначала нужно назвать, а потом спускать со стапелей. Я тогда возразил, что этот вопрос про корабль, а дирижабль — воздушное средство. Но никого это не задело. По факту, я не мог понять, почему дирижабли назывались кораблями, а самолёты — самолётами? Где та грань, и почему это так, хрен его знает.

Такое ощущение, что пилоты немножко завидовали военно-морскому флоту и его традициям, и хотели тоже приобщиться к этому. Ну, в общем, я предложил назвать его «Затупком» или «Пупсиком». Но это тоже не нашло понимания. Причём, неожиданно, и мои жёны подключились, сказав, что у меня тут могучая гвардия, а не цирковая труппа, и дирижабль — это могучая машина разрушения, а не хрен собачий. Честно говоря, мне было похрен. Мне нужно было просто, чтобы воздушный корабль вступил в строй. В итоге сработала демократия. Катя и Аня проголосовали за «Гордость Галактионовых» или просто «ГГ». Антоха тоже поднял свою маленькую ручку. Хитрая Аня просто показала ему новую игрушку. Я знал, что они жульничали. Но трое против одного. А учитывая, что мне было похрен, то теперь «Левиафан» назывался «Гордость Галактионовых». И да, именно туда я посадил Пожарского.

— Кто не спрятался, я не виноват, — заржал Жора.

А я только успел крикнуть Волку:

— Все спрятались?

— Давно, — хмыкнул он.

И «Левиафан» долбанул «Абсолютным оружием». Да, ещё одна шутка, которая прижилась. После происшествия в Арктике, когда «Левиафан» уничтожил монстров Серых, мои научники решили, что тратить целый, хоть и недоделанный «Левиафан» — это слишком затратно. Поэтому они придумали бомбу. Опять же я был в непонятках, и спросил, если это бомба, то почему у неё есть двигатель? Мне попытались объяснить, что это специальная гибридная бомба. Но, с другой стороны, опять же, мне было похрен. Бомба называлась «Абсолютное оружие». Либо «Абсолют». И прямо сейчас ее толстое, блестящее тело, похожее на пережравшую рыбину, летело на позиции монголо-китайских войск, бодро поплёвывая пламенем из реактивных двигателей. На секунду, несмотря на палящее солнце, под нами вспыхнула ещё одно. Мы были далековато, но всё равно нас ощутимо швырнуло в сторону. А вот китайские дирижабли висели как раз над группировкой своей армии, куда и пришёлся главный удар.

Когда я проморгался и стёр слезы с глаз, то увидел, что от всей вражеской армады осталось два побитых и дымящихся китайских дирижабля, которые сейчас, на полных парах, сваливают с поля битвы. А вражеские войска остаются в смятении, и не знают, что им делать.

— Ну шо там? Ну шо там? — раздался в эфире незнакомый голос.

— Кто это? — нахмурился я.

— Это я, Крендель! — пискнул артефактор.

— Жахнуло знатно, молодец! — похвалил я своего юного гения. — А теперь уберите гражданского из эфира!

— Погнали, ребята! — рявкнул Волк.

Гвардейцы вылезли из своих нор и бросились на врага.

— На выход, господа! — хмыкнул Пожарский.

Я увидел, как с «Левиафана», который подлетел поближе, посыпались мелкие точки. Первому Легиону Земли не нужны были парашюты. Подозреваю, что если бы их протестировали по местным принципам на силу, то многие великие страны сильно бы взгрустнули, поняв, что у одного Галактионова столько запредельно сильных Одарённых. Но, к счастью, я никому не показывал их. Бойцы падали на землю. При их приземлении получались нехилые взрывы. И вот из пыли, из дыма, в сверкающих доспехах, в разноцветных плюмажах, сомкнув щиты, под громкие команды будущих центурионов, Первый Легион Земли пошёл в атаку. Им не нужно было воздушное прикрытие, им не нужна была тяжёлая артиллерия, им не нужны были штурмовые танки прорыва. Легион был самодостаточен сам по себе, и горе тем, кто встанет у него на пути. Будь это люди, твари, или даже боги!

Сорвавшиеся с рук Одарённых техники смяли фланг вражеских войск в сторону. В середине неистовствовал Бурб. На правом фланге мелкие твари, под командой Одина и его падаванов, уничтожали врага. А почти в середине вражеского войска вертелся смертельный вихрь.

— Ненавижу парашюты! — орал Бурб, вымещая свою злость на врага.

— Извините, — раздалось в эфире, — вы говорите по-монгольски?

— Немного, — ответил я. — Это ты, Хан? Как ты умудрился выжить?

Я уже подумал, что надо будет дать выговор Кренделю, лишить его отгула, или переименовать оружие из «Абсолютного» в «Обычное», потому что точно знал, что бомба попала как раз в состав вражеских командующих.

— Нет, я полковник Хрым… Старше меня никого не осталось, всё командование погибло. Мы сдаёмся!

— Мы — это кто?

— Ну, мы — государство Монголия.

— Твою мать, и нахрена мне Монголия⁈ — в сердцах выдохнул я.

Императорский дворец, Санкт-Петербург

— Кто ему сдался⁈ — Императрица при последних новостях подавилась чаем, и изумлённо уставилась на стоящих перед ней двух мужчин.

Начальник Службы Безопасности Империи Болконский и министр обороны Морозов переминались с ноги на ногу.

— Монголия ему сдалась.

— Какая Монголия? — тупила Императрица.

Тут уж Болконский не выдержал и усмехнулся.

— Ну какая может быть Монголия? Страна такая.

— В смысле, страна, — Императрица всё ещё была в недоумении. — Целая страна?

— Угу! — угрюмо буркнул Морозов. Он явно был не в духе. — Целая…

— Что, вот так, вся страна взяла и сдалась?

— Именно так, Ваше Императорское Величество, — подтвердил Болконский и заботливо посмотрел на Лизу. — С вами всё в порядке?

— Нет, со мной не всё в порядке. Со мной совсем не всё в порядке! А где же наши войска? — обратилась она к Морозову.

— Мы не успели… Виноват, готов понести наказание! — гордо выпрямился Морозов, готовясь принять всё недовольство