Юрий Бурносов - Новая Сибирь Страница 4

С коньяком дело пошло веселее. Смолотили тушенку, хрустя безвкусными окаменевшими рожками и говоря на какие-то отвлеченные темы. Затем профессор накипятил в древнем котелке воды и торжественно опустил туда щепотку заварки, из принесенной гостями. Лариса было фыркнула, что это за чай, но Огурцов строго оборвал ее, что заварка, как и прочая роскошь, типа кофе или какао, скоро исчезнет из их рациона на долгие годы. Пока снова не восстановятся транспортные сообщения и товарообмен. До тех пор придется им довольствоваться тем, чем расщедрится местная природа. С этими словами Огурцов насыпал в котелок каких-то сушеных травок.

За чаем снова вернулись к извечным вопросам: «кто виноват?» и «что делать?». Первый, правда, особо не обсуждали, хотя профессор и предположил, что виной мог стать запланированный запуск адронного коллайдера: вот, кстати, я уже и выступаю зачинщиком лозунга «Ученые виноваты!». В конце концов, что толку, даже если узнаешь, кто виноват? Надо думать о дне сегодняшнем.

— Вы, как я вижу, ждете от меня неких откровений и полезных советов, — добродушно сказал Огурцов, прихлебывая чай с сахаром. — Уверяю, я не Дельфийский оракул, да и человек сугубо кабинетный. В выживании я совершенно не разбираюсь, и те принципы возможного построения общества, о которых говорил, скорее плод моего воображения. Плюс нескольких фантастических романов, прочитанных когда-то.

— Самое дрянное, что скоро зима, — подала голос Лариса. — Продуктов нет. Топить-то и мебелью можно, да и лес везде повырастал…

— Вы правы, — согласился профессор. — Продуктов нет и не будет. Тот незначительный запас, который до сих пор сохранился в магазинах, быстро закончится. Самые предприимчивые постараются собрать урожай — самосейкой многое растет, тот же картофель, зерновые. Но и это не спасет.

— Выход?

— Каннибализм, — просто ответил Огурцов.

Антон потерял дар речи. Вот уж чего-чего, а этого Антон себе никак не мог представить. Его даже слегка замутило. Похоже, этот профессор тоже умом тронулся, не только на его жену стресс влияние оказал…

Лариса нахмурилась и шумно выдохнула, расширив ноздри, но ее опередил футболист.

— Постойте, но есть же различные звери. Я видел оленей, собак, кошек, множество птиц, — взволнованно запричитал Принц.

— Зверей более чем достаточно. Не поверите, я видел семейство обезьян. Видимо, убежали в свое время из зоопарка и каким-то образом выжили, встроились в экосистему. Лохматые, похожи на тех снежных макак, что живут в Японии на острове Хонсю. Наверное, есть и медведи, дикие свиньи… Но чем вы убьете медведя? Рогатиной? Полагаю, медведь расправится с вами куда раньше, чем вы разберетесь, как этой рогатиной правильно вертеть. Оленя тоже голыми руками не поймать. Копья, луки? Возможно, но сколько придется попотеть, чтобы научиться, во-первых, изготовлять такое оружие, а во-вторых, попадать из него хотя бы в неподвижную мишень?

— Я умею пользоваться луком, — с неприкрытой гордостью сказал Принц. — Я много гостил у бабушки в деревне, меня учили пользоваться луком мои дядюшки.

— Что, правда? — Лариса с интересом уставилась на футболиста, а Антон впервые подумал, что она, пожалуй, довольно симпатичная. Может, малость коренастая и ширококостная, но все равно симпатичная. Как говорила мама, «интересная девушка».

— Я попробую сделать лук, — пожал плечами Принц. — Нужно придумать, из чего сделать тетиву.

— Да из любого синтетического материала, — посоветовал Огурцов. — Благо этого добра осталось предостаточно и синтетика практически не портится. Вот когда вспомним, что ругали ее, требовали натуральных материалов… Кто-нибудь хочет еще чаю?

— Нет, спасибо, — отозвался Антон. — Я, пожалуй, пойду осмотрю остров.

— Хотите найти подземные убежища и тайный ход? — хитро прищурился профессор. — Если так, то не трудитесь. Я уже нашел и с удовольствием вам покажу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Природа приспособлена к нашей слабости не менее, чем к нашей силе. Непрестанная тревога и напряжение, в котором живут иные люди, — это род неизлечимой болезни.

Когда вокруг начали оживать мертвецы, а точнее, шевелиться тела, которые Антон поначалу счел мертвыми, он закрыл глаза и потряс головой. Потом снова открыл и понял, что лежит практически голый, а рядом с ним — давешний волосатый барабанщик, который тоже вертит головой и лупает глазами. С одеждой было что-то странное: словно собаки рвали.

