Виктор Точинов - Пылающий лед Страница 38

Однако шальная пуля на то и шальная, своих и чужих не различает… Настену надо спасти. Пусть она какая-то странная, пусть не узнает Альку – от пуль он ее убережет. А потом уж разберется, что происходит с девушкой.

Начать первыми лагерники не успели. И Алька, готовый к прыжку и внимательно наблюдавший за «орлом», тоже ничего не успел.

Несколько негромких выстрелов слились в один звук – и все закончилось, не начавшись. «Орел» стоял, как стоял, и лишь во лбу у него появились два крохотных отверстия, словно проколотые шилом…

Пульки у спецназовского «скорпиона» маленькие, иглоподобные, калибра 3,7 миллиметра, пробивная сила у них большая за счет высокой скорости, но останавливающее действие ничтожное, – не откидывают подстреленного назад, как массивные пули, выпущенные из армейского автомата или из «дыродела».

«Орел» стоял. Сердце у него сокращалось, и легкие исправно поставляли в кровь кислород, и все прочие органы нормально функционировали, – но человек был мертв.

Из ранок показалась кровь, поползла на лицо двумя тоненькими медлительными струйками. Казалось, что истекает кровью вытатуированная жертва вытатуированного орла (прокурор? лагерный стукач?), а не владелец татуировки.

Затем мышцы расслабились, и убитый мягко оплыл на мох. Рядом с телом поблескивала выпавшая из руки заточка – треугольная в сечении, сделанная из напильника… И два других чернобушлатника тоже оказались на мху. Тоже мертвые.

Одна из женщин вскрикнула. Все остальные застыли молча, как на стоп-кадре, не понимая, что можно и нужно сделать.

Позже, анализируя произошедшее, Алька понял, что последний уцелевший «выдра» не стрелял. Все сделал командир – три коротенькие очереди в разные стороны. Три трупа. Только что «скорпион» висел за спиной, а теперь неуловимо для глаза оказался в руке командира. И цилиндрики гильз поблескивали под его ногами.

Увенчанное глушителем дуло «скорпиона» медленно, неторопливо повернулось в сторону парня в униформе с сорванными знаками различия. Тот стоял в нелепой позе, слегка присев, согнув ноги в коленях, словно собирался прыгнуть – а вдруг оказалось, что некуда и незачем.

Вступать в бой, исход которого сомнений не вызывал, тем более вступать в одиночестве, парень не решился. И не рискнул бежать, подставив спину под выстрелы. Пятился, выставив перед собой ладонь защитным жестом, споткнулся о кочку, упал…

Глушитель «скорпиона» слегка опустился, вновь нацелившись в голову упавшего.

У дезертира прорезался голос:

– Не надо!!! Я ведь… я ничего… это они, они все…

– Вставай. Берись за груз.

Командир говорил размеренно и холодно. И на удивление спокойно, будто и не он только что застрелил троих человек.

– Все беритесь за груз. Надо спешить.

Спорить и возражать желающих не нашлось. Все потенциальные спорщики и возражающие лежали под ногами… Лишь один из местных осторожно спросил:

– Куда тащить-то?

Седой, одышливый, он и сюда-то добрался с большим трудом, сменяясь гораздо чаще прочих носильщиков.

– На север, – коротко ответил командир.

– И далеко?

– К Усть-Кулому.

– Это ж… – начал было старик и осекся, не иначе как вспомнив, чем завершился недавний диспут.

Тяжело-тяжело вздохнул и взялся за ручку контейнера.

Алька медлил… Где находится Усть-Кулом, он понятия не имел. Но чувствовал, что пора бы ему определиться с дальнейшими действиями. На каком основании он помогает этому странному человеку? О котором знает лишь то, что ничего не знает?

До сих пор можно было считать с некоторой натяжкой, что рядовой Нарута – последний уцелевший боец роты «Гамма-7» – выполняет последний приказ командира: спасает трофеи от мятежников. А теперь? Ни в какой Усть-Кулом ему отправляться не приказывали…

– Мне нужно оружие, – сказал командиру Алька. – И поговорить с вами. Иначе я никуда не пойду.

Рисковал, конечно… Ответом вполне могла стать пуля из «скорпиона», но Алька успел сосчитать оставшихся людей и понял: даже если все они возьмутся за ношу, без подмен, все равно один контейнер придется здесь бросить. Или спрятать, или утопить в реке, не важно… Все четыре не унести. А стоит потерять еще одного носильщика – бросать придется уже ровно половину груза. Вопрос лишь в том, действительно ли так до́роги командиру преобразователи?

– Пойдем, солдат, – кивнул командир в сторону реки. – Поищем тебе оружие. И поговорим. Остальным привал три минуты.

Автомат, что характерно, он обратно за спину не повесил, шагал к берегу, держа его в руке. Намек на то, чем разговор может закончиться?

