«КибОрг». Интермедии - А. Кузнецов Страница 4

бессонные ночи, привёдшие его в конце концов к этим именам, которые могли послужить ему пропуском в новую жизнь… А могли… Из трёх имён – чётвёртое он так и не сумел раздобыть – следовало выбрать одно. Подошедший Краснов мягко взял его за плечо. «А ведь он не враг», —вдруг подумал Алексей, – «это такая игра, всего лишь игра». Да, его, наверное, арестуют, но ненадолго, допросят… и вскоре отпустят. Конечно, на допросе он, Якобсон, расскажет всё, что знает про Баркова. О своих предположениях по поводу Семёнова… А может, про Семёнова они догадаются сами. Он будет предателем, но Барков всё равно мёртв, а Семёнов… тот как-нибудь выкрутится. Для него, Якобсона, это просто игра. А вот здесь, в чужой стране, если он ошибся, и имя Иосифа носит совсем другой человек, ошибка может стоить жизни. С чувством, что ныряет в омут, Якобсон произнёс:

– Персиваль.

Венко

1

Кошмар длится сколько я себя помню. Я не знаю, кто я, я истекаю кровью, я распадаюсь на части, я стреляю во всех, один, два, три, четыре, пять, да, и в себя – шесть, семь, – я истекаю кровью, я распадаюсь, я еду, и путь мой бесконечен, у меня нет органов чувств, я не помню, кто я, я только помню, что я распадаюсь на части, ежедневно, ежесекундно, я убиваю себя, чтобы не достаться тем, другим, я пирожок на полке, я приз, я убиваю себя снова и снова, я еду в лифте… И не сразу понимаю, что время кошмара вышло.

– Здравствуйте… Я… мне тут назначили…

Он представляется, но я не могу удержать в памяти имя. Откуда-то из тёмных глубин всплывает: Венко Тондрин. Неуверенный тон говорящего не вяжется с голосом: таким голосом отдают команды в пылу боя, таким тоном ждут отказа. Боль ещё сильна, но радость заглушает её. Важно, что я отныне способен слышать. Голос очень знакомый. Собеседник этого Венко не обращает внимания на несоответствие, которое режет мне слух.

– Да. Господин Тондрин, проходите.

Венко идёт мимо зеркала. На мгновение я вижу его лицо, и меня пробирает озноб. Это лицо мне знакомо. Проходит время (откуда-то: 0,387 секунды), и я забываю лицо, но остаётся тревога: те, другие, которые знают про меня многое, поняли, что я вздрогнул. Вздрогнул бы, будь у меня тело. Я пытаюсь снова вспомнить лицо, но ничего не выходит. Венко идёт по коридору. Но я узнал его, и поэтому его уже ждут. Венко ещё не знает этого. Но я понимаю, и я боюсь.

Он заходит в кабинет с синими стенами, и лысый, сидящий за столом (у него на голове есть волосы, но я знаю, что он должен быть лысым) медленно, очень медленно начинает доставать пистолет из ящика стола. Время немного растягивается. Венко ещё не знает, что это пистолет; он спокоен. Вдруг что-то происходит: Венко успевает выхватить своё оружие, он стреляет в человека за столом. Сам занимает его место и – нет, нет, это опять мой кошмар, не реальность – становится им. Человеком с лысой, как яйцо, головой. С усами… нет, без усов, но я-то знаю, что у Венко должны быть усы.

Венко спокоен.

Тогда я убиваю себя. Я знаю, что должен убить себя из-за человека, сидящего в кресле и роющегося в бумагах. Если я не убью себя, он придёт за мной. Венко говорит. Он говорит мне, но слова ускользают. Я знаю, что он придёт за мной. Я верю в него.

Человек, называющийся Венко Тондриным, потратил несколько минут на то, чтобы найти на терминале план здания. На миг остановил взгляд на помещениях, обозначенных как «медицинские боксы». Он не уверен, что это то, что нужно.

Венко встаёт из-за стола. Я его не вижу, но я знаю это. Он спокоен. Он не слышит того, что слышу я: за дверью сдержанное дыхание смерти. Там двое. Венко спокоен. Он тоже знает. Те двое стреляют сквозь дверь в место, где стоит Венко. У них современное оружие, с коррекцией полёта пули после выстрела. Они промахиваются раз за разом. Пули летят мимо Венко (это сделал другой человек: друг. Больше некому. Что такое очки? Это то, что человек в очках надевает на лицо без очков. Но как его зовут?). Венко спокоен. Он ждёт. Первый из притаившихся за дверью заходит в комнату. Он расслаблен. Я слышу его дыхание: мой слух намного острее, чем у Венко. Венко спокоен. Он стреляет в вошедшего, и пуля попадает прямо в сердце. Второй вбегает следом, и Венко набрасывает ему на лысину пакет. Один судорожный вдох – нападавший спит. Тогда Венко задаёт ему вопрос. Он задаёт ему вопрос десять раз, сто, тысячу. Вопрос содержит моё имя, и это вновь пробуждает кошмар. Я убиваю себя. Я убиваю себя, чтобы забыть имя – и мне это удаётся. Но я всё равно понимаю, что Венко спрашивает, где я. Спящий не знает. Тогда Венко задаёт вопрос снова. Вновь приходят звуки, на этот раз с помехами: те, другие хрипят, пытясь заглушить меня, боятся, они стреляют, но я знаю, что Венко сильнее. Они окружили его, он стреляет. Люди с лысыми головами вокруг. Он стреляет в лысины. Его пули отскакивают от блестящих, лоснящихся лысин. Наконец он стреляет ниже лысин, и они затихают. Мне трудно сосредоточиться, но на слух считаю их. Двое. Эти двое. Было ещё несколько лысых. Не помню, сколько. Я понимаю, что лысые – это не те. Я хочу сообщить Венко, что те намного опаснее, но Венко дышит ровно: он спокоен. Венко заходит в пустую комнату и видит аппаратуру и бумаги на столе, он изучает их и понимает, что я был здесь, но теперь меня здесь нет. Он растерян. Он смотрит на дверь: должно быть, ему приходит в голову, что это какая-то ловушка. Он идёт по коридору.

Из-за двери слышны звуки. Играет музыка. Из музыки доносятся выстрелы. От звука выстрела до того, как пуля попадёт в цель, проходит очень мало (0,000094 с) времени. Мне этого времени хватает, чтобы понять: пули летят прямо в Венко. Венко чувствует тепло и боль: он сильнее. Он знает. Но Венко ранен. Летят новые пули, Венко стреляет, прислонившись к косяку. Вслед за пулями в дверном проёме показывается лысина. Венко с силой опускает на неё пистолет, лысина уползает в кровавую лужу. Левая рука не действует, пульс зашкаливает, но его жизни пока ничто не угрожает – ничто, кроме лысых. Он вытаскивает из