— Чё-то я нажрался вчера, что ли… — пробормотал барабанщик.

В этот момент начала истошно вопить женщина. Антон рывком сел, подивившись тому, с каким трудом отозвались мышцы на столь простое, в общем-то, движение. Женщина кричала неспроста: ее тело от шеи до колен было скрыто в огромном муравейнике, сейчас ожесточенно копошившемся. Кто-то на карачках подполз к кричащей, виляя розовым голым задом, и принялся руками отбрасывать в стороны хвою, землю и муравьев.

Антона едва не стошнило, и он отвернулся.

Золотодолинской улицы не было. Растрескавшийся асфальт на проезжей части был пронизан стволами сосен, бордюры раскрошились, на ближнем перекрестке зияла огромная промоина. Полицейский «форд», минуту назад подкативший к ограде былинниковского коттеджа, стоял на спущенных колесах, покрытый проплешинами ржавчины и грязью. Сами стражи порядка выглядели не лучше. Девушка пыталась прикрыть левой рукой крупную грудь в расползающемся ажурном бюстгальтере, перекрещенную ремнем портупеи, а правой стискивала пистолет. Ее спутник отряхивал с лица какой-то мусор и отплевывался.

— Что за нах?! — хрипло заорал Былинников, стряхивая с жирных плеч развалившийся костюм. — Кто это сделал?

К кричавшей женщине присоединились детские голоса — сначала один, затем другой.

— Заткните им пасть! — так же хрипло велел Былинников.

Депутат поднялся с земли, уцапал со стола бутылку виски и, отвинтив крышку, сделал несколько крупных глотков. Скривился, пнул бездумно сидевшего рядом помощника:

— Хрена сел? Давай в подвал, знаешь, что брать! Я эту суку, которая это сделала…

Депутат не договорил, наверное, сообразив, что с трудом можно было представить суку, которая «это сделала». Все вокруг выглядело, словно в замке спящей принцессы, если маленькому Былинникову в детстве читали такие сказки. Хотя, судя по роже, дальше настенной живописи в общественных туалетах он вряд ли продвинулся.

Коттедж выглядел так, словно его бросили на произвол судьбы на четверть века. Деревья, кусты и трава, которых только что не было. Оплетенные вьюнком и усыпанные хвоей и шишками столы с грязной, заляпанной чем-то черным посудой. Уже упомянутый полицейский «форд» — да и машины гостей, припаркованные поодаль на специальном пятачке-стоянке, выглядели не лучше.

А надо всем этим голосили птицы, причем голосили так, как Антон в Академгородке еще не слыхал.

Былинников, надо отдать ему должное, не слишком долго обдумывал ситуацию. Он принялся тормошить и пинать своих приближенных, побуждая к действию и тряся волосатым брюхом. Антон некстати вспомнил, что одна его девушка мужиков с такими брюхами называла «зеркальщиками» — мол, свое мужское достоинство могут только в зеркало увидеть.

«Наверное, чем примитивнее мозг, тем проще ему устроиться в жизни и уж тем более — влиться в экстремальную ситуацию», — подумал Антон, глядя на депутата.

— Так, встали все, нах! — ревел тот. — Лишние все пошли отсюда, нах!

Тут он о чем-то вспомнил, запустил в карман руку и извлек смартфон. Потыкал в него пальцем, размахнулся и зашвырнул на стоянку, где цацка с треском ударилась о грязное лобовое стекло когда-то ярко-красного «мини».

— У кого связь есть? Связь, говорю, у кого? Быро!

Народ, привлеченный активностью Былинникова, шевелился. Кричавшая женщина уже не кричала, а отползла от разоренного муравейника и со всхлипыванием пыталась закутаться в останки скатерти: одежды на ней практически не было. Пара-тройка гостей полезли за мобильниками — связи не оказалось ни у кого. Антон смутно понимал, что никакой связи и не может быть. С миром случилось что-то такое, что с наличием мобильной связи никак не сочетается…

Может, долгожданный конец света наступил? Не в две тысячи двенадцатом, а в две тысячи шестнадцатом. Но они-то все вроде бы живы, это вокруг всё состарилось… Точнее, не всё: деревья растут, белка вон по ветке скачет, удивляясь людям, и явно их не боится совсем, словно не видала прежде. А вот всё, что руками этих самых людей создано, — истлело, сгнило, развалилось… Черт, да что ж такое?

— Не, не нажрался я, — заключил барабанщик, вытряхивая из длинных волос сор. — Вся эта хрень вокруг… Ты чего-то понимаешь, Никулин?

— Ничего я не понимаю, — буркнул Антон и попытался встать.