Антон Орлов - Пожиратель Душ Страница 4

С какой тоской смотрела на него мама, задыхающаяся, с мокрым побелевшим лицом… Он делал массаж, как научил тот врач, но это не помогло. Потом глаза у нее закатились, она перестала хрипеть и задыхаться. Ник сидел около нее в оцепенении, не реагируя ни на крики, ни на беготню, ни на громадный костер, пожирающий сваленные в кучу вещи.

Из ступора его вывел обжигающе-болезненный удар по плечу. Один из омоновцев стукнул дубинкой – видимо, для порядка. Вскочив, Ник бросился на рослого парня в камуфляже и сразу получил ботинком в живот. Это было почти проявление гуманности: физические ощущения ненадолго заглушили нестерпимую душевную боль.

Глаза в прорезях маски запомнились ему хорошо, как на стоп-кадре. Нет, ничего особенного, ничего злодейского: просто глаза человека, которому все по хер, потому что он выполняет Приказ.

Трупы омоновцы забрали с собой, а живым велели отсюда проваливать, и тогда начались скитания Ника по зимней Москве.

… Ледяное серое небо. Рейды по необъятным улицам, от урны к урне – вдруг там есть пустые бутылки. Поиски еды на помойках. Ночевки в подземных переходах и темных выстуженных подъездах. Иногда его били. Кожа на лице обветрилась и потрескалась, кисти рук стали небесно-серыми от въевшейся грязи.

Он все время был один, словно его ограждала от остального мира хрупкая стеклянная оболочка, которая от ударов разбивалась, но потом опять в два счета восстанавливалась. От голода кружилась голова, и все выглядело зыбким, как фрагменты сна, – к этому он привык.

Он не хотел вливаться в сообщество бомжей, вместо этого решил покончить с собой, но день за днем откладывал. Завтра. Видимо, какие-то остатки инстинкта самосохранения у него еще работали. Завтра или послезавтра он пойдет на один из циклопических мостов, которые изгибаются пологими арками над стылой свинцовой водой, до сих пор не замерзшей, и оттуда бросится вниз. Эта мысль придавала ему сил.

Однажды попалось на глаза объявление на столбе: «Эмиграционная служба. Выезд за рубеж, трудоустройство. Канада. Австралия. Бесплатная помощь беженцам из стран СНГ».

Ник оторвал квадратик с телефоном, накопил денег на жетон и позвонил. Речь у него была грамотная, но за последние месяцы он отвык разговаривать, запинался, однако на том конце его выслушали и сказали адрес.

Офис находился в одном из окраинных районов, недалеко от Кольцевой дороги, в обшарпанном строеньице, спрятанном в дебрях похожих друг на друга многоэтажек. То ли бывший склад, то ли бывшая прачечная. Подозрительная контора, подозрительные люди, подозрительные перспективы. Ничего хорошего Ник не ожидал. Вполне вероятно, что его продадут и порежут на органы для трансплантации (хорошо, если под наркозом). Или отправят на кокаиновые плантации в Южную Америку. Или что-нибудь еще в этом роде. В общем, так или иначе прикончат. Ему было все равно.

Ему тогда хотелось только одного: чтобы это поскорее закончилось. Неважно, каким способом. В то же время он успел убедиться, что прыгнуть с моста ему слабо – последний предохранительный барьер в его сознании все еще оставался не взломанным.

Кабинет, обставленный с таким расчетом, чтобы при необходимости отсюда смотаться, без сожаления бросив безликую подержанную мебель и дешевый канцинвентарь. Стены выкрашены в неброский казенный цвет, окно в облезлой раме выходит на заснеженный дворик с мусорными контейнерами и гаражами. На заднем плане серая девятиэтажка, лучи послеполуденного солнца золотят ее окна и грязноватые сугробы.

Лиц Ник не запомнил. После короткого собеседования его посадили заполнять анкету, потом дали что-то вроде теста на интеллект. Иногда обменивались между собой фразами на незнакомом языке (он решил, что это или голландский, или португальский).

Больше всего Ник боялся, что он им «не подойдет» и его выгонят, но вместо этого его угостили кружкой теплого бульона и отвели в подвал.

Слабо освещенные комнатушки с низкими потолками, на полу повсюду маты вроде тех, что были в школьном спортзале. На этих матах сидит и лежит уйма народа: парни и девушки, в большинстве такие же, как он, оборванцы, но попадаются и прилично одетые. Все вялые, полусонные. Окошки под самым потолком наглухо заколочены досками. Дверь, за которой находится лестница наверх, тоже заперта.

Мелькнула мысль, что он влип, но Ник быстро успокоился. Какая для него разница, влип или нет?

