Джек Вэнс - Языки Пао Страница 4

— Восторжествовала справедливость, — жестко сказал Бустамонте.

Палафокс кивнул:

— Конечная цель справедливости состоит в том, чтобы убедить кого бы то ни было не повторять преступлений. Способ убеждения — суть наказание.

Бустамонте повернулся на каблуках и вновь принялся ходить взад-вперед по террасе.

— Это правда, я действовал, отчасти сообразуясь с требованиями момента.

Палафокс не отвечал.

— Скажу искренне, — продолжал Бустамонте, — есть доказательства того, что преступление совершила другая рука. И вообще, в этом деле больше неясностей, нежели очевидностей.

— И в чем состоят неясности?

— Как мне поступить с юным Бераном.

Палафокс потер тощий подбородок.

— Очевидно, что это дело еще далеко не окончено…

— Не могу понять вас.

— Мы должны задать себе один вопрос: действительно ли Беран убил Панарха?

Вытянув губы и выпучив глаза от удивления, Бустамонте стал похож на некий невиданный доселе гибрид мартышки и лягушки.

— Несомненно!

— Зачем ему это понадобилось?

Бустамонте пожал плечами.

— Аэлло не питал к Берану любви. И есть серьезные сомнения в том, что этот ребенок — действительно сын Аэлло.

— В самом деле? — задумался Лорд Палафокс. — И как вы предполагаете, кто настоящий отец мальчика?

Бустамонте снова пожал плечами:

— Божественная Петрайя была не вполне разборчива, да к тому же весьма опрометчива, но мы никогда не узнаем правды, ибо год назад Аэлло приказал утопить ее. Беран был убит горем — может быть, причина преступления в этом?

— Не принимаете ли вы меня за дурака? — Палафокс улыбался своей особенной улыбкой.

Бустамонте взглянул на него в изумлении.

— А в чем дело?

— Замысел исполнен слишком четко. Ребенок скорее всего действовал под гипнотическим принуждением. Его рукой двигал другой мозг.

— Вы думаете? — нахмурился Бустамонте. — И кто бы мог быть этим «другим»?

— Почему бы не Старший Аюдор?

Бустамонте словно споткнулся, затем коротко рассмеялся.

— Вот это уж действительно плод больной фантазии! А почему бы не предположить, что это были вы?

— Я ничего не выиграл от смерти Аэлло, — сказал Палафокс. — Он пригласил меня сюда с особой целью. Теперь он мертв, а ваша политика будет иной. Во мне нет более необходимости.

Бустамонте поднял руку.

— Не спешите. Сегодня — это не вчера. С меркантилийцами, как вы сами заметили, теперь труднее будет общаться. Может быть, вы послужите мне так, как послужили бы Аэлло?

Палафокс встал. Солнце опускалось за океан, становилось оранжевым и как бы растворялось в вечернем воздухе. Бриз звенел стеклянными колокольчиками на террасе и извлекал печальные звуки, похожие на пение флейт, из эоловой арфы. Цикады, будто жалуясь, вздыхали и шелестели. Нижний край светила стал плоским, вот уже лишь половина его над горизонтом, четверть…

— Теперь смотрите! — сказал Палафокс. — Сейчас будет зеленый луч!

Последняя огненная точка исчезла за горизонтом, и вдруг — яркая вспышка зеленого света, почти сразу же ставшая голубой. И вот уже солнце исчезло.

Бустамонте сказал властно:

— Беран должен умереть. Факт отцеубийства налицо.

— Вы форсируете события, — мягко заметил Палафокс. — Ваше лекарство слишком сильнодействующее.

— Я действую так, как считаю необходимым, — раздраженно отрезал Бустамонте.

— Я избавлю вас от мальчика, — сказал Палафокс. — Он может вместе со мной вернуться на Брейкнесс.

Бустамонте с деланным изумлением изучал Палафокса:

— Ну и на что вам молодой Беран? Я готов предложить вам взамен множество женщин, что увеличит ваш престиж, Бераном же сейчас распоряжаюсь я.

Палафокс с улыбкой глядел в темноту:

— Вы боитесь, что Беран станет оружием против вас. Вы не хотите, чтобы существовал еще один претендент на престол.

— Было бы банальной глупостью отрицать это.

Палафокс уставился в небо:

— Вам нет нужды его бояться. Он ничего не будет помнить.

— А какая у вас в нем нужда? — настаивал Бустамонте.

— Считайте это моей причудой.

Бустамонте был резок:

— Я вынужден поступить с вами неучтиво.

— Со мной лучше дружить, нежели враждовать, — мягко сказал Палафокс.

Бустамонте снова остановился, будто споткнувшись, и кивнул вдруг неожиданно дружелюбно:

— Может быть, я и переменю свое решение. В конце концов, вряд ли ребенок может стать причиной больших неприятностей. Пойдемте, я проведу вас к Берану — посмотрим, как он отнесется к вашей идее.

