Николай Басов - Торговцы жизнью Страница 39

Вот сон, который ему приснился, вышел не самый удачный… Вернее, это был не один сон, а несколько. Сначала Ростику казалось, что его рассматривает в огромное увеличительное стекло какой-то удивительно большой, немигающий глаз. Он был и человеческим, и не совсем человеческим – иногда казался птичьим, иногда рыбьим, а перед окончательным пробуждением вообще сделался фасеточным, как у богомолов, но при этом изумрудно-зеленым, как у губисков, и почти таким же выразительным.

А еще ему снились бесконечные аквариумы, в которых… плавали не рыбы, а ходили по дну люди. И аквариумы эти, как Ростик не сразу понял, но все-таки понял, стояли на дне и были, следовательно, не аквариумами, а скорее аэрариумами, то есть клетками для людей, которые даже под водой могли дышать воздухом.

Потом эти два сна перепутались или как-то совместились, в общем, он проснулся от того, что его на дне аэрариума рассматривал этот глаз, а к нему, как к рыбке, выставленной на столе, подбирался огромный осьминог или что-то на него очень похожее. Тело болело, голова гудела, но все-таки он чувствовал себя получше. С пробуждением его приветствовал Пестель, который сидел на руле:

– Эх, будет возможность, обязательно в командиры пойду – сам ухо давишь, а служба идет.

– Плывет, – поправил его один из солдатиков.

– Да почитай что приплыли, – поправил солдатика старшина. – Ким, кажется, про этот треугольник розовых кустиков говорил.

Ростик огляделся. Да, они были примерно там, где обозначал место «Калоши» Ким. Ну, может, чуть ближе к Одессе, чем следовало бы, но не намного. Пока Ростик умывался забортной водой, светлой, – как воздух, и освежающей, как хороший сон, Кимова лодка впереди вдруг пошла медленней, потом вовсе прослабила трос, а затем плавно, задним ходом подползла к «Калоше», и капитан Дондик, высунув голову из боковой форточки правого пилота, прокричал:

– Гринев, отцепи трос! И начинай выгребать на восток, понял? Строго на восток. Ну и в воду смотрите, Ким говорит, мы – на месте.

Рост помахал рукой, показывая, что все понял, отцепил леер, который тут же уполз в гравилет, и расставил людей – двоих на весла, старшину на руль, еще ближе к корме – смотреть дно слева и справа, а он с Пестелем пристроился на носу, чтобы тоже смотреть по сторонам и вперед. Гравилет Хвороста, того самого парня, который показался Ростику похожим на богомола, пошел слева от «Калоши», а Ким обосновался справа. До них было метров семьдесят.

Прикинув, что через воду он и его кормовые наблюдатели едва могут охватить полосу метров в двадцать, Ростик решил, что гравилеты отошли слишком далеко. И лишь потом сообразил, что они все сделали правильно, расширяя зону поиска максимально – потому что прямо под собой они дна видеть не могли, но как раз эту-то полосу и отслеживал он с ребятами из лодки.

Поля, поля и поля желтых ракушек тянулись монотонно, словно они не над морским дном ходили, а ползли по холсту художника-абстракциониста, злоупотребляющего темной охрой. Иногда эти квадраты и треугольники кончались, но тут же начинались новые. От этого цепенел мозг и ослабевало внимание. Но в этом была и хорошая сторона, на относительно светлом фоне любой предмет чуть больше старого башмака улавливался глазом быстрее и легче, чем единственная буква, начертанная на листе бумаги.

Пройдя почти пять километров на восток, лодки Хвороста и Кима развернулись и пошли на запад, в сторону дварского берега, разумеется, сместив общую линию наблюдения южнее, ближе к Одессе. Потом, вернувшись к пресловутому розоватому треугольнику, снова развернулись и снова двинули на восток.

Так они челночили почти пять часов, обнаружив только несколько каменных гряд, на которых желтые ракушки не росли и которые, разумеется, осмотрели внимательнее. Пару раз на гравилетах возникало легкое волнение, должно быть, что-то кому-то показалось, и ребятам в «Калоше» приходилось подгребать к требуемому месту и высматривать дно особенно тщательно. Оба раза тревога оказалась ложной. Первый раз это был темный валун странной формы, а второй – даже неизвестно что. По крайней мере, как Ростик, Пестель, Квадратный и его ребята ни старались понять, что же на абсолютно ровном, ухоженном, как цветник пенсионерки, фоне вызвало у Хвороста ажиотаж, это осталось неизвестным.

Во время позднего обеда или раннего ужина, который Ростик решил все-таки устроить для своих уставших, обессилевших ребят, Пестель, жуя неизменную жареную рыбу, чем их снабдили в городе, вдруг, хитро подмигнув Ростику, вытащил из кармана… медицинский стетоскоп. Такие Ростик привык видеть дома с самого детства.

