Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин Страница 38

Иван Иванович не дал им долго играть в гляделки. Как и положено главе семейства, начал отдавать распоряжения:

– Вот, Лена, это Саня. Он издалека идёт. Поживёт пока у нас, поможет по хозяйству. Думаю, в дальней комнате его определить можно. Давайте пообедаем сейчас как следует, накрывай на стол. А потом покажешь Сане его комнату, сооруди ему там постель и выдай, чего требуется – бельё, одежду. И баню надо затопить. Хоть и день сегодня воскресный, вроде как не годится, но путникам и болящим даже в Великий пост послабления разрешаются. Думаю, Он поймёт и простит.

Вечером этого длинного дня Саша сидел на полке в жарко натопленной бане, не в силах даже шевельнуть рукой. Вошла Лена, принесла стопку чистой одежды. Саша попытался прикрыться веником. Лена засмеялась.

– Не бойся, малыш, помочь пришла.

Отобрала у него сухой веник и сунула в ведро с горячей водой.

– Я не малыш.

– Вижу, – она улыбнулась и зачерпнула деревянным ковшом кипятка из бака, налила в ковш чего-то из бутыли, стоявшей тут же, на подоконнике, плеснула на камни. Парилку заполнило жаркой волной, почему-то пахнущей горячим хлебом. Саша не мог вдохнуть раскалённый воздух.

– Ложись, – скомандовала Лена, через голову снимая намокшую длинную нижнюю рубаху, под которой больше ничего не было. Саша зажмурился и вытянулся на полке ничком. Дышать стало легче. Одуряющий хлебный дух постепенно слабел, и вот уже пахло просто чем-то горелым. Лена снова плеснула на камни, и снова парилку окутало вкусным паром.

– Что это?

– Квас, после вчерашней бани остался. Мы всегда квас в воду добавляем. А у вас разве так не делают?

Может, иногда и делали. Но еще в Прокопе, когда парились, добавляли в воду немного хвойного масла. Почему-то он вспомнил и тот запах. Но там было детство… а здесь что-то явно иное.

– Ну что, готов? – Лена достала из ведра распаренный веник, погладила им Сашу по спине, по ногам и рукам, и начала хлестать.

* * *

Прошла неделя.

Однажды ночью Лена не сразу ушла в свою комнату. Сашка лежал на мягкой перине под мягким пуховым одеялом, Лена прижималась к нему всем телом, тоже мягким и горячим. Саша чувствовал, как от этого жара плавится ледяная корка, покрывавшая его сердце, трескается, разваливается на куски…

– Давно спросить хочу – почему я? Почему ты меня выбрала?

Лена немного помолчала, будто подбирая слова.

– Не умею говорить про это. Ладно, попробую. Когда тебя на ярмарке увидела, ты хлеб ел. И так ты его ел, будто это не хлеб был, а пряник какой, или леденец. Потом последний кусочек в рот положил, вздохнул так и на меня посмотрел. Я рядом стояла.

– Не помню – удивился Сашка.

– Конечно, не помнишь. Ты вроде бы на меня смотрел, а как будто в себя. И глаза у тебя такие были… как у святого на иконе. Печальные немного, всё знающие и… Я предупреждала, что не смогу объяснить… В общем, не видела я никогда таких глаз. Хотя, что я вообще в жизни видела? И так мне жалко тебя стало, и захотелось приютить, отогреть, обласкать. Веришь?

– Верю, – хотя Младшему стало слегка обидно за слово «жалко». Он бы многое отдал, чтоб производить другое впечатление. – А отчего твой муж умер?

– Да от водки сгорел. Когда только поженились, он нормальный был. Пил, конечно, но не запоями. А потом… Даже вспоминать не хочется.

Старший Ермолаев объяснил односельчанам, что Сашка Подгорный – племянник его кума из какого-то села к северу по шоссе. Этого объяснения хватило. Даже его настырным сыновьям. Может, они и не поверили, но слово отца – закон.

Трое младших Ермолаевых были так похожи, что Сашке сначала было тяжеловато их различать, – может, ещё потому, что они носили бороды, хоть и не лохматые, как у староверов, а подстриженные.

Старший, Денис, был молодой копией отца, и такой же болтливый. Растительность на лице у него едва пробивалась. Остальные видимо, пошли в мать, по части роста и белобрысости. Сыновья Ермолаевы жили своими домами, но неподалёку от родителей. Они тоже постоянно работали, у каждого большое хозяйство, в гости к родителям приходили по воскресеньям. Обедали за большим столом, немного выпивали, разговаривали.

Началась посевная. Поле было большое, надо было вскопать его лопатой. Ни лошади, ни тем более трактора у Ермолаева не было. Он объяснил Сашке, что был у него мерин, да прошлой осенью копыта отбросил. Другого покупать надо, но это не так просто. Сложностей много. И не на что, и выделяться «богатством» означает, что могут увеличить оброк. Неизвестно, когда теперь приедут ордынцы, но староста собирался десятину и в этом году собирать и выколачивать. Власти у него больше стало.

Поэтому Ермолаев рассчитывал пока справиться с помощью Сашки. Можно было попросить у кого-то лошадь на денёк, хотя бы самые неудобные участки вспахать, но после прошлогоднего конфликта у Ивана Ивановича оставались напряжённые отношения с односельчанами: у него были к ним свои счёты, у тех к нему – свои. Просить, унижаться и нарываться на отказ Ермолаев не захотел, вот и пришлось Сашке почти сразу включаться в работу. Сначала он с непривычки сильно уставал. Болела спина, на руках появились кровавые пузыри. Но постепенно втянулся – что-то объяснил Иван Иванович, до чего-то сам дотумкал. Воткнуть лопату в землю под нужным углом, помогая себе ногой, не слишком глубоко, но и не очень мелко. Используя черенок, как рычаг, перевернуть ком земли, остриём разбить его. Выбрать, если попадутся, корни многолетних сорняков и бросить их в ведро. Удивительно было Сашке, что даже в такой примитивной, как он думал, работе, есть свои приёмы, секреты. Выращивали разные культуры, даже рожь, табак и сахарную свёклу, но в основном картошку, которую называли «родимая». Земля была хорошая, не глинистая, как у них в Прокопе. Очень часто встречались дождевые черви. Ермолаев с гордостью говорил, что чем больше червей – тем лучше, плодородней земля. По свежевскопанной полосе за ними ходили большие чёрные птицы – им тоже нравилось, что червей много.

Иногда нет-нет, да и посещала его мысль – найти бы клад. Тайник. Но в земле не было даже мусора. Младший помнил, как в детстве нашёл в земле на огороде непонятно как попавший туда разбитый мобильный телефон и бесполезные пятирублёвые монеты. Было интересно думать, как полвека назад кто-то мог уронить эти вещи, и почва постепенно скрыла их. Но