Бустамонте направился к дверям, покачиваясь на коротких ногах. Палафокс с улыбкой последовал за ним. У дверной арки Бустамонте замешкался, говоря что-то капитану мамаронов. Идущий следом Палафокс остановился около высокого черного нейтралоида и заговорил, склонив голову так, чтобы Бустамонте его не слышал.

— Если я снова сделаю тебя обычным человеком, мужчиной, чем ты отплатишь мне?

Глаза черного стража сверкнули, под кожей напряглись мускулы. Неожиданно мягким голосом нейтралоид ответил:

— Чем я отплачу тебе? Я уничтожу тебя, размозжу тебе череп. Я — больше чем человек, я сильнее четверых — к чему мне хотеть возврата прежних слабостей?

— Ах! — восхитился Палафокс. — Так вы не склонны к слабостям?

— Да, верно, — кивнул нейтралоид. — У меня есть изъян, — он показал зубы в устрашающей ухмылке. — Я нахожу сверхъестественную радость в убийстве. Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как хруст шейных позвонков маленьких, бледных и немощных человечишек в моих пальцах.

Палафокс отвернулся, вошел в павильон. Двери закрылись. Он обернулся

— капитан глядел на него сквозь прозрачную панель. Палафокс поглядел на другие выходы: повсюду стояли мамароны.

Бустамонте сел в одно из мягких черных кресел Аэлло. Он набросил на плечи мантию того непроницаемо-черного цвета, что приличествовал достоинству Панарха.

— Я восхищаюсь вами, людьми Брейкнесса, — сказал Бустамонте. — Ваша смелость восхитительна. Так бесстрашно вы кидаетесь в пучину опасности!

Палафокс грустно улыбнулся:

— Мы не столь опрометчивы, как вам кажется. Ни один из Магистров не покидает пределов планеты без средств личной защиты.

— Вы имеете в виду вашу прославленную магию?

Палафокс отрицательно покачал головой:

— Мы не волшебники. Но в нашем распоряжении поистине удивительное оружие.

Бустамонте внимательно осмотрел его серо-коричневый костюм, под которым ничего нельзя было скрыть.

— Что бы это ни было за оружие — сейчас его при вас нет.

Бустамонте набросил черный плащ на колени.

— Давайте отбросим двусмысленности.

— С радостью.

— Я представляю власть на Пао. Посему называюсь Панархом. Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы рассуждаете логично. Если вы сейчас приведете ко мне Берана, мы исчезнем с ним вдвоем и оставим вас наслаждаться вашей безграничной властью.

Бустамонте покачал головой:

— Это невозможно.

— Невозможно? Ну, не совсем…

— Это невозможно, если принимать во внимание мои цели. Традиция династического правления на Пао всесильна. Воля народа — чтобы власть наследовал Беран. Он должен умереть, пока весть о смерти Аэлло не вышла за пределы дворца.

Палафокс задумчиво потрогал черную щеточку усов:

— В таком случае, уже поздно.

Бустамонте замер:

— Что вы сказали?

— Вы еще не слышали радиосообщений из Эйльянре? Сейчас как раз звучит объявление.

— Откуда вы это знаете? — требовательно спросил Бустамонте.

— Вот лучшее доказательство моей правоты, — сказал Палафокс, указывая на приемник, вмонтированный в ручку кресла Бустамонте.

Тот дотронулся до рычажка. Из встроенного в стену динамика раздался голос, полный ненатуральной скорби: «Горе Пао! Пао, плачь! Пао, облекись в траур! Великий Аэлло, наш благородный Панарх, умер! Горе, горе, горе! Растерянные и смущенные, глядим мы в печальное небо, и наша надежда, единственная надежда в этот трагический час — это Беран, новый славный Панарх из династии Панасперов! И пусть его царствование будет таким же славным и прочным, как правление великого Аэлло!»

Бустамонте ринулся на Палафокса словно маленький черненький бычок:

— Как просочилась эта весть?

— Я сам передал ее, — отвечал Палафокс легко и беззаботно.

Глаза Бустамонте вспыхнули:

— Когда же вы это сделали? С вас не спускали глаз!

— Мы, Магистры Брейкнесса, умеем прибегать к уловкам.

Голос из динамика гудел монотонно: «Действуя по приказу Панарха Берана, мамароны незамедлительно утопили злодеев. Аюдор Бустамонте служит Берану с чистосердечной преданностью и поможет юному Панарху на первых порах его правления».

Гнев Бустамонте, доселе сдерживаемый, вырвался наружу.

— Думаете, что меня можно остановить таким простеньким фокусом? — Он дал знак мамаронам. — Вы хотели быть вместе с Бераном. И вы будете с ним в жизни, а завтра, с первым лучом солнца — и в смерти.