Николай Шмелёв - Кронос. Дилогия (СИ) Страница 39

Крон с Доцентом подошли к ней и одновременно поприветствовали:

— Здрасть!

— Доброе утро, — настороженно ответила девушка на приветствие.

— Тьфу ты! — с досадой плюнул Крон. — Вертится, как уж на раскалённой сковородке.

— Зовут то тебя как, красавица? — задал Почтальон, вполне невинный вопрос, не подозревая о взрывной силе характера интервьюируемой.

Несмотря на предостерегающие жесты товарищей, пытающихся предотвратить нежелательные последствия, Почтальон продолжил настойчивое ухаживание.

— Прямо наваждение какое-то, — устало произнёс Крон, пожимая плечами. — Стоит особи мужского пола увидеть нашу приятельницу, как он тут же топает за цветами.

Почтальону она ответила просто, шепнув что-то на ухо, после чего он густо покраснел, хоть скромностью никогда не отличался и, сам мог вогнать в краску кого угодно. Раньше за ним такой реакции никогда не наблюдалось, и Крон решил, во что бы то ни стало выяснить, что же Почтальону такого сказали, после чего он готов был провалиться сквозь землю.

— За последние несколько суток, жизнь состоит из одних вопросов, — думал он, вздыхая. — Будем надеяться, что доживём до ответов.

Связная, будто прочитав мысли Крона, поняла на него глаза, полные ледяного безразличия и, буравя противоборствующую сторону взглядом, медленно произнесла, чеканя каждое слово:

— Ваша цель — старость. Все приходят к ней, и каждый своим проходом, даже в том случае, если он обрушился. Любовь помогает преодолевать препятствия…

С этими словами она встала с ящика и удалилась.

— Надеюсь, что ты знаешь, о чём эта цыпа здесь кудахтала? — нервно обронил Комбат, обращаясь к Крону. — Вот стерва — старость нам обещает!

Крон засмеялся и, подойдя к ящику, пнул его ногой. Покачав головой, он сказал:

— Ком, перестань ревновать! Что ты с ней собрался делать? Плодить компьютерные вирусы? А куда идти, я догадываюсь. Здесь только один обвалившийся подземный ход.

— Почему это место называется кафе «Вишенка?» — спросил Доцент, прерывая словесный поток, который может никогда не закончиться.

— Сам, что ли, не можешь догадаться? — ответил Крон, указывая рукой на вишнёвое дерево, притулившееся у самого стола. — Вот оно, давшее название заведению!

— А что она тогда про любовь говорила, — вспомнил Комбат, — это как-то связано с привязанностью к алкогольным напиткам?

— Только тем, что здесь распивали вино, а с этого дерева Дед летел, когда решил полакомиться спелыми ягодами. Получается, что пострадал за любовь: все рёбра отбил, а на боку остался длинный двойной шрам, от зацепившей его ветки. Ну ладно — пошли дальше. Впереди нас ждёт магистральный трубопровод. Вредный…

— Почему? — насторожился Почтальон.

— Потому что с рюкзаками нужно будет: или под ним ползти, или через него перелазить.

Огромная труба, сияя белой жестью, перегораживала весь путь, но рюкзаки снимать не хотелось. С горем пополам, справившись с препятствием, товарищи вышли к покосившемуся турнику, у которого перекладину заменял лом. Он давным-давно погнулся от постоянного напряжения, но был ещё вполне дееспособен, чтобы выполнять не свойственные ему, в данной ситуации, функции.

— Это местный стадион, — мимоходом заметил Крон.

— А это что за пепелище? — спросил Комбат, показывая рукой на груду головёшек.

— А-а-а, это сгоревшая хижина. Целый месяц строили, печку поставили, но не успели пообедать толком… За полчаса, всё было кончено. Рядом фермерское хозяйство, но это отдельная история. Ещё наверху есть ледяная хижина, но сейчас лето, и она растаяла.

Свернув на выход из спортивно-развлекательного комплекса, компания взяла курс на «Брянский лес» и не спеша, брела по дороге. Дойдя до поворота, в переулке показался «Красный фонтан», бьющий сильной струёй. Красная жидкость, напоминающая кровь, ручьями стекала с наклонной поверхности переулка и исчезала в решётке ливневого стока.

— Здесь порешили кого-то? — предположил Доцент.

— А вот и не угадал! — хихикнул Крон. — Одна небольшая царапина на голове, но крови вытекло столько, что даже не верится, до сих пор. Вся улица в шоке наблюдала, как она в ливневый сток стекала, не хуже, чем в заправском фильме ужасов. Вызвали скорую помощь, и всё закончилось благополучно. Но не может быть в человеке столько крови! Вот дерьма — пожалуйста. Этого — сколько угодно.

