Дмитрий Казаков - Русские боги Страница 37

– Привык к хорошему, – покачал головой Олег. – Вообще мы все привыкли. А о народе, что нас породил, забыли.

И в этот момент вопрос, что последние дни беспокоил Игоря, окончательно оформился.

– Чего вы хотите, чего вы добиваетесь, созывая синклит? – спросил он. – Да, душевный подъем у народа и все такое. Но для чего он? Что должно произойти, чтобы ты, Олег, и остальные остались довольны?

Олег почесал подбородок, Иван удивленно хмыкнул. А Сергей раздавил сигарету в пепельнице и сказал:

– На самом деле путей перед Россией не так много. Первый – попытаться заново создать огромную многонациональную империю в северной Евразии. Вернуть то, что потеряли при развале СССР, и еще что-нибудь отхватить. Это самый традиционный вариант, но и самый тяжелый. Второй – стать государством восточных славян, создать объединение с Украиной и Белоруссией. Еще можно остаться национальным государством для русских. И последний – Российская Федерация, некая безликая, демократическая, а на самом деле тоталитарная страна, какую мы имеем сейчас. Меня устроил бы любой вариант, кроме нынешнего, лишь бы жил народ и жила Россия…

Прошла официантка с подносом, стала собирать с соседнего стола тарелки и чашки. Сергей откинулся на стуле и принялся сосредоточенно разглядывать обтянутую серым платьем попу девушки.

– Царь земной есть наместник Царя Небесного, – проговорил Иван, когда официантка ушла. – И все на земле, небесах и в преисподней состоит по хотению, советам Отчим и благоволению Святого Духа. Он чрез правителя карает злобесных грешников и поощряет добрых. Он борется с безумием злейших человеков лукавых страхом, запрещением, обузданием и конечным запрещением. Царь и есть – гнев венчанный! И пока Русь без него, как невеста без жениха, не бывать тут порядку!

– Понятно, – кивнул Олег. – Православная империя. Первый вариант, только с уклоном в христианство.

– А чем плоха империя? – спросил Иван, тыкая вилкой в салат оливье. – Они тоже разные бывают. Британская империя – громадный проект ограбления мира. Империя Российская – проект духовного выживания православия.

– Почему? – спросил Игорь.

– Британская империя за века существования никогда не сражалась ради веры, а Российская – много раз. Начиная с войны шестнадцатого века с Литвой за права единоверцев до войны тысяча восемьсот семьдесят восьмого года за освобождение православных из-под власти османов.

– Может, оно и так, – пробормотал Олег. – Да только была у нас уже одна империя, куда уж православней, и та рухнула. За один год. И с чего это новая должна сделаться крепче?

Игорь отхлебнул кофе и принялся за салат.

– Но сам-то ты чего хочешь? – спросил Сергей.

– Чтобы мы выжили, сохранили свою особость, свои отличия и национальный дух. И сохранили в первую очередь от агрессии с Запада. Я не люблю славянофилов, но с некоторыми их идеями согласен. Европа постоянно лжет, изворачивается внутри себя, пытаясь найти единство. А мы, – тут Олег сделал паузу, – русские обречены на вечное недовольство соседей в силу своей на них непохожести. И они стараются, много столетий норовят сделать нас такими же, как они…

– Все время пытались они нас соблазнить, – добавил Иван. – Сначала католичеством прельщали, унию сулили. Потом реформация и атеизм оттуда же пришли, и последняя зараза, что оказалась самой страшной, – марксизм. Пора понять, что идеи Европы для нас – яд, и давно нужно отгородиться от него прочной стеной из Веры, даров Духа Святого!

– А стена эта должна пройти от устья Одера до Адриатики, – хмыкнул Сергей. – Иначе какой смысл суетиться? Ладно, давайте есть, а то просидим тут до завтра…

Игорь жевал, пил немного горчивший кофе и думал, насколько разными могут быть мысли у людей, желающих добра своему народу. Один хочет завоеваний, толп с хоругвями и криков «Ave, caesar!», другой – замкнуться с собственных границах, третий – возвращения к язычеству, четвертый – восстановления власти коммунистов, а пятый – рыночной демократии…

И как их всех объединить? Невозможно.

– Ну что, как поели? – спросил Олег.

– Хорошо, – кивнул Иван.

– А ничего, нормально, – заметил Сергей, у которого на тарелке остались только кости. – Они тут готовят не так плохо, – он улыбнулся и глянул на наручные часы. – Так, сколько у нас? Девять часов… это значит, что по-местному восемь. Пожалуй, пора двигаться. Пока еще доедем…

– Пора, – кивнул Олег. – Сейчас, только надо до туалета прогуляться. Где он тут у них?