Здесь, по крайней мере, не холодно. И есть туалет – грязный (при таком-то столпотворении!), зато с функционирующим водопроводом. И мягкие маты. Он давно отвык от такого комфорта.

Ник отыскал свободное место и пристроился на краю мата. Чувствовал он себя вяло, как и все остальные. Клонило в сон. В бульон подмешали снотворное?.. Почти согревшийся и почти сытый, он задремал, а проснулся оттого, что вокруг что-то происходило.

Рослые загорелые мужчины в расшитых затейливым орнаментом безрукавках и штанах с оттопыривающимися накладными карманами заходили в комнату, кого-нибудь хватали – один под мышки, другой за ноги – и бегом утаскивали, потом возвращались за следующим. Действовали они ловко и без церемоний, но не грубо, и походили скорее на санитаров или пожарных, чем на бандитов. В тусклом свете пыльной лампочки их лица и мускулистые руки блестели от пота, золотилась вышивка на одежде.

Скоро дошла очередь и до Ника. Когда его подхватили, один из мужчин вполголоса, с сильным акцентом, произнес:

– Закрой глаза.

Несмотря на совет (дельный, как выяснилось чуть позже), Ник подсматривал, и в том помещении, куда его перенесли, увидел клубящееся над полом облако в радужных переливах. В это облако его и швырнули.

Мгновенное ощущение невесомости. Дыхание перехватило. Так и не успев по-настоящему испугаться, он упал на мягкую поверхность, спружинившую как хороший матрас. В глаза ударил слепящий свет солнца, сияющего в зените, посреди голубого летнего неба… Он потерял сознание.

В первые дни он был полностью дезориентирован, выбит из реальности. Нормальная реакция, как ему потом сказали. Когда переезжаешь из одного часового пояса в другой, для организма это стресс, что уж говорить о перемещении в чужой пространственно-временной континуум!

Впрочем, поначалу он думал, что находится то ли в Австралии, то ли в Южной Америке, и остальные тоже так думали. Ник удивлялся, что совсем не помнит, как его сюда привезли, а насчет радужного облака решил, что оно приснилось, – разум использовал все доступные лазейки для защиты от необъяснимого.

Городок назывался Нойосса. Перевалочный пункт для иммигрантов. Длинные постройки из цветного кирпича, внутри залы с рядами кроватей и тумбочек, как в больничных палатах. Полы устланы золотисто-желтыми циновками, изголовья кроватей сделаны в виде нависающих раковин из полупрозрачного голубоватого минерала. Говорили, что минерал этот обладает целебными свойствами.

Кормили сытно и вкусно – густым супом, лепешками, напоминающими лаваш, тушеными овощами с мясом, фруктами. Спиртного не было, но Ник из-за этого не мучился, как некоторые из его соседей по палате. Иногда угощали горячим напитком шоколадно-коричневого цвета, похожим на кофе, в который добавили пряностей; потом кто-то объяснил, что это и есть кофе, только здешний, по местному рецепту.

Можно было хоть каждый день купаться в бассейне с теплой водой, и одежду выдали новую, чистую. Поначалу Ника смущало то, что и рубашка, и штаны покрыты узорчатой вышивкой – он ведь не артист какой-нибудь и не девчонка, – но потом привык и вдобавок убедился, что здесь все так одеваются: видимо, для латиноамериканцев это обычный стиль.

Нойосса утопала в зелени – настоящий город-парк; деревья, кустарники и цветы, каких Ник никогда раньше не видел, ни вживую, ни на фотографиях. Похоже на курорт. А на юге вздымались до небес могучие морщинистые горы, на некоторых белели снежные шапки. Анды или Большой Водораздельный хребет? Скорее, Анды, потому что в Австралии говорят по-английски, а у здешних другой язык. Английский Ник учил в школе и не то чтобы хорошо знал, но распознать смог бы. Хотя и Анды, и Большой Водораздельный расположены вдоль земной оси, по меридианам, а этот хребет тянется с востока на запад…

Ник слышал, как в столовой одна из девушек рассуждала о том, что они, наверное, попали в рай – в награду за все перенесенные неприятности. Это вызвало у него скептическую усмешку, но ввязываться в спор он не стал.

В течение первого месяца новоприбывших не беспокоили. Период акклиматизации и адаптации. Тех, кто нуждался в медицинской помощи, лечили – почти незаметно, ненавязчиво, но эффективно. У Ника исчезли кожные болячки и симптомы хронической простуды, перестали ныть отбитые внутренности. Он опять выглядел так же, как весной, когда готовился к выпускным экзаменам (меньше года назад, вечность назад), только лицо стало более худощавым, и в глубине голубых глаз поселилось невеселое выражение.