Антон Грановский - Темный горизонт Страница 36

Второй был чернокожим, широкоплечим, с горделиво поднятой головой и длинными черными кудрями, рассыпавшимися по плечам.

Перед парящим в воздухе белокурым существом стоял мраморный столик, а на нем – золотая чаша, доверху наполненная белым виноградом. Время от времени белокурый опускал туда руку, выбирал виноградину покрупнее и отправлял ее в рот. Чернокожий в это время терпеливо ждал, пока тот прожует и продолжит беседу.

Съев очередную виноградину, белокурый пристально вгляделся в лицо чернокожего и спросил:

– Как ты себя чувствуешь, Балрух?

– Теперь уже хорошо, – ответил тот. – Расслабляющие ванны всегда идут мне на пользу. Путешествия во времени отнимают много энергии, Атон. Я хочу, чтобы вы ускорили восстановительный процесс.

Белокурый приподнял тонкую бровь:

– Ты хочешь, чтобы мы увеличили дозу мизатрона? Но это может убить тебя.

– Может быть, – согласился чернокожий. – А может быть, и нет. Точно известно одно: я стану намного выносливей и сильнее.

Атон взял из вазы очередную виноградину, подержал ее в длинных пальцах, затем посмотрел ее на свет и задумчиво проговорил:

– Егор Волков уверен, что за ним охотится большая группа эволоидов.

– Я был бы рад, если бы так и было, – тут же отозвался чернокожий. – Я был бы рад поделиться этим даром с вами, Атон. И с другими нашими братьями.

Атон вздохнул:

– Увы, это невозможно.

Он отправил виноградину в бледный рот и раскусил ее маленькими, ровными зубами. Балрух посмотрел, как начальник Отдела Перемещений жует виноградину, и сказал:

– Я совершенствуюсь, Атон. Мне удается закрепиться в «носителе» уже на полчаса. Более того, я сумел закрепиться сразу в четырех «носителях» одновременно и думаю, что это не предел.

Начальник Отдела Перемещений молчал, медленно и задумчиво шевеля челюстями. Наконец, он заговорил, и взгляд его бледно-голубых глаз стал холоднее.

– Мне не нравится, что ты рассеиваешь силы, пытаясь закрепиться в нескольких «носителях» одновременно. Мне кажется, гораздо плодотворнее было бы сосредоточиться на ком-нибудь одном. Попробуй найти подходящий экземпляр и впусти его разум в свой. Подчинись ему, Балрух, сделай вид, что главный в этой игре он, а не ты.

– Подчиниться человеку? – Балрух прищурил черные глаза с белоснежными белками. – Атон, правомерно ли это?

– Мы действуем так в интересах дела, – рассудительно и спокойно ответил Атон. – На кону стоит процветание нашей расы. То, что люди первыми научились путешествовать во времени – большой позор для нас.

– Они использовали для этого специфику своей психосоматики.

– Да. Разумеется. Но это ничуть нас не оправдывает. Надеюсь, с твоей помощью мы поставим их на место.

– Я сделаю все, что от меня зависит, Атон. – Чернокожий эволоид Балрух немного помолчал, а затем осторожно, но не без вежливой настойчивости спросил: – Что насчет повышенной дозы мизатрона? Я получу ее?

Атон взял из вазы очередную виноградину, поднес ее к лицу и разжал пальцы. Виноградина повисла в воздухе. Атон усмехнулся, перевел взгляд на Балруха и сказал:

– Ты ее получишь. Кстати, почему бы тебе не воспользоваться мертвым телом, Балрух. Мертвый носитель не имеет воли и не способен противостоять твоему разуму. Ты сможешь пользоваться мертвым телом до тех пор, пока разложение не сделает его бесполезным.

Балрух прищурил холодные, бесчувственные глаза.

– Эта идея не приходила мне в голову, Атон. Не зря тебя прозвали Всепроникающим.

Эволоид Атон усмехнулся.

– Твое прозвище мне тоже хорошо известно. Воспользовавшись мертвым телом, ты лишний раз подтвердишь его правильность.

Балрух никак на это не отреагировал. Он знал, что за глаза его называют Ангелом Смерти. Знал он также и то, что это прозвище имеет отрицательную коннотацию, но никогда не мог понять – почему. В глубине души Балрух был уверен, что его работа не слишком отличается от той, которую делают другие эволоиды. Его дар – умертвлять людей и деградантов неисчислимыми способами. Дар его сводного брата, Кермеса, – оживлять. Жизнь и смерть – две стороны одной медали.

Балрух качнул черноволосой головой, прогоняя несвоевременные мысли, и сказал:

– Мне придется взять то тело, за которое мой разум сможет лучше всего зацепиться. Что, если это будет тело тощей старухи с перебитыми ногами?

