Рождение мечника (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич Страница 4

Марина… Одни только воспоминания о ней заставляли сердце колотиться чаще, а дыхание перехватывало навсегда засевшими внутри ощущениями. После той драки нас неудержимо тянуло друг к другу, и каждый из нас подспудно искал встречи. Мы иногда виделись, разговаривали, но возраст тогда был преградой для по-настоящему душевного общения — слишком разные интересы, слишком разные понятия о мире. Я решительно не понимал, почему девчонка так на меня временами смотрит. Словно удав на кролика. Или кролик на удава — роли тут были не совсем очевидны. Тем не менее, мы упорно «притирались» друг к другу.

Рядом с ней, взрослой, я сам старался вести себя, как взрослый. Благодаря занятиям с учителем, это мне давалось легче, чем было бы до того. Всё же бьющая через край энергия, эта спутница малолетства, плохо поддаётся усмирению. Без наставника — плохо. Так что спустя непродолжительное время мне удалось втянуться в «ритм» более взрослой жизни моей визави. А ещё я постарался разобраться в кипящих в среде старшаков страстях, и, опять же благодаря Марине, достиг в этом нешуточных успехов. Девочка же, в свою очередь, проявляла поистине ангельское терпение, прилагая титанические усилия, чтобы сгладить наши возрастные различия.

Я рос, она ждала. В какой-то момент мы стали очень близки, понимали друг друга с полуслова, старались по возможности оказаться рядом, нам стало интересно общество друг друга. Да, дети. Но в нашей детскости нарождалось нечто куда более взрослое, чем у многих великовозрастных деток, и в свои двадцать с лишним лет остающихся комнатными растениями.

Однако окончательно наши отношения вызрели спустя два с лишним года, когда мне исполнилось одиннадцать. Наша первая мимолётная встреча что-то сдвинула в моём организме. Я тогда не понимал, но почему-то то кровавое побоище и вид этой белокурой девчонки подстегнули процессы взросления. Или дело было не в той мимолётной встрече, а в нашем постоянном тесном душевном общении? Не знаю. Знаю одно: повзрослел я значительно раньше своих сверстников, и, без сомнения, в этом была заслуга одной белокурой девчонки.

Однажды, промучившись в очередной раз непонятными для меня желаниями, я всё же попросил Марину о встрече. Весна была в самом разгаре. Распускались листья, текли ручьи, пели птицы. Мы уединились в дальнем углу обширного плодового сада, что окружал наш детский дом. Стояли друг напротив друга, привалившись плечами к увитой лозой ограде. Я никогда не прятал взгляда, не прятал его и сейчас. Смотрел прямо в глаза.

В душе девочки в этот момент появилось особенно острое томление. Она знала его природу, но сама стеснялась её. Всё же парень напротив — ещё совсем мальчишка. Мальчишка… Который повёл себя так, как никогда на её глазах не поступали иные мужчины. Отстоял её у тройки старших парней, которые после того инцидента больше ни разу не рискнули к ней подойти. Боялись. Отлично запомнили этого… мальчишку. И она запомнила. На свой лад. И вот теперь он что-то от неё хотел.

— Леон, ты что-то хотел?..

— Да. Марина… я ни с кем не общаюсь из… девочек. Воспитатели — не в счёт. Ты старше и опытней. Ты должна дать мне совет.

— Я попробую, — она говорила спокойно, но в душе что-то всколыхнулось от этих слов. Томление стало сильней, грудь начала вздыматься чаще, в висках заухало сердце.

— Понимаешь… Раньше я гонял с мальчишками и девчонками. Мы бегали, играли… Теперь мне хочется не бегать с девчонками. Мне почему-то хочется догнать какую-нибудь из них и… прижать к себе. Сильно-сильно. До зубовного скрежета хочется. А девчонки… визжат и вырываются…

Марина серьёзно посмотрела на мальчика. В её взгляде проскользнуло нечто, похожее на торжество. Её сердце не ошиблось. Ни тогда, ни сейчас. Подчиняясь какому-то наитию, девчонка сделала шаг к мальчику. Он был на голову ниже неё, а ещё он был… сильным, совсем не угловатым, даже коренастым… Сейчас она видела это особенно остро. Ощущала всем женским естеством. Их теперь разделял десяток сантиметров, не больше.