Отжевав, Пестель сполоснул руки и опустил немудреный прибор в воду. И вдруг его лицо изменилось. Глаза стали круглыми и обалделыми, словно неведомым образом он научился видеть что-то остающееся для других по-прежнему невидимым. Ростик не узнавал своего приятеля, а потому подсел к нему, насильно сдернул стальную вилку, удерживающую трубочки в ушах Пестеля, и попытался взять в руки комбинированный мембранный и конический звукоуловитель. Биолог потряс головой, потом фыркнул, словно только что вылез из воды:

– Фрррр… Вот это да!

Ростик не стал спрашивать, что услышал его друг, а сам приспособил стетоскоп на голове и сунул мембрану в воду. И тотчас… Далекие, мерные, как колокол, удары, возникающие словно по воле разумной силы, разносились с отчетливостью, от которой начинало ломить зубы, от которой кружилась голова. Иногда вместо мерного биения возникал частый, дробный перебор, будто включались мелкие колокольчики. Но и при этом сила звука меньше не становилась, а лишь как-то непонятно менялась, словно к тревоге вдруг прибавлялся кодовый сигнал, конкретизирующий эту тревогу, расшифровывающий ее. Чем-то это напоминало вращение защитного экрана вокруг сигнального шара, когда на Боловск налетели губиски.

– Это у берега бегимлеси, – решил Ростик. – Нужно доложить капитану.

Квадратный отобрал стетоскоп, тоже послушал. Но сейчас, когда подводный колокол уже был распознан, слышать его можно было и без всяких приборов. Солдатики так и делали – просто опускали голову под воду или прикладывали ухо к обшивке «Калоши» и шепотом обменивались мнениями. Говорить во весь голос после этих ударов стало как-то… рискованно.

И вообще, хотелось отсюда поскорее отвалить, вот только они не могли этого сделать. Они обязаны были выяснить, что и как тут произошло с командой сборщиков, иначе… Собственно, никаких «иначе» и не возникало.

Покричав и помахав руками, дождавшись, пока лодка Кима подойдет ближе к «Калоше», Ростик твердо и без подробностей доложил, что происходит. Дондик поднялся в башенку стрелка, откинул одну из форточек, высунулся чуть не по пояс, опираясь руками на обшивку гравилета, и принялся задавать вопросы. Уяснив проблему, решил так:

– Ладно, доведем этот проход на запад до конца, а потом зачаливай лодку, пойдем к островам.

– А если этот колокол ненадолго? – спросил Пестель. – Упустим момент, капитан. Сейчас нужно.

– И что же ты ему предлагаешь? – отозвался Квадратный. – В воду прыгать, как Ростик, так для этого плавать нужно, словно дельфин.

– Разговорчики, – подал голос Рост. – Кончай шабашить, всем занять места.

Но дойти до западной оконечности этого витка патрулирования не пришлось. Вероятно, капитан уже после своих слов принял другое решение, потому что с Кимовой лодки вдруг сбросили леер, привязанный к пресловутой канистре, и она отлетела в сторону. Более явственного приказа зачалить лодку Ростик решил не дожидаться.

Завязывая узел на толстом металлическом кольце на носу их посудины, Пестель спросил:

– А знаете, мне кажется, источник звука тут не один. Последние минуты полторы еще и с кормы звенит.

«Калошу» повели не куда-нибудь, а к ближайшему острову, который, насколько помнил Ростик, находился уже километрах в двадцати от восточного берега залива. Это заставляло напрягаться даже таких ребят, как Квадратный. Он, осознав, куда их ведут, поежился, потом со вздохом принялся расспрашивать, стараясь, чтобы его старательно безразличный вид обманывал подчиненных солдат как можно дольше:

– А ведь сюда почему-то никто еще не ходил, правда?

– Кто-то ходил, – отозвался Пестель, – только я не знаю результатов.

– Все равно, над дварами ходили и Фарид, и Ким, и другие наши ребята, а тут – даже имя неизвестно.

– Слушай, старшина, мы вообще мало знаем, потому что газеты нет, радио не работает, а трепаться большинство ребят не любят.

Старшина понял, что Ростик считает его болтовню нежелательной, посмотрел на солдатиков, которые уже стали прислушиваться к их разговорам, и умолк. Но почему-то именно эти «дифирамбы» берегу бегимлеси всех сделали слишком впечатлительными и настроили на очень трусливый лад. Как-то уже не так стало светить солнце, отовсюду людей то и дело теперь обдавало мертвенным холодом… В общем, мир сделался неуютным, хотя и непонятно почему. Подводные поля тут стали еще ухоженней, чем у их берега, красные кораллы вообще росли тут только на самых неудобных местах, а это значило, если их кто-то пропалывал, то делал это старательнее и аккуратнее. Наверное, поэтому Ростик и решил, что они приближаются к тому месту, откуда все эти желтые посадки и начались. Он попросил Пестеля поколдовать со своим стетоскопом, и тот, поразмыслив, согласился, что звона стало больше и что он приблизился.