Революция - Анатолий Федорович Дроздов Страница 4

для военных и чиновников империи. Либо посвятить себя занятиям, пристойным для женского пола – педагогике и врачеванию. Пример Варвары Николавны Оболенской, первой российской дамы, возглавившей коммерческое общество, был заразителен. Барышень, правда, не обучали коммерции, как и юношей, но внушали: вам по плечу все! Если это «все» делается во славу и для процветания империи.

Пока шла война с германцами, выпуск практически в полном составе отправился бы служить. Молодые люди – в кавалерию, артиллерию, инфантерию или на флот, барышни – сестрами милосердия.

Как хорошо, что старшеклассники в мужских классах не наденут как один армейские мундиры! Разумеется, некоторые и так мечтают о ратной, а не статской стезе. Только это большая разница: служить в армии мирного, а не военного времени! Их матери не будут вскакивать в холодном поту, представляя, как ненаглядное чадо падает на землю с пулей в сердце, и его коченеющее тело присыпает песок или снег…

У Юлии Сергеевны не сложилось личного счастья. Потому не будет сына, за которого придется волноваться, провожая на войну. Постепенно, но она смирилась с тем, что тихая семейная гавань ей не предназначена. Подведя черту, просто запретила себе думать о таком. Воспоминания о Федоре и ненавистном княжеском сынке, жизнью заплатившем за собственную подлость, Юлия заперла в темной комнате души и выбросила ключ.

Хватит! Больше из-за нее не будут драться на дуэли. Все партии «второго сорта», предлагаемые местными губернскими ухажерами, ей отвергнуты. Вроде уже годы зрелые, а осталось прежнее желание: замуж только по любви. К черту пусть идут расчеты! Пересуды о несчастной жизни одиночки – тоже к черту. Бог ей дал единственный шанс, и она его профукала, а второго не случится – Федор-то погиб.

Только прочитав о его смерти, Юлия поняла, до чего он был ей дорог. Пусть ушедший от нее и принадлежащий другим женщинам. Но желала всей душой, чтоб он был счастлив, а Господь воздал ему за доброту, благородство и сердечность…

Но Господь его убил, а за что – спрашивать бесполезно. Шла война, сотнями тысяч гибли и виновные, и правые. Федор разделил их судьбу.

Месяца три Юлия провела в черной меланхолии. Осень, начало зимы. И только к весне душа оттаяла, устав быть ледышкой.

Любить можно и мертвого, коль нет достойных живых рядом.

Мертвый не отвергнет, не изменит, не обидит. Правда, и не приласкает.

Нет в жизни совершенства. В смерти – тоже.

Заслоном этим печальным мыслям должен был стать переход на новое место службы в гимназию, приятные хлопоты… Но увиденное и услышанное изрядно отличалось от ожидаемого. «Золотые» барышни губернии, шестнадцати и семнадцати лет от роду, довели предыдущую классную даму, учительницу русской словесности, до нервического расстройства. Не лучше они восприняли и новую мученицу. Шесть пар глаз юных дворянок впились в нее с чувством превосходства, жалости и зависти одновременно. Барышня из хорошей семьи, но начисто лишенная дара, считалась инвалидом, достойным сочувствия. Не вышедшая замуж к зрелости и, вдобавок, оскандаленная – неудачницей. А стройная фигура, великолепная кожа, ярко-синие глаза и бесподобные волосы пробуждали ревность: ни одна из воспитанниц не могла с ней сравниться.

– Русский язык для нас не актуален, мадемуазель Соколова, – объявила на первом же занятии Стелла Тер-Григорян, неофициальная атаманша старшеклассниц. – Мы говорим по-французски, учим английский, немецкий, латынь, древнегреческий. Русский нам излишен. Согласитесь, ма шер, Россия – культурная периферия Европы.

– Мерси за разъяснение, мадемуазель Тер-Григорян, – в тон и по-французски ответила ей Соколова, которую почему-то начала заполнять здоровая злость. В том числе от панибратского обращения «ма шер», «моя дорогая». Так пристало общаться с подружками, но не с классной дамой. – Стало быть, начинать урок по программе я не могу – зачем же идти против вашего желания? Предлагаю провести его весело. Я даю задания, а вы выполняете или расписываетесь в собственном бессилии. Годится?

Заинтригованные девушки согласились.

– Послушайте одно четверостишие, оно мне особо дорого, не буду рассказывать, почему. Но вы запишите и переведите на французский.

Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала. В расплавленных свечах мерцают зеркала, Напрасные слова – я выдохну устало. Уже погас очаг, ты новый не зажгла[5].

Минут на десять класс оккупировала тишина, лишь изредка прерываемая бормотанием французских слов.

– Нет… Это решительно невозможно! – первой сдалась Стелла. – Хрустальный мрак? Ténèbres cristallines? По-французски совершенно не звучит. Нет логики! Хрусталь прозрачен, внутри бокала светло! В зеркале может мерцать отражение свечи, но не в свече – зеркало! Как ни переводи, по-французски получается absurde! Образы, выраженные французскими словами, совершенно не те. Придется лучше учить французский.

– Но по-русски вы прекрасно поняли чувство, интонацию? – вкрадчиво спросила Юлия Сергеевна.

– Конечно, мадемуазель.

– Вот! На каком бы языке вы не говорили и думали, вы – русские по образу мыслей. Даже вы, Стелла, хоть у вас угадываются армянские предки. Английский и французский языки более формальные, подчинены правилам и исключениям из них, которые тоже правила. Мы же понимаем сказанное сердцем! Англичанин на вопрос – будет ли он в пять часов пополудни – скажет «да» или, если чрезвычайно занят, то «нет». А русский ответит: «да нет, наверное». Иностранный переводчик повесится от отчаянья! – ученицы хихикнули, а Юлия Сергеевна продолжила: – Россия – в огромной степени женская страна. Пусть мужчины занимают министерские посты, и в присутственных местах – сплошь усы да бакенбарды, но только женщина поймет суть. И русский язык – наш, женский.

– Но ведь все писатели России – мужчины? – едва ли не хором воскликнули гимназистки.

– А кто их вдохновлял? Кто им нашептывал правильные слова, правильные образы? Прошу вас, девочки! Говорите хоть на японском. Но коль живете в России и хотите понимать свою страну, свой народ, наших мужчин – учите русский. А коль не хотите – воля ваша. Буду заполнять классный журнал выдумками, а мы… мы найдем чем заняться.

Из ряда вон выходящее предложение застало врасплох. Пока девочки шушукались, одна из барышень попросила:

– Прочитайте еще что-нибудь такое… необычное, мадемуазель Жюли.

– Охотно. В книжках такое вряд ли вы найдете: