Олег Верещагин - Очищение Страница 4

Не столь давно Вовка уехал в какой-то весенний то ли спортивный, то ли трудовой лагерь-школу, и Славка вздохнул свободней, по крайней мере, можно было спокойно гулять по двору. Но подлый Серов где-то узнал его номер и, как ни блокировался Славка, слал и слал ему эсэмэски с угрозами и обещаниями.

И вдруг — вот такая эсэмэска. Странная.

Славка проверил номер. Точно — Серов. Он пожал плечами и отвечать не стал, убрал IPad во внутренний кармашек. Вздохнул. Наверняка Вовка придумал какой-то особо гадкий развод, вот и все. Ну его! Лучше наслаждаться мыслями о том, что его пока нет и еще какое-то время не будет. А еще тем, что мама специально осталась дома, чтобы приготовить торт с ананасом. Ананасы, да и вообще почти все свежие фрукты последнее время куда-то исчезли из магазинов, но иногда все-таки появлялись, и Славка по этому поводу не слишком беспокоился…

— Ну что, все получилось очень неплохо, все, я бы даже сказал, получилось великолепно!

Славка улыбнулся. Марк Захарович Ройтманович ему всегда нравился, хотя был немножко смешным — растрепанным каким-то, восторженным и очкастым. Но учил он просто великолепно, а главное — всегда помогал Славе и в доме у Аристовых был давно своим. Отца Славка не помнил и не знал и на Марка Захаровича эту роль не примерял, но рядом с учителем ощущал успокаивающую уверенность: у Марка Захаровича было множество знакомых, он устраивал концерты, за которые отдельно платили «в конвертике», развернул широкую рекламу своего юного ученика за границей, и Славка, побывавший уже в обеих столицах, готовился и к зарубежному турне… может, даже уже поехал бы, если бы не события этого марта, которые он не очень-то понимал. Ну, видел, конечно, что мама стала больше беспокоиться, а еще он два раза давал небольшие концерты в воинской части и в госпитале для раненых. Ну и, кстати, вот сегодня на концерте были кадеты из местного корпуса — по приглашению губернатора. Славке эти мальчишки нравились — они вели себя дисциплинированно, не бузили даже втихую (хотя было видно, что музыка им до лампочки в основном), и вообще его к ним как-то тянуло. Хотя Марк Захарович всегда презрительно морщился при виде этих ребят и веско, хотя и немногословно, внушал Славке, что «военная служба — занятие для глупцов, неудачников и бандитов». Славка не был согласен, но не возражал: во-первых, он не привык возражать взрослым, а во-вторых, сам еще не сформировал тут никакого мнения.

И да, еще, кстати, в антракте все кадеты куда-то исчезли…

— Марк Захарович, давайте по пути заедем в магазин, я хлеба куплю, мама просила. — Осторожно положив футляр на заднее сиденье серебристо-серого «Форда» учителя, Славка устроился впереди. Аккуратно пристегнулся. Было солнечно, очень тепло, совсем по-летнему; по небу цепочкой бежали смешные облачка, и Славка, предвкушая, как сейчас дома переоденется в майку, бриджи и сандалеты и побежит гулять, подумал, что облачка похожи на веселых котят на прогулке. Ярко светило солнце, и котята шустро трусили к нему — то ли поиграть, то ли прыгнуть в светящуюся заманчиво теплую норку…

— Конечно. В «Магнит»? — Ройтманович тронул машину с места, уважительно кивнул нескольким людям, разговаривавшим о чем-то возле парковки, — ответом были такие же, только чуть более рассеянные кивки и благосклонно одобрительные улыбки (явно адресованные Славке).

— Лучше в «Печку», — помотал головой Славка. — Там свежий есть, и он там вкусней.

Хлеб в магазинах последнее время был не всегда, и это казалось странным. Более того, говорили, что во многих местах ввели карточки на продукты, на бензин и что «у нас» тоже скоро введут. Из-за войны, что ли, иногда думал Славка, но быстро оставлял эти мысли. В то, что война может как-то повлиять на его жизнь, он не верил совершенно…

«Печка» была магазином-булочной, где хлеб пекли прямо в полуподвальном помещении за основным корпусом. Рядом всегда весело и вкусно пахло разнообразной свежайшей выпечкой, и около магазина у Славки всегда исправлялось настроение, даже если было оно очень плохим. А сегодня плохим ему быть не с чего.

— Я быстро! — Славка хлопнул дверью.

Марк Захарович вылез с другой стороны, сказал, прикрывая свою дверцу:

— Я тоже зайду, пожалуй.

Славка кивнул. И вдруг… ему вдруг стало… Нет, это было какое-то странное ощущение. Не страх, не боль, не… а что-то… словно бы он выпал из сна в реальность или, наоборот, мгновенно заснул наяву… Все сплюснулось и замедлилось — время, пространство. Облачные котята добежали до солнца, и на их фоне медленно и плавно с каким-то низким гулом упал за дальние дома странный черно-серый жук.

Что это такое? Славка с интересом проводил жука глазами. Потом вздохнул, избавляясь от тяжкого, странного ощущения, улыбнулся тому, как ловко увиливает от рук смеющейся матери совсем мелкий, лет трех-четырех, клоп в яркой одежке. «Хорошо быть таким, — с высоты своих десяти лет подумал Славка. — Ни забот, ни…» Он, пытаясь вздохнуть, лежал на передней части автомобиля, непонимающим взглядом фиксируя, как потрясающе красивая лавина пламени, поднявшаяся над домами, с низким гулом слизывает их, словно какие-то вкусности, алым языком великана. Потом плотная струя пламени выметнулась с перекрестка метрах в двухстах, и затормозившие там машины и шедшие там люди перестали существовать, а те, кто был подальше, начали стремительно вспыхивать и метаться, словно в файер-шоу. Послышался дружный слитный звон, и окна домов как будто отхаркались стеклянным крошевом, а впереди него падали на асфальт горящие комочки.

«Птицы горят», — удивленно подумал Славка, и Марк Захарович сдернул его с машины за миг до того, как ее подбросило боком. У предметов появились двойные живые тени — четкие, черные и багровые, они побежали, вытянулись, истончились, оторвались от того, что их породило, — и метнулись прочь… А над домами… нет, над огненным морем, поглотившим дома, вставал лилового цвета живой гриб. Он клубился и скручивался сам в себя. Открыв рот, Славка беспомощно смотрел на это чудище. Дернулся — мимо пробежал тот малыш, он несся со всех ног с вытаращенными глазами.

— Петенька! — ужасно закричала женщина, все это время стоявшая неподвижно и смотревшая туда, в сторону гриба. Но малыш, не слушая ее и дико вереща, юркнул в какую-то щель. Женщина побежала следом.

Упала стена. На нее.

Совсем рядом.

Из-под камней с негромким чавканьем брызнуло красное…

Следующее, что Славка воспринял, — лестница. Неярко освещенная лестница вниз, какие-то звонкие удары и крики наверху и толчки — толчки со всех сторон. Ройтманович тащил его вниз — в складской подвал магазина, что-то бормоча и похрипывая между фразами. Славка только сейчас понял, где он находится, уже открыл рот, чтобы спросить, что же все-таки произошло. Но Марк Захарович втолкнул его в большое, загроможденное ровными рядами стеллажей помещение, освещенное одной лампочкой над входом, с неожиданной силой захлопнул дверь и закрыл ее рывками двух ручек по краям. Потом обернулся к мальчишке, который от толчка наткнулся плечом на стеллаж и сейчас, все еще ничего не понимая, потирал ушиб.