Из леса, размерами не превышающего мелкий парк, доносилась ругань и свист стрел. За всей творившейся на опушке суетой наблюдал дедок, уперевшийся на клюшку и, выражающий неподдельный интерес к происходящему. Подойдя к нему, Почтальон вежливо осведомился:

— Дедуля, а что там происходит?

— А вы что, не знаете? — изумился старик. — Идет война Тарзана с Робин Гудом, за право обладания наблюдательным пунктом! Сейчас Тарзан запутался в тарзанке, а Робин со товарищи хотят продать его в зоопарк.

— Ни хрена себе! — восхитился Крон. — Я из этого леса, скорее всего, мог бы ожидать отряд партизан, что, во всяком случае, созвучно названию.

— Чем тебя английские разбойники не устраивают? — спросил Почтальон. — Такие же партизаны!

— Табличку переправим, — усмехнулся Комбат. — Был Брянским лесом, а стал Шервудским.

Буквально в метре от Доцента, в дерево вонзилась шальная стрела, проткнув ствол могучего вяза, как шило масло. Солидный кусок коры, расколотый надвое, сорвался вниз, оголив белую древесину.

— У — ё! — выругался Доцент, приседая к самой земле.

— А ты думал, что в тебя пряником кинут?! — злорадно крикнул Крон, занимая позицию укрытия в кустах.

— Это, смотря какой пряник! Если засохший, из твоего магазина, то это — тоже оружие, но уже пролетариата. Приравнивается к камню.

Комбат с Почтальоном, лёжа на старом раскуроченном асфальте, смотрели вслед убегающему старику, который проявил для своих лет удивительную прыть. В этот момент им показалось, что трость, с помощью которой он, ещё утром, еле ходил, была нужна ему в беге, как хвост гепарду — удерживать равновесие. До слуха укрывающихся, всё сильнее стали доноситься воинственные крики, перерастающие в победоносные.

— Всё! — выдохнул Крон. — Хана Тарзану — взяли.

— Арестовали, — добавил Комбат.

Тарзан ревел, как раненый носорог и казалось, мог перекричать зелёную братву, которая, в итоге, оказалась проворнее и хитрее. Спеленав полудикое гориллообразное существо, банда лесных разбойников скрылась в чаще, унося на своих плечах орущий трофей.

— Нам, со связным, так же надо было поступить, — угрюмо пробурчал Комбат, чем вызвал дикий смех у попутчиков.

— Ещё успеешь, — задыхаясь от хохота, выдавил из себя Доцент.

Выбравшись из укрытий, товарищи подошли к вязу. Дерево стыдливо стояло с обнажённой древесиной, как раздетая женщина, которой нечем прикрыть свой срам. Впившаяся стрела настолько плотно застряла в стволе, что к сраму добавлялся позор. Почтальон попытался её выдернуть, но у него ничего не получилось. Бросив это бессмысленное занятие, сталкеры направились к месту недавнего побоища, по ходу следования оценивая масштабы разрушений, которые свидетельствовали о нешуточных страстях, разыгравшихся на опушке. Подойдя к оборванной верёвке, на которой, до недавнего времени, раскачивался лесной житель, Почтальон сказал, покачав головой:

— В неё его и замотали! И на хрена обезьяне наблюдательный пункт? Разбойникам понятно, для чего, а этот и так скачет по макушкам деревьев.

Чуть дальше, идя по заросшей тропинке, находилось само яблоко раздора. Вбитые в могучий ствол вяза металлические скобы вели наверх к шалашу, сколоченного из необструганных досок и, разместившегося между ветвей дерева. Скобы кровоточили чёрной липкой жидкостью, мёртвым соком стекая к подножию.

Оставив позади «Брянско — Шервудский лес», компания вышла на дорогу, ведущую к монастырю, мрачной стеной перегородивший весь обзор. Полукруглая арка не имела ворот, так что с проходом проблем не возникло. Посередине арки лежал гранитный памятник угрожающих размеров, а бородатый мужик в картузе и начищенных сапогах, пытался сдвинуть его с места.

— Дедуля, — позвал его Почтальон. — Тебе с этим камнем, ни за что не справиться.

— А что делать? — отозвался бородач. — Тащить то надо!

— Куда и зачем? — уточнил Комбат, отлично понимая, что тут необходимо человек двадцать, только для того, чтобы попытаться надгробие подвинуть.

— К себе, на могилу купеческую. Правда, и её теперь с землёй сравняли.

— Этот памятник, или надгробие — как его там правильно, напоминает мне спинку, в изголовье кровати, — мрачно процедил Доцент, внезапно ощутивший всю бренность бытия.

Не сказав больше ни слова, группа обошла кряхтевшего, от натуги, покойника, вынужденного собственноручно возвращать свой собственный памятник к себе, на собственную могилу, которую благодарные потомки снесли начисто, построив на этом месте новую жизнь.