Деревянный венец. Том 2 - Валерия Веденеева Страница 39

Существовал еще один способ решить проблему, кардинальный способ. Сделать так, чтобы тар Мэлгон умер. Тогда главой семьи стала бы сама Тэри, и скрывать правду не было бы нужды.

Но еще восемь лет назад, вскоре после рождения второго ребенка, Тэри вытребовала у Прежнего клятву, что он не убьет тара Мэлгона. Все же она действительно любила мужа. И теперь наличие этой клятвы стало для Арона даже облегчением — клятва снимала моральную дилемму: убить того, кто был его другом в прошлой жизни и кто воспитал его сына в этой, или обречь своего ребенка на отречение от семьи, в которой он вырос.

— Может, все же получится сказать братьям правду? — спросил Альмар, и Арон покачал головой.

— Ты ведь понимаешь, что они проговорятся отцу. Разве что это получится сделать, если тар Мэлгон умрет.

— Я вовсе не хочу его смерти. Я только хочу… — Альмар оборвал себя, вздохнул, потом посмотрел на Тэри. — Мы же сможем видеться? Хоть иногда?

— Конечно, сынок, — ответила она торопливо. — Конечно!

Арон смотрел на свою маленькую не-семью и думал о том, что все непросто и что, наверное, уже никогда не будет просто.

Глава 21

— Он здесь? — Альмар показал на запертую дверь, и сопровождающий его стражник кивнул. Вернее, один из сопровождающих стражников, поскольку Тонгил… поскольку отец хоть и не держал Альмара все время при себе, но к вопросу его безопасности подошел слишком уж тщательно.

Стражники — все до единого Волки.

Амулеты со щитами, зачарованные так, чтобы никто не смог их снять или аннулировать их действие.

Амулеты, способные открыться Вратами, ведущими в безопасное место, — как те, что были у господина Митрила.

Теневые браслеты, действующие как оружие — отец заставил Альмара тренироваться до тех пор, пока он не научился управлять ими с такой же легкостью, как своими руками.

Обычное оружие, опять же зачарованное так, что только Альмар мог его увидеть и только его руки — достать.

И маленькая алья в мешочке на поясе — на случай, если Альмару потребуется срочно связаться с отцом.

Альмар боялся даже представить, сколько всего отец на него навесит и какую свиту с ним отправит, если Альмар захочет не просто пройтись по дворцу и дворцовому парку, а выйти, скажем, в город.

— Я хочу с ним поговорить, — Альмар вновь указал на запертую дверь гостевых покоев, и дежурившие у нее стражники-люди переглянулись.

— Запрета от его величества не было, — сказал один. Второй молча пожал плечами и посторонился.

Истен — то есть Истениус — сидел в кресле у окна и, запрокинув голову, смотрел на небо. То было чистым, голубым, с редкими перышками облаков. Услышав звук открываемой двери, обернулся. Чуть улыбнулся, увидев Альмара.

— Ну привет.

Альмар неловко переступил с ноги на ногу. Он привык совсем к другому лицу, к другому голосу. Он знал Истена, а Истениус, бывший наследный принц, был лишь смутно знакомым человеком с императорского приема.

— Привет, — сказал наконец. — Я пришел попросить прощения. Что не сказал вам про настоящего отца. И…

— Правильно сделал, что не сказал, — прервал его Истениус и добавил задумчиво: — Ты хороший человек, Альмар. Думаю, из тебя получится хороший принц, а потом и хороший правитель. Явно лучше, чем получился из моего кузена Кореллиуса. Я даже рад, что не знал правду и не бросил тебя в Пустыне.

— А вы бы бросили, если бы знали?

— Конечно, — сказал Истениус и задумался. — Может быть. Вероятно бросил бы, хотя точно не скажу. Видишь ли, твой отец убил моего отца.

Альмар сглотнул.

— Простите.

— Ты тут не при чем, но долг крови, сам понимаешь. И твой отец тоже понимает.

— Он же пообещал вас не убивать!

Истениус вновь чуть улыбнулся.

— Ну да, — сказал мягко, — да, конечно, пообещал. Все будет хорошо, Альмар, не беспокойся.

Тонгил явился только на третий день заточения Истена. Хотя Истен не сказал бы, что скучал по нему. Все это время он вдоволь ел, пил, спал, а в короткие часы бодрствования просто смотрел на небо, рассеянно мечтая о несбыточном — его тело, отдавшее все силы на преодоление Пустыни, восстанавливалось, а разум словно заснул. Проснулся только один раз, на время короткого визита Альмара, и заснул снова. А теперь вот пришлось пробудиться по-настоящему.

Во внешнем виде Тонгила ничто не выдавало тот факт, что он узурпировал власть в стране и принял титул императора. Ни короны, ни даже простого обруча он не носил, да и одет был подчеркнуто неброско.

— Собираешься ввести в правило благородную простоту? — поинтересовался Истен лениво. — Придворные взвоют, если лишишь их любимых цацок и сведешь на нет все их потуги в моде.

— Тебя это сейчас волнует? — Тонгил удивленно вскинул брови. — Не собственная жизнь?

— Собственная жизнь? — повторил Истен. — Ах да, ты же пообещал сыну, что не убьешь меня. Что, устроишь мне несчастный случай при побеге? Или без побега? Или отпустишь, а сгину я уже где-нибудь подальше от дворца и даже от столицы?

— Не веришь, что отпущу?

— Не верю.

Тонгил хмыкнул и устроился в кресле напротив, вытянув вперед ноги.

— Ты мне должен долг жизни еще со времен нашего путешествия в караване, — сказал негромко. — Тогда я спас тебя от ящера. Ты вот недавно спас моего сына. Мы квиты и поступить с тобой я могу так, как посчитаю нужным, правил чести это не заденет.

— Как будто в любом случае ты не поступил бы так, как счел нужным, — Истен помахал в воздухе рукой. — Так что ты придумал? Альмар ко мне привязался, откровенным убийством ты его расстраивать не захочешь, верно?

— Хоть лицо и голос у тебя сейчас другие, вредность осталась та же самая, — Тонгил усмехнулся почти по-доброму. — Убивать я тебя и впрямь не буду. Более того, сделаю именно то, чего так хотели вы с братом — отправлю за пределы империи. А теперь, Истениус, слушай меня внимательно. До тех пор, пока ты будешь жить спокойной тихой жизнью в любой стране, которую выберешь, можешь считать себя в безопасности. Но если решишь мутить воду заговорами, восстаниями или просто вздумаешь вернуться в Террун — будь уверен, я об этом узнаю и ты умрешь.

— Как великодушно, — пробормотал Истен. — И что теперь? В обмен я должен официально отречься и признать тебя императором?

— Нет, — Тонгил поднялся на ноги. — Мне