Александр Абердин - Русский бунт - 2030 Страница 4

В специнтернате «Радуга» их не учили быть ни героями, ни патриотами, но так уж случилось, что в возрасте всего лишь семи, восьми лет (Максиму тогда было десять), тридцать шесть мальчиков захотели стать военными. Профессор Орлов, в то время глубокий старик, который был полковником ещё царской армии, отнёсся к их решению серьёзно уже хотя бы потому, что по своему интеллекту эти мальчики значительно превосходили выпускников ВУЗов. Ну, а ещё они все были прекрасно осведомлены о том, что происходит в Советском Союзе на самом деле и какой была история страны. Им всегда давали всю информацию в полном объёме и доводили до них только голые факты без какой-либо оценки. Поэтому Максим ещё в детстве решил, что его удел военная служба, причём сразу же выбрал профессию тайного агента и, поговорив на эту тему с несколькими самыми бойкими мальчишками, пришел с такой новостью к деду Вите, позднее ставшему для них просто Дедом. Подполковник Первенцев так никогда и не узнал, вынашивал ли Андропов планы, связанные с ними. Наверное всё-таки вынашивал, но не успел воспользоваться их услугами.

Начиная с того памятного дня, тридцать шесть воспитанников специнтерната «Радуга» стали, как бы курсантами военного училища. Когда Максиму Первенцеву исполнилось восемнадцать лет, он поступил в самое обычное военное училище погранвойск КГБ и закончил его в девяносто пятом. После этого была война в Чечне и четыре года службы на Северном Кавказе и как только все выпускники специнтерната «Радуга», избравшие точно такую же профессию, как и он, закончили различные военные училища, в том числе и лётные, как Николай Бойцов, они собрались в трёх разведшколах ФСБ. Точнее их собрали там кураторы во главе с тогда ещё довольно молодым генералом ФСБ Борисом Евгеньевичем Прохоровым. Делалось это скрытно и так, чтобы никто не смог отследить, кем на самом деле являются эти талантливые сироты. Точно так же устраивали свою жизнь остальные юноши и девушки проекта «Индиго», выбравшие себе сугубо гражданские профессии, вот только у тех были свои кураторы, которые заменили им отцов и матерей. Да-да, именно так и не иначе дети-индиго относились к своим наставникам и воспитателям, специнтернат считали своим родным домом, а своё странное сообщество – семьёй. А ещё им с раннего детства привили мысль о том, что в случае чего они должны бросать всё и мчаться друг к другу на помощь.

Проект же «Индиго» был переименован в своей военной части в проект «Оборотень» только благодаря тому, что Максим Первенцев и ещё несколько мальчишек сами, без чьей-либо подачи научились так радикально изменять свою внешность, что их было невозможно узнать. Именно поэтому Максим и отважился выдать себя за Николая Бойцова. Только он один мог «изобразить» на своих руках отпечатки пальцев друга. Трудностей, которые ждали его, он при этом не боялся и даже находясь во внутренней тюрьме ФСБ чувствовал поддержку якобы погибших друзей. Контора, руками своих самых лучших специалистов, обрушила на него самые современные средства допроса, круто замешанные на химии. Цели убить или навсегда искалечить майора Бойцова перед ними ни кто не ставил, но это вовсе не означало, что с ним сюсюкали. Максима Первенцева допрашивали жестко и бесцеремонно, но он вытерпел всё и следователи ФСБ так и не смогли узнать от него ничего нового кроме того, что майор Бойцов рассказал и даже написал раньше.

Увы, но к тому времени пять лет, как ушел из жизни генерал Прохоров, а также почти все их кураторы. Впрочем, начиная с девяносто третьего года те и сами уже ничего не могли понять и лишь вздыхали, разводя руками. Уже в то время они говорили о необходимости проведения операции «Феникс», чтобы спасти от уничтожения если не Советский Союз, то хотя бы Россию. К началу две тысячи пятнадцатого года в стране творилось что-то непонятное. Мало того, что коррупция достигла невиданных ранее масштабов, чиновники в Москве и регионах обнаглели настолько, что уже открыто и чуть ли не с экранов телевизоров посылали президента страны по всем известному адресу. Вспоминая конец две тысячи четырнадцатого, начало две тысячи пятнадцатого года, подполковник Первенцев только вздыхал, прекрасно понимая, что в то время ни они, имей на то решимость, ни кто-либо другой уже не могли ничего поделать. В стране начались практически необратимые процессы и просто политическими мерами изменить ситуацию было невозможно. Время терапевтических мер закончилось где-то двадцатью годами раньше, ещё в эпоху Ельцина и теперь действенными были только хирургические меры, а они, как правило, кровавые.

