Владислав Морозов - Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО Страница 39

Вертолетчики, конечно, грамотно зашли на нас со стороны леска, где уже догорали обломки сбитого «Старфайтера», но деревья, на горе вертолетчиков, росли слишком близко от дороги, и из-за этого им нас было видно явно плохо, а маневр уклонения затруднен. Как следствие, выпустить еще ПТУРы им не дали. Это на учениях подобные операции выглядят очень красиво и фотогенично: подлетел – завис – шварк по какому-нибудь списанному танку и ведешь ракету до момента попадания. А здесь – увы, вам.

Начала молотить из кустов ближняя «Шилка» и несколько турельных НСВТ, я тоже от всей души надавил на спусковой рычаг пулемета и не пожалел патронов, поскольку на сей раз более-менее видел, куда стреляю. Все заняло ровно полминуты, но этого вполне хватило. Тот самый, зависший для пуска ПТУРов, ведущий второй пары «Кобр» с замершим, как палка, винтом обрушился в лес и мгновенно скрылся в облаке яркого керосинового пламени. О том, что стало с его экипажем, думать мне как-то не хотелось. Три оставшихся машины, одна из которых словила несколько наших пуль и снарядов (от «Кобры» полетели в стороны какие-то куски) и сильно дымила, заложили крутой вираж и скрылись над кронами деревьев, осыпаемые нашим огнем вдогонку.

Кажется, от этих отбились…

Но радоваться было рано, поскольку впереди над дорогой снова возник ревущий свист реактивных двигателей, на сей раз какой-то другой, не похожий ни на «F-104G», ни на «МиГ-21», и звук снарядных разрывов.

– Воздух! – заорал я в микрофон рации, отметив, что штаб полка на сей раз почему-то молчит.

Я довернул турель с НСВТ, понимая, что у меня в ленте осталось от силы полтора десятка патронов. Но менять коробку было уже некогда – над дорогой мелькнули большие прямокрылые силуэты, сразу осветившиеся вспышками ракетных пусков. Ракеты пронеслись надо мной, одна взорвалась, не долетев метров двадцати до моего танка. Черняев двинул танк вперед, навстречу самолетам, а я снова надавил на спуск пулемета. Уже стреляя, я увидел, что носы атакующих нас самолетов, несущихся практически на бреющем полете над дорогой, пульсировали рваным пламенем пушечной стрельбы, мелькали росчерки трассирующих снарядов, а в воздухе вокруг стоял нудный звук, похожий на приглушенную работающую электропилу; при этом было видно, что от деревьев слева от дороги раз за разом отлетают кора, ветки и листья и валятся посеченные тонкие стволы. А потом трассы «Шилки» сошлись на головном самолете – по-моему, несколько снарядов ударило ему прямо в нос и в фонарь кабины пилота. И он, превратившись в рваный ком огня, взорвался, осыпав лесок и дорогу разнокалиберными обломками. Оставшиеся три самолета через секунду проскочили над нами. Камуфляж размыто-зеленых тонов, длинные прямые крылья, двухкилевое оперение, пара двигателей на хвосте. Точно – американские штурмовики «А-10», они же «Тандерболт-II». И лупили они по нам, надо полагать, из своих 30-мм семистволок. Серьезное оружие, ничего не скажешь, так же как их ракеты – ведь они по нам наверняка «Мэйверики» пускали…

Зенитная стрельба вокруг при этом не прекращалась, но были ли в этот раз пуски ЗРК – я не расслышал. Но для второго захода потерявшие товарища штурмовики не вернулись – не дурные, надо полагать…

Минуты через три зенитная стрельба и шум самолетов стихли.

– Четыреста тринадцатый, Четыреста двадцатый, Четыреста пятидесятый, Четыреста шестидесятый, – запросил я своих ротных и начштаба, плотнее натянув на голову шлемофон и сразу погрузившись в глухой мир радиопомех. – У нас там все целы? Потери есть?

Они в ответ доложили, что еще не ясно, пока уточняют. Но, предварительно, серьезных потерь в технике и личном составе вроде бы нет.

Тогда я приказал побыстрее уточнить про потери и боевые повреждения, после чего сосредоточиться у обочины дороги, но в колонну пока не строиться и быть готовыми отражать новые удары авиации, если они вдруг последуют.

Они ответили, что поняли.

Я попробовал вызвать первый и второй батальоны и штаб полка – они молчали. Или им не до радиопереговоров, или что-то случилось. А если что-то случилось…

Впрочем, запаниковать всерьез я не успел, точнее, мне не дали.

– Всем отбой воздушной тревоги, – вдруг сказал совершенно незнакомый голос в наушниках моего шлемофона. А потом, почти без паузы, обратился уже персонально ко мне: – Четыреста десятый, слышите меня?

– Слышу. А кто это?

– Не перебивайте, ради бога. Вам срочно прибыть в штаб полка, как поняли?

– Есть! – ответил я, уже не пытаясь понять, что там у них вообще происходит.

Я вызвал начштаба Шестакова и приказал срочно прислать одну из двух наших «БМП-1».

Не ехать же к штабным на танке, в конце концов, хоть и недалеко…

Потом я велел Прибылову, который, похоже, был в некотором шоке от прошедших атак авиации, немедленно сменить коробку в турельном НСВТ и вместе с Черняевым ждать меня. Быть на связи и начеку. В случае появления самолетов противника столбом не стоять.

Прибылов кивнул, совершенно не по-уставному. Похоже, говорить он не мог, видно было, как у него трясутся губы и руки. Хотя это сегодня, наверное, не у него одного…

Между тем подъехали две «БМП-1» – штатная батальонная «БМП-1П» номер 439 (их у нас две, и мы на них обычно возим ремонтников и разные нужные вещи вроде запчастей и прочего) и КШМка «БМП-1К» с белым номером 413, из башенного люка которой торчала усатая физиономия капитана Шестакова.

– Юра, – крикнул я ему, – пока останешься за меня. Уточни потери и повреждения и будь готов к любым сюрпризам. Я в штаб!

С этими словами я выдернул радиогарнитуру шлемофона из гнезда, нацепил планшет и прыгнул ногами в люк командира мотострелков БМП, устраиваясь на броне позади мехвода. Управлял «бэхой» немного знакомый мне младший сержант Сухаревский, интеллигентный юноша из бывших студентов. Правда, сегодня его умная физиономия была слегка измазана копотью и имела несколько потерянное выражение, как у многих.

– Давай в штаб полка, – приказал я ему. – Знаешь, где штаб?

– Найдем, товарищ майор, – ответил он. – Штаб в хвосте колонны, но там такое…

Что именно «такое», он не договорил, а я уточнять не стал. Поскольку БМП, выбросив облако соляровой гари, рявкнула двигателем и выползла на дорогу. Мы лихо развернулись и рванули вперед, против направления движения нашей колонны. Я обратил внимание, что ровная до того момента дорога сейчас словно присыпана хрустевшим под траками мелким щебнем и на ней полно трещин, выбоин и вмятин. Чувствовалось, что снаряды авиапушек и осколки изрядно поколупали творение западногерманских дорожных строителей…