Атон силою взгляда поднял из вазы виноградинку и, любуясь ее ровной, гладкой, сияющей поверхностью, проговорил:

– Уверен, что ты без труда восстановишь тело «носителя», Балрух. – Затем перевел взгляд на чернокожего эволоида и добавил: – Я не встречал эволоида с более сильной волей, чем у тебя. Твоя воля способна творить настоящие чудеса.

– Оживить мертвое тело и сделать его пригодным для работы – задача сложная даже для меня, – проговорил Балрух своим странным, лишенным всякого намека на эмоции голосом.

– Знаю. – Атон улыбнулся лучезарной ангельской улыбкой. – Но ты справишься.

Он открыл рот, и виноградина, до сих пор неподвижно висевшая в воздухе, плавно опустилась ему на язык.

14

Мотор самолета гудел ровно и монотонно. Два сержанта из службы сопровождения зевали и старались не смотреть на страшный груз, который они перевозили. Деревянный гроб, запаянный в цинк и помещенный в тяжелый деревянный короб с опилками. Двести килограммов смерти и горя.

– У меня дядьку в таком же привезли из Афгана, – сообщил один из сержантов, тощий, с сонным, бледным лицом, другому, коренастому и розовощекому. – В восемьдесят восьмом. Всего за год до окончания войны.

– Да, – неопределенно проговорил румяный сержант. – Хреново.

Тощий усмехнулся:

– Ничего. Главное, чтобы нас с тобой в таких же не привезли. За казенный счет.

Розовощекий сержант посмотрел на своего напарника недовольным взглядом.

– Не трепись, а то накличешь.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – трижды сплюнул через правое плечо тощий сержант.

– Через левое надо было, – хмуро проговорил розовощекий.

– Да ладно.

Оба снова замолчали.

– Жалко капитана. Погиб бы от пули – было бы не так обидно.

– Да уж.

Оба снова посмотрели на гроб и поежились. Капитан Савостьянов, лежащий в гробу, умер от болевого шока после того, как ему в лицо плеснули кислотой. Смерть была страшная и дикая. Ходили слухи, что капитан Савостьянов изнасиловал и заколол ножом девушку из аула Девкар-Гулар. Так это или не так – неизвестно, а только кислотой ему в лицо плеснула пожилая женщина, которая вполне могла приходиться этой «гипотетической» девушке матерью или старшей сестрой.

Допросить виновницу не удалось – солдаты, следовавшие за капитаном, выпустили в нее из своих «АК-74» два десятка пуль и фактически разорвали ее тело в клочья.

Тощий сержант отвел взгляд от груза-200, посмотрел на розовощекого и спросил, понизив голос:

– Как думаешь, это правда?

– Что? – нахмурился румяный.

– Что он ту девку… ну, ты понимаешь.

Румяный пожал плечами:

– Понятия не имею.

Тощий помолчал немного, а затем философски изрек:

– Н-да, страшная смерть. Знаешь, у меня батя попал в бетономешалку. Давно, лет пятнадцать назад.

– По пьяни, что ли?

– Угу. Тоже хоронили в закрытом гробу.

– Мать, поди, убивалась.

– Да нет. Мать померла от инфаркта еще года за полтора до этого. Вот отец и запил. Любил ее очень.

– Ясно. Сочувствую.

Тощий сержант вздохнул и кивнул, как бы принимая соболезнование товарища.

Полет длился уже полтора часа, и, утомившись, сержанты стали клевать носами. И вдруг тощий сержант встрепенулся. Тревожно повел головой и хрипло спросил:

– Братан, ты слышал?

– Чего? – поднял голову розовощекий сержант.

Тощий наморщил лоб и озадаченно проговорил:

– Какой-то шум… Будто скребется кто.

Румяный несколько секунд прислушивался, затем пожал плечами и спросил:

– Да нет, не слыхать. Наверно, тебе показалось.

– Да… Наверное.

Тощий сержант вздохнул и снова опустил голову.

– Мерещится всякая дрянь… – недовольно пробормотал он.

Однако через несколько секунд оба сержанта снова вскинули головы. На этот раз они оба услышали странный звук. Будто кто-то поскреб ножом об доску.

– Теперь слышал? – хрипло прошептал тощий сержант.

Розовощекий кивнул:

– Да.

Скрежещущий звук снова повторился. Тощий уставился на ящик. Сглотнул слюну и вымолвил:

– Будто бы из ящика, а?

Розовощекий тоже посмотрел на ящик. Нахмурился и отчеканил:

– Быть того не может.

– Да точно тебе говорю – из ящика!

Розовощекий сдвинул камуфляжную кепку набок и поскреб в затылке.

– Может, мыши? – рассеянно произнес он.

– Какие, к черту, мыши? Это же груз «двести!» – Тощий отстегнул страховочный ремень и поднялся с кресла. – Надо послушать поближе.

Он прошел три шага, отделяющие его от деревянного ящика, наклонился и прижал ухо к толстой доске.