Мальчик смотрел снизу вверх, не отводя взгляда. Но Марине почему-то показалось, что на самом деле он смотрит сверху вниз. Ощущение это было таким сильным… таким правильным… Она не удержалась, опустилась перед ним на колени. Теперь всё встало на свои места. Теперь она оказалась чуть-чуть ниже него, ровно настолько, чтобы ощущать правильность его взгляда.

— Сожми меня. Как тебе хочется, — тихо, но со стальными нотками уверенности в голосе сказала кудряшка.

И я сжал. Сжал так, что кости девочки затрещали, но она даже не пикнула. В её глазах был такой пожар… какого она сама ещё никогда не знала, и даже не подозревала, что так может гореть внутри. Марина только внешне была милым белокурым ангелочком с серебряными волосами. Женщиной она стала уже давно, и в смысле полового взросления, и в смысле присущего этому полу коварства. Но сейчас она сама плохо понимала, что с ней происходит. Как и мальчику в её объятиях, ей тоже хотелось… вот только ей хотелось другого. Хотелось, чтобы её сжали. Сильно-сильно. Их желания мгновенно дополнили друг друга, породив в душе юной женщины совсем недетский огонь.

Она знала, что нужно делать, но решила не спешить. Решила выжать максимум из этих невероятных объятий, и только сполна насладившись собственными ощущениями, нежно потёрлась о парня. Мальчик задышал чаще, тогда девочка положила голову ему на грудь и тихо, одними губами, проговорила.

— Так лучше? Ты почувствовал, чего хотел на самом деле?

— Да… — прохрипел я.

Голос не слушался, ломался, грозя сорваться на фальцет, и я ответил шёпотом. Скрипучим, как несмазанная дверь, и таким же режущим. Даже за таким голосом прошло придыхание, от которого девочка в моих руках совершенно по-кошачьи замурчала…

Я пришёл в себя от собственного стона. Впервые в жизни не смог совладать с собственным голосом — до того в драках никогда даже не пискнул от боли, а теперь… Не смог, не сдержался. Голова совершенно отключилась. Белокурая девчонка добилась того, чего не удавалось самым отъявленным драчунам и самым отмороженным воспитателям. В этот момент я понял, насколько завишу от женщин. Не головой, но сердцем понял. Раз они могут вот так, без боли, согнуть в бараний рог…

Марина не остановилась на достигнутом. Она хотела свою порцию этой непонятной для меня-мелкого игры. Тогда же, в первый раз, мы нашли укромный уголок, и девочка показала всё, что я должен знать и уметь. С тех пор мы окончательно стали одним целым. Об этом мало кто знал, мы умело скрывали наши отношения. Старались вообще поменьше видеться внутри детского дома, зато в полной мере пользовались тем, что учимся в одной школе.

Если до того я пытался заигрывать с другими девчонками — как умел, конечно, — то с появлением в моей жизни Марины остальные утратили для меня интерес. Как ни странно, но кудряшка испытывала то же самое, хотя до того во всю сама флиртовала с мальчиками, когда это было нужно. Собственно, из-за своей игры на грани фола она тогда и оказалась прижата к стенке в мужском туалете. Почему-то близость со мной отбила у неё всякое желание продолжать собственные игры. Возможно, она подспудно понимала, что ничего хорошего не случится, если мне вдруг станет о них известно. В её глазах я с каждым днём всё меньше напоминал именно мальчика, всё больше матерел, взрослел, и превращался в настоящего мужа. Она знала о моих занятиях боевыми искусствами. Ещё бы она о них не узнала! Когда изучила каждую мою мышцу и каждый шрамик!.. На ней я тогда даже оттачивал навыки массажа… это помимо основных навыков.

Марина не узнавала себя. Она полностью отдалась этому мальчишке. Она делал всё, что он хотел, хотя… тут всё было сложно. Она приучала его хотеть то, что хотела сама. Порой он вносил свои коррективы, порой выдавал вообще такое, от чего даже она краснела. Но в целом в их тайной жизни он полностью доминировал, она лишь подстраивалась, незаметно подстраивая его под себя, и это ей безумно нравилось — ощущать своё женское коварство, совершенствоваться в нём, доставляя удовольствие и себе, и своему мальчику. Да, своему. Если у Леона и могли быть какие-то иллюзии, то она этих иллюзий не имела, с классически женским прагматизмом рассматривая его как свою настоящую и будущую партию.