Индигирка - Anthony Saimski Страница 38

Все бы ничего, казалось, сами останки были не видны, но то, что в этот момент дорисовывала его фантазия, вызывало куда больший шок... Первое, что сильно поразило Соколова, это то, как такое достаточно большое существо как человек с руками, ногами, который занимает в жилом бараке целую койку, тумбочку, место в раздевалке, место в столовой, душе, оставляет после себя множество своих личных вещей, одежды, может стать всего лишь небольшой кучей останков, умещающейся на одном квадратном метре носилок.

И второе, что навсегда врезалось ему в память, это армейский ботинок, который так и был плотно зашнурован, но в место целой ноги, или хотя бы остатка ее, из него торчала лишь белесая, перегрызенная кость...

Уже тогда, при всей парализующей отвратительности этого зрелища, Олег не смог отвести от него глаз. Вернее не стал, словно поняв, что это далеко не первый и не последний раз, когда ему придется наблюдать нечто подобное.

Только этот "психологический тренинг" так и не приучил его к виду обезображенных трупов. Да и не должен был. Ведь ни один нормальный человек не смог бы к этому привыкнуть. Поэтому Олег достаточно быстро отыскал оружие и сменную энергобатарею на останках вояки, и поспешил убраться подальше от места побоища.

Во-вторых, он очень долго осматривал свои раны и перебинтовывал их содержимым индивидуальной аптечки, которая тоже всегда хранилась в его рюкзаке.

Брызги раскаленного металла прожгли брюки и въелись в кожу. Олег насчитал восемь таких ожогов на своих ногах, размер которых был не более трех - четырех миллиметров в диаметре. Сами капельки металла плотно прикипели к плоти и доставляли больше болезненных ощущений, чем действительно представляли опасность для жизни. К тому же эти ранки самоприжглись еще в момент своего образования, а металл из них мог спокойно извлечь любой стажер в медблоке, стоило только до него добраться.

С ожогом на боку дело обстояло намного хуже. Синтетическая ткань разгрузочного жилета расплавилась и впекалась в камуфляжную куртку и свитер. Зато это спасло Соколова от более сильного ожога. Однако кожа на боку была сильно покрасневшей, а в центре начинал появляться мерзкий волдырь, около десяти сантиметров в диаметре. Борясь с жутким ночным холодом, бедный парень, раздевшись до пояса, постарался максимально хорошо его забинтовать, чтобы грязная материя одежды не касалась обожженной кожи и волдыря.

Вязаная шапочка немного подгорела и прилипла к голове, но осталась целой. Олег в буквальном смысле слова оторвал ее от себя, и, отскребя пальцами паленые волосы, надел на место.

На бедре, с той стороны, где была хлопушка, красовался большой опаленный пороховой ожог. А от кожи пахло горелым мясом. Олег был вынужден приспустить разорванные в этом месте брюки и тоже закрыть его чистой повязкой. В целом все полученные раны были абсолютно не смертельны, но могли дать очень неприятные последствия, если запустить их на долгое время. Но это в планы Соколова не входило, ему надо было выбраться с территории восьмерки как можно скорее.

Разгрызенная и запитая водой таблетка простенького обезболивающего начала действовать уже через несколько минут, и Соколов готов был приступить к выполнению плана по своему спасению, почти не отвлекаясь на болевые ощущения.

Чем больше организм успокаивался и отходил от стресса, тем сильнее усиливалось чувство голода, пока, наконец, Олег не понял, что последний раз внятно ел полтора местных дня назад. Тут ему пригодилась саморазогревающаяся банка тушеной говядины с горошком и пачка поломанных начавших крошиться галет. Он разделался с ней за пару минут, даже толком не почувствовав вкуса, хотя долго берег ее с тайной мыслью насладиться вкусом мяса, когда есть протеиновую смесь станет совсем невмоготу.

В-третьих, что заняло, пожалуй, больше всего времени, это реанимация водовоза. Живого аккумулятора в техблоке конечно же не оказалось, и ему потребовалось потратить еще около часа на то, чтобы заправить генератор водой, запустить его и поставить на зарядку найденную батарею. Таким образом, провозившись всю ночь, с рассветом он смог наконец-то покинуть пределы восьмерки.

Переутомление, стресс и обезболивающее делали свое дело. Олег чувствовал себя очень странно. Словно это был уже и не он, а некий "отделенный разум", как он сам себя назвал после всего пережитого, помещенный в подвижную болванку, зовущую себя Олегом Соколовым. Это было очень любопытное, но абсолютно не уместное в нынешних обстоятельствах чувство.

Печка "Камаза", работающая на полную мощность, нагоняла в кабину теплый воздух, от которого Соколова расслабляло еще сильней. Он начинал все чаще закрывать глаза, с каждым разом чувствуя, что почти проваливается в сонную пелену.

- Ну-ка соберись, чтоб тебя! - громко крикнул Соколов, надеясь этим отогнать усталость и сон. - Соберись, дрянь такая!!!

Для большего эффекта он несколько раз сильно хлопнул себя ладонью по щеке. Действия оказались верными, но Олег ожидал от них большего эффекта.

Парень выключил печку и немного опустил стекло, давая морозному осеннему воздуху Индигирки радостно проникнуть в его уютное и безопасное укрытие.

Больше всего его раздражало то, что мозги почти совсем отказались работать. Он пытался понять, как ему дальше действовать, но здравые умозаключения закончились сразу же после того, как он миновал периметр восьмерки на реанимированном водовозе.

Как предупредить Казюку? Как быть с военными? Как предупредить всех в лагере? Да и цел ли вообще лагерь?.. Выстоял ли он под натиском стада, или вояки перестреляли всех к чертям собачьим...

Впрочем, Соколов сомневался в том, что эти саботажники смогут перестрелять восемьсот человек, даже с их превосходством в огневой мощи. Сделать это все равно не так просто для столь малочисленного отряда. Если бы их было человек сто, тогда соотношение сил составило бы один к восьми, это еще куда ни шло, но при таком раскладе - маловероятно.

Придя к подобным умозаключениям в Соколове еще больше укоренилось чувство, что псевдовоенные затеяли более серьезную пакость, чем просто провокация атак инфицированной живности. Но как он не напрягал мозг в попытке предугадать их ход, у него ничего не получалось.

Чем больше Олег задавал себе эти вопросы, тем больше он запутывался в ответах и вариантах решений, которые предлагал его переутомленный разум. Одно становилось очевидным, он неумолимо приближался к лагерю, и у него до сих пор не было четкого плана действий.

- Делай что делаешь... - пробурчал Олег, вспомнив последнюю фразу Олеси из своего сна. - Это конечно ты хорошо сказала... Только вся беда в том, что я перестаю понимать, что же я делаю...

Соколов еще раз хлопнул