Дождались его, а затем подхватили сумки и отправились к выходу из кафе. На улице не застали и следов тумана. Солнце поднялось выше, из красного стало желтым и начало припекать.

На небольшой площади перед вокзалом стояли маршрутки – белые и желтые «Мерседесы». На остановке толпился ожидавший их народ, чуть в стороне виднелись машины с шашечками на крыше.

Услышав названный Олегом адрес, таксист, молодой, с пронзительными голубыми глазами, только хмыкнул:

– А где это? Я не знаю.

Подошли еще двое, постарше. Выяснилось, что один из них в курсе, где находится нужная улица.

– Садитесь, поехали, – сказал он. – Только это на другом конце города, в пробках постоять придется.

Кинули вещи в багажник бежевой «десятки», сами забрались в салон. Машина тронулась, и вокзал скрылся из виду. В пробку угодили через десять минут, выехав на широкий проспект, в пробку основательную, чье тело из автомобилей было напичкано «костями» автобусов и троллейбусов.

«Улица Артема» – прочитал Игорь на одном из домов.

Когда оказался на покачивающемся мягком сиденье, внутри машины, накатила дремота. Словно все недоспанные за последние дни часы разом свалились на плечи и потянули веки вниз. Задремал, а когда открыл глаза, обнаружил, что справа от дороги виден памятник могучему мужику в пиджаке, сапогах и галифе. Игорю лицо, украшенное усами, показалось странно знакомым.

Напомнило торговавшего книгами революционера…

– А, вот и знаменитый монумент, – сказал Сергей. – Если подойти к нему сбоку и глянуть под определенным углом, кажется, что у мужика два хера. Рука за телом остается, пальцы торчат.

– А вы откуда знаете? – спросил таксист.

– Бывал я в вашем городе. Давно, еще в советские времена. Эх, напоролись мы тогда. В Кальмиус лазили купаться. Или в один из ставков? Ставки – это пруды такие, их три вроде бы…

Таксист недоверчиво покачал головой. Наверняка подумал, что совсем молодой парень зачем-то придумывает – откуда он мог бывать тут при Союзе, когда сам был еще ребенком? – но промолчал.

Игорь вновь задремал. Пару раз приоткрыл глаза, один раз увидел неподалеку от дороги то ли пруд, то ли неширокую реку с очень медленным течением и поросшими ивами берегами. А затем уснул по-настоящему, провалился в темную мягкую бездну. А когда поднялся из нее…

… обнаружил себя внутри собора.

В высоту уходили беленые стены, облицованные белым камнем круглые столбы. Через узкие окна падал рассеянный свет, позволял увидеть, что терявшийся в полумраке свод расписан фресками, играл на ромбовидных плитах пола. Пахло ладаном и горячим воском.

Вокруг толпился народ, дородные бородатые мужики в длинных богатых шубах и с непокрытыми головами. Переговаривались негромко, кто-то покашливал, трещали свечи, слышался шорох ног по полу.

Виднелся алтарь, многочисленные образа, а перед ним маячило покрытое алой тканью возвышение, на котором стояли два кресла с высокими спинками, обтянутыми золотистой парчой. Перед ними располагался стол, но его Игорю было плохо видно из-за тех, кто стоял впереди.

Смог разглядеть нечто блестящее, украшенное драгоценными камнями.

Шушуканье смолкло, наступила невероятная, звенящая тишина. Негромкие шаги прозвучали в ней очень отчетливо. В дверь храма вошел священник в рясе, с крестом на груди и еще одним в руке.

В другой держал кропило, и им он принялся махать во все стороны. Полетели брызги, а люди, стоявшие рядом с Игорем, начали опускаться на колени, склонять головы, русые, черные и седые.

– Многая лета государю… многая лета… – понеслось по рядам.

– Многая лета! – грянул невидимый Игорю хор. Мощные голоса обрушились с силой водопада. – Многая лета государю Иоанну Васильевичу! Многая лета! Многая лета! Победоносная слава и благоденствие!

Все перекрестились.

– Милость и суд воспою тебе, Господи… – затянул хор.

За священником появился юноша лет семнадцати в собольей шубе, рыжеватый, с очень решительными черными глазами. Их взгляд прошелся по собравшимся, и головы склонились еще ниже.

Юноша зашагал по проходу в толпе, что вел к возвышению с креслами. За ним двинулся еще один, помладше, такой же рыжий, черноглазый, но с безвольным мягким ртом и добрым взглядом.

В руках держал миску с золотыми монетами.

У возвышения отроков встретил богато одетый священник, в высокой шапке, с блистающим крестом в руке, с седой бородой и выпиравшим пузом, скрыть которое не могла даже широкая ряса.