Вычислитель (тетралогия) - Александр Николаевич Громов Страница 37

– …де-е-е-е-ент!.. – подхватывает толпа.

Скандируют упоенно. Прай-наш-пре-зи-дент-дент-дент! Эхо ошалело и мечется, ударяясь о стены и не зная, куда еще кинуться.

– Преступную клику Сукхадарьяна – под суд! – прокатывается взрывная волна.

– …у-у-у-у-уд! – воет площадь.

Кого-нибудь под суд – это всегда неплохо. Нравится. Особенно когда бывшего президента.

– На фонарь диктатора!

– Да-а-а-а-а-а!!!

– Уау!..

Волны бегут по толпе, в волнах качаются тысячи и тысячи. Народное счастье. Ликует народ. Шалые глаза, разинутые рты. Качка. Прихлынула глупая волна к стене – и кого-то уже задавили, кому-то уже не до ликования…

На трибуне, наскоро и варварски сколоченной из щитов, суетятся техники, налаживают аппаратуру, проверяют что-то в последний раз. С трибуны мелкая сошка из команды нового президента время от времени пускает в толпу взрывную волну лозунга. Ждут Прая. К трибуне сбоку притиснута съемочная группа – одна камера на треноге, другая, с антигравом, в вольном полете. Оператор играет сенсорами, гоняет ее туда-сюда над головами, выбирая лучший ракурс. Корреспондентка кричит в микрофон:

– …где, по самым скромным подсчетам, собралось не менее ста тысяч человек, связывающих свои надежды с приходом к власти движения, возглавляемого Алоизом Праем. Сюда пришли простые люди. Это митинг в поддержку нового курса и новой жизни. За всю историю Хляби еще ни один лидер не пользовался столь безграничным доверием народа…

Кто их считал – сто тысяч, не сто? Кто и по какой зашкалившей стрелке определил безграничность доверия? Кто вспомнит, что и свергнутый президент собирал когда-то на митингах не меньшие толпы?

Никому не хочется вспоминать. Напомнишь – береги зубы, вышибут, озлившись. Память, купированная, как собачьи уши. Не в этом ли человеческое счастье?

– Как нам только что стало известно, свергнутый президент Сукхадарьян в ожидании справедливого суда помещен под домашний арест. Почти все члены его преступной клики арестованы. Полиция, перешедшая на сторону народа, ведет поиск преступников, вольготно чувствовавших себя при прежней власти, а ныне пытающихся скрыться от справедливого возмездия… А вот и Алоиз Прай!..

Не гул на площади – рев восторга. Звуковая волна поглощает трибуну, куда легко взбегает плотный мужчина средних лет с усталым, но решительным лицом. Это Алоиз Прай. Он открыт. Он вызывает симпатию. Он улыбается. За таким человеком хочется пойти в огонь и в воду. Он – народный лидер, икона, столп. Он вновь улыбается – чуточку смущенно, чуточку снисходительно. Подходит к микрофону и пытается говорить, но площадь безумствует по-прежнему. Оцепление едва сдерживает людей, рвущихся к трибуне. Матери тянут к кумиру детей. Улыбающийся Прай картинно разводит руками – ну что, мол, тут поделаешь, – и, повинуясь этому жесту, неверно истолкованному шестерками, в воздух взмывают тысячи разноцветных шаров, умело спрятанных где-то и приготовленных явно для кульминации митинга.

– А-а-а-а-а-а-а!.. – восторженный рев тысяч глоток.

Техническая накладка? И ладно. Наплевать. Народ-то, народ – в восторге!..

В это самое время четыре угловатые летающие машины с камуфляжной раскраской, презрев все на свете воздушные транспортные коридоры, с ревом снижают скорость возле космопорта. Они летят двумя парами – одна сразу уходит в сторону стартовых столов, другая садится перед центральным входом астровокзала. На бетон выпрыгивают спецназовцы с офицером во главе. Среди них резко выделяется темноволосый моложавый человек в штатском. Он почти не отстает от военных, врывающихся в огромные двери.

Тяжелое дыхание – и ни одного членораздельного звука. Эти люди прекрасно знают, что им делать.

В первую очередь – поспешить.

Возможно, еще не поздно.

В громадном зале толпа прянула в стороны. Кто-то быстро спрятал лицо, кто-то заслонил собой ребенка. То ли беженцы, то ли не беженцы, сразу и не скажешь. Успеют на шаттл – так, пожалуй, беженцы. Не успеют – сами виноваты, раньше надо было уносить с Хляби ноги. Пока – в подвешенном состоянии. Но, конечно, не ждут от бегущих пятнистых вояк ничего хорошего.

Не пугайтесь, подвешенные, успокойтесь, служивым пока не до вас. Прокатившийся под сводами голос напоминает: идет регистрация на ближайший рейс. Сквозь громадные стекла виден взлетающий вдали шаттл – растущий ввысь обелиск огня с малой букашкой верхом на нем.

Офицер оттолкнул регистрирующегося пассажира.

– Полный список всех зарегистрировавшихся за последние сутки. По всем рейсам. Быстро.

При всей суетливости испуганный оператор оказался понятлив. Через несколько секунд на монитор было выведено требуемое – побежали длинные столбцы имен и фамилий.

– Эрвин Канн, – пытаясь отдышаться, бросил штатский. – Найти.

Еще несколько секунд – и выплыла информация. Указанный пассажир имеется. Каюта первого класса на лайнере «Королева Беатрис», стартовавшем с орбиты шесть часов назад.

Офицер отер пот.

– Шесть часов – все равно что двадцать. Поздравляю, мы его упустили.

Он говорил штатскому «мы» из чистой вежливости и на всякий случай. Мог бы сказать «вы».

– Возможно, упустили, а возможно, и нет, – ответил штатский.

Офицер промолчал. Он сам терпеть не мог проигрывать, но сейчас начал догадываться, что этот тип, назначенный командовать операцией, превосходит его в умении вырвать победу.

…Целую стену каюты первого класса на «Королеве Беатрис» занимал экран, включенный на внешний обзор, чистый и до того хорошего качества, что казалось, шагни – пройдешь насквозь и вывалишься кубарем в космос.

Эрвин сидел в кресле, обращенном к экрану. Глаза его были закрыты, он в очередной раз решал в уме задачу трех тел. Для более насущной мозговой работы, во-первых, гудела голова, а во-вторых, не было этой насущной работы.

Все, что можно решить и сделать, уже решено и сделано. Остаток – в воле случая.

Та неопределенность, которую можно попытаться свести к минимуму, но которую никогда не удается устранить до конца…

Решение задачи трех тел опять получилось банальным. Эрвин открыл глаза, пошевелил пальцем, и звезды на экране метнулись. Мячиком пролетела какая-то из лун. Экран показал планету.

Прибавив увеличение, Эрвин смотрел на нее, не в силах разобраться в смутных своих чувствах, да и не пытаясь сделать это. Голубовато-зеленый диск Хляби, на три четверти открытый солнечным лучам, висел перед ним, кутаясь в атмосферный тюль. Планета была повернута к наблюдателю единственным материком с невысокими горными хребтами на западе и юге, обширной, покрытой неисчислимым количеством озер равниной на севере и совсем уже огромной заболоченной низменностью на востоке, переходящей в морское болото. Зародившийся над океаном циклон лез на материк белым спрутом. Над южным промышленным районом проходила ближняя луна, и тень от нее бежала по планете.

Хлябь… Еще один этап жизни позади, и пройден он в целом удачно. Что дальше?

Предстоял выбор. Когда есть из чего выбирать, это хорошо. Еще лучше,