– У меня приказ: охранять трофеи, – сказал Алька на ходу. – Назовите свое имя и звание и примите командование над ротой «Гамма-7». Надо мной.

– Имя… Звание… Трофеи… – повторил командир задумчиво. – Ты не совсем понял ситуацию, солдат.

Он остановился, повернулся к Альке, встретился с ним взглядом. Глаза у командира были серо-стальные, холодные, как стылая вода или сталь клинка.

– О трофеях речь не идет, солдат. Это мои преобразователи. К здешним сепаратистским игрищам я отношения не имею. С ОКР и Россией не воюю. И не служу им. Здесь хранились мои вещи, и я их забрал.

И Алька, наконец, понял, с кем имеет дело. Побоялся поверить догадке – слишком уж все удачно складывалось – и лихорадочно пытался найти изъян в своих рассуждениях. Изъяна не было. Все непонятности становились логичными и разумными.

Командир продолжал:

– А ты, солдат… Пленным я тебя объявить не могу, коли уж не воюю. Если хочешь, считай себя интернированным.

– А если не хочу?

Сейчас он скажет: тогда, солдат, считай себя мертвецом. Или ничего не скажет, вскинет автомат неуловимым для глаза движением и…

– Ты уж определись с тем, чего хочешь, – сказал командир. – И побыстрее. Времени мало.

Прозвучало это, как завуалированное предложение некоей сделки… Алька решил: если уж рисковать, так до конца. В конце концов с лагерниками-то командир, как выяснилось, договаривался, и нарушил договор отнюдь не он. Урки в какой-то момент посчитали, что одной свободы им мало, и решили загрести все. Может быть, именно сейчас Альке выпадает редкостный шанс и глупо им не воспользоваться. Он сказал:

– Вы ведь со Станции, верно? Из «Науком»? Возьмите меня с собой! Меня и… и еще одного человека. А преобразователи я вам доставлю хоть в Усть-Кулом, хоть на полюс.

Станция… Иного объяснения происходившему Алька не мог придумать. Вертолеты… Преобразователи… И «выдры» – напялить форму с их эмблемой может любой, но попробуйте-ка имитировать боевые умения! Лишь элитным бойцам СБА такое под силу.

– А как же присяга? – поинтересовался командир.

Алька над этим простым вопросом много думал. Перспектива становиться в восемнадцать лет клятвопреступником как-то не вдохновляла. Хотя никто его желания присягать не спрашивал – вывели на плац, сунули в одну руку автомат, в другую – текст воинской клятвы: присягай, желторотый. Но все-таки…

Ответил он твердо и уверенно:

– Я присягал родину защищать. От врагов. А жителей своей страны убивать не клялся.

– Вот как… Дело твое. Однако я не со Станции. Но сотрудничаю с ними… И отвезти тебя туда смогу. Тебя и… еще одного человека.

– Отвезти – в фильтр?

– На Станцию – значит, на Станцию. Мимо всех фильтров. За помощь в доставке преобразователей. До… до того места, где они мне нужны. По рукам?

– По рукам… А оружие?

– Сам же видишь, здесь искать – только время тратить. Все обуглилось… Пошли, что-нибудь в дороге раздобудем.

– Да что же здесь так рвануло? У вас бомба на борту хранилась?

– Не у меня. Скутер под завязку был набит взрывчаткой. И пилот-камикадзе.

– Настоящий камикадзе? Как в Японии?

– Подделка… Настоящие идейными были, а эти наркотой накачаны, плюс «невынимайка» с программой самоподрыва. Их всех сегодня на берег списали, захваченные федералами дома взрывать… А этот почему-то остался. Не повезло.

Они шагали обратно, когда Алька вспомнил, что так и не узнал имени своего нового знакомого. Вспомнил и спросил.

– У меня нет имени, солдат, – сказал командир. – Я отрекся от него. Трижды.

Сказал самым обыденным и заурядным тоном, словно сообщил о мелкой жизненной неприятности. О выпавшей из кармана и потерянной кредитке, например. Помолчал и добавил:

– Называй меня, как тебе удобно.

Алька тогда окончательно уверился, что он псих. Много чего знающий и умеющий, но псих. А еще решил звать его Командиром. Как именем собственным. Надо же как-то называть человека, от чего бы он ни отрекся…

7. Театр теней: история бойкого трупа

«Чернобурку» по прозвищу Артистка долго будут помнить все знавшие ее сотрудники ОКР. И не только потому, что она слыла (и была на самом деле) отъявленной нимфоманкой, рассматривавшей практически любой двуногий объект как свою законную сексуальную добычу. В конце концов, женщины с нормальной сексуальностью составляли среди «чернобурок» меньшинство, а остальные отличались или полной фригидностью, или гиперсексуальностью, или весьма странными объектами полового влечения (кудесники из «Мутабор» очень многое могли бы рассказать на сей счет, однако излишней болтливостью не страдали).