Мысли подполковника Первенцева так или иначе вертелись вокруг этого аспекта операции «Феникс», разработанной детьми проекта «Индиго», выросшими и возмужавшими за эти долгие годы. В том, что в конце концов в стране будет пролита большая кровь, он нисколько не сомневался. Без кровопролития и жертв, часто невинных, не обходится ни одно восстание, но даже не это самое страшное. Тщательно подготовленное ими по плану операции «Феникс» вооруженное восстание может перерасти во всенародный бунт и вот тогда крови прольётся просто чудовищно много, так как очень уж большое число обид было причинено в первую очередь русскому народу. Если дело дойдёт до всенародного бунта, а он, как всегда, будет кровавым, слепым и беспощадным то тогда может случиться и так, что в России уже ничто не сможет возродиться. Во всяком случае в ближайшие десятилетия, чем воспользуются её враги и то, чего Антанта не смогла добиться во время Гражданской войны, сделает новая Антанта.

Глава вторая

Тревожное утро подполковника Первенцева

Наконец наступило время побудки. Максим, так и не уснувший в эту ночь, чуть ли не со старческим кряхтеньем поднялся со шконки и, шаркая ногами, направился в умывальник. При ходьбе он сутулился и вообще изображал из себя доходягу, хотя на самом деле это было не так. Дети проекта «Индиго» отличались от обычных детей чуть ли не вдвое большей силой, но что самое главное, мощным иммунитетом и способностью к регенерации, что позволяло им хорошо сохраниться. Подполковнику Первенцеву не так давно исполнилось пятьдесят восемь лет, но хотя он выглядел на все семьдесят, на самом деле по своему самочувствию и физиологическим показаниям ему нельзя было дать больше сорока лет. Как и все питомцы «Радуги», которую они обычно называли Лицеем с большой буквы, Максим в совершенстве владел своим телом и мог вытворять с ним всё, что угодно. Во всяком случае ему ничего не стоило держать мышцы тела в расслабленном состоянии, а лицо делать чуть ли не старческим. В «Титанике» Максим был самым пожилым зеком и потому никто не возмущался, что он ещё в самом начале своей отсидки купил себе у лагерного начальства место библиотекаря, хотя оно и было чуть ли не единственным светом в окошечке для каждого из полутора тысяч крутых.

Практически все зеки, мотавшие свой срок в «Титанике», относились к Чкалову с уважением за то, что тот как сказал однажды, что он один на льдине, так с тех пор ни разу не обратился ни к кому за помощью и даже более того, ни с кем не заговорил первым. А ещё они побаивались бывшего фээсбэшника потому, что для того, похоже, не было ничего невозможного и у него на воле имелись серьёзные покровители. Во всяком случае не смотря на то, что Чкалов не был деловым, деньги у него никогда не переводились и он каким-то образом получал с воли, минуя лагерную систему, передачи. Только у него имелся телефон космической связи, а также миниатюрный нэтбук. И то, и другое было так ловко спрятано в библиотеке, что никто из вертухаев не смог их найти. Уже одного этого хватало, чтобы перед Максимом заискивали самые борзые и отвязанные из всех крутых, не говоря уже про деловых, для которых информация с воли была намного важнее, хотя все они давно уже перестали быть бизнесменами и всякими там топ-менеджерами. Все они, как и в прежние времена, живо интересовались самой разной инсайдерской информацией.

В это утро обошлось без шмона и вскоре стальные двери камеры раскрылись и Максим вместе с остальными зеками направился в столовую, но завтракать вместе со всеми не стал, а лишь взял свою пайку хлеба и пошел в свою библиотеку. Там у него имелся электрический чайник, большая расписная чашка, чай и кофе, а к ним сахар и даже печенье и конфеты. В общем ему было чем позавтракать, чтобы ждать вестника от лагерного начальства не натощак. О том, что он отсидел свой срок и свободен, Максиму должны были объявить в одиннадцать утра, а ровно в полдень перед ним по идее раскроют ворота «Титаника». По идее. В библиотеку он вошел в десять минут восьмого и сначала хотел достать из тайника ноутбук, но вскоре передумал, побоявшись нарваться на шмон. В половине восьмого в библиотеку вошел бизнесмен из Архангельска, севший три года лет назад, который купил себе должность библиотекаря за двадцать тысяч евро. Аркадий Вадимович Рычков, лагерное прозвище Сом, был степенным и рассудительным мужчиной сорока семи лет от роду. Войдя в библиотеку, он сказал: