Дмитрий Силлов - Закон Меченого Страница 36

Правда, сейчас это был не мой случай — раненая нога отозвалась резкой болью, и я понял, что удар помимо моей воли проходит ниже намеченной цели, а ботинок лишь эффектно рассекает воздух. На месте Халка, не дожидаясь, пока сработавшая вхолостую нога коснется пола, я бы просто сделал шаг вперед и нанес один удар. Хотя в его случае возможны варианты — некоторым нравится смотреть, как их противники умирают долго и мучительно…

Но есть место на земле, где чудеса случаются чаще, чем где бы то ни было. И люди им почти не удивляются, так как тем чудесам есть простое и понятное объяснение — «это ж Зона».

Пояс Халка вдруг озарился неземным бледно-синим светом. Следом за ним сияние цвета предрассветного неба мгновенно разлилось по всему телу охотника за головами. И вдруг нож в его руке сверкнул, словно только что народившаяся звезда, ярко, нестерпимо, так, что я на мгновение ослеп, — лишь клинок «Бритвы» отпечатался сверкающей полосой на черном фоне переоблученной сетчатки.

Первой мыслью было, что охотник за головами применил какой-то фокус, и сейчас у меня в животе торчат полтора дециметра неизвестного науке металла, откованного в форме острейшего в мире ножа. Боли от удара ножом человек обычно не чувствует, и потому я даже не пытался уйти от второго гипотетического удара — если Халк уже пропорол мне брюхо, дергаться бессмысленно. Уж лучше пусть добивает.

Но ударов не было. А потом я осознал, что в шалмане, эхом отражаясь от стен, стоит многоголосый мат, из которого я понял, что временная слепота поразила не одного меня, а и всех присутствующих тоже.

Но постепенно зрение возвращалось — и ко мне, и к остальным пострадавшим. И по мере его возвращения затихали человеческие голоса, уступая место могильной тишине.

Наконец и я проморгался. И, утерев рукавом невольные слезы, смог рассмотреть расплывчатую фигуру Халка, застывшего на одном месте в странной, неестественной позе. Непонятно, что это он делает? Нож, что ли, мне протягивает?

Наконец я смог сфокусировать зрение… и вдруг понял, почему молчали вокруг бандиты, неоднократно битые жизнью, ножами и пулями.

Передо мной стояла полностью высушенная мумия. Наверно, так и должен выглядеть человек, из тела которого мгновенно исчезла вся вода, — растрескавшаяся пергаментная кожа на лице, ровно вдвое потерявшее в объемах тело под одеждой, которая свешивалась с охотника за головами, словно рубище с пугала. И протянутая ко мне высохшая рука с обрывком вяленой мышцы, свисавшей с ладони, на которой лежала моя «Бритва» — обычная, не сверкающая, такая же, как всегда… Видимо, в последний момент Халк осознал, что с ним происходит, и попытался вернуть мне мое имущество. Но не успел…

Но самое страшное были его глаза. Живые, смотрящие на меня с немой мольбой.

«„Бритву“ можно продать, — зазвучали у меня в голове слова покойного Копии. — Или подарить. Или, в крайнем случае, снять со случайно найденного тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет одно сплошное уважение и подспорье. А вот отнять никак нельзя. Потому как отомстит».

Клянусь, если бы я знал, что месть будет такой страшной, я б предупредил Халка. Хотя, наверно, вряд ли бы он меня послушал.

Я протянул руку и взял свой нож с высохшей ладони. Может быть, я был недостаточно осторожен — от кисти руки отвалился мизинец, упал на пол и рассыпался в пыль.

В Средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом. В наше время милосердный человек, у которого есть нож, дарит поверженному врагу то же самое. Потому как оставить любое живое существо умирать в мучениях, может только самая распоследняя сволочь. К тому же, думаю, я правильно понял немую просьбу Халка — в его положении я бы просил о том же.

Я ударил точно под левый карман его куртки — и невольно отшатнулся. Тело Халка мгновенно рассыпалось и рухнуло вниз пыльным облаком, поверх которого упала мятая одежда и тяжелый сталкерский пояс с двумя контейнерами. При этом один из них светился нежным светом, словно в него неведомым образом кто-то смог поместить кусочек утреннего, нереально чистого неба.

От толпы бандитов, с опаской косящихся на фосфоресцирующий контейнер, отделилась высокая фигура.

— По закону Зоны все вещи побежденного в бою переходят к победителю, — торжественно произнес Йога, видимо в силу значительности момента не примешивая к высоким словам «блатную музыку». — Это был хороший бой, Снайпер, в котором Зона сама рассудила, кто прав, а кто виноват. И мы были бы рады принять в бригаду бойца, которому покровительствует Зона.

Это было предложением, от которого не отказываются.

— Благодарю, Йога, — сказал я. — Но не обессудь, ты же знаешь — одиночкам никогда не стать стаей.

— Ты свободен. Малява тебя проводит, — сухо бросил Йога, повернулся и пошел по направлению к стойке.

Его слово было сказано, и, возможно, сейчас во второй раз в жизни «герцог» преступного мира сожалел о том, что немного поторопился…

За его спиной, словно черная вода за кормой эсминца, сомкнулись куртки бандитов.

Интерес к моей персоне был потерян мгновенно. Я снова был чужаком в их доме, и лишь слово «большака» и страх перед непонятным оружием, зажатым в моей руке, удерживали их от расправы…

…Если кто-то там, на Большой земле, думает, что Зона — это явление типа киношного вестерна про Дикий Запад с белозубыми ковбоями и загорелыми красотками, он сильно ошибается. Зона — это грязь и кровь. Своя и чужая. Своя грязь, чужая грязь, своя кровь, чужая кровь… Здесь они то и дело смешиваются между собой, причем в равных пропорциях, и в результате получается однородная серая масса, в которой теряются понятия «добро» и «зло», «плохо» и «хорошо». Есть ты и есть Зона, в которой нужно выжить. Здесь не считается предосудительным убить человека ради фляги воды или пачки патронов, продать в рабство того, с кем вчера делил батон хлеба у костра, послать в аномалию новичка-«отмычку», у которого едва пух на подбородке пробился. Тебе было нужно — ты взял. Тебе было нужно — ты выстрелил. И только тебе решать — орать или стрелять. Лишь твоя воля — закон. Кстати, думаю, на Диком Западе было то же самое. Однородная масса. Серая, как прах Халка у моих ног…

Но это все лирика. А когда на тебе драная во многих местах куртка и располосованные старые джинсы, особенно выбирать не приходится. Не до лирики, одним словом.

Я, прямо не сходя с места, сбросил с себя драные, пропитанные кровью лохмотья и поднял сталкерский пояс охотника за головами. Теплый свет от контейнера с «Чистым небом» тут же разлился по моему телу. Но этого было мало. Я вынул из второго контейнера «Душу», а из кармана камуфляжа Халка перевязочный пакет и вернул целебный артефакт на старое место. Возможно, правы были древние китайцы, считая живот человека средоточием жизни. Во всяком случае «Душа» лучше всего залечивает любые раны, если ее разместить в районе точки ци-хай, что в переводе означает «море жизненной энергии».