Терентий Гравин - Азарт Страница 4

После этого следовал долгий провал в сознании, судорожные попытки открыть глаза и как-то сориентироваться в доносящейся неразберихе звуков. А жутким апофеозом всему случившемуся стали мои глаза, открывшиеся совсем не по моей воле…

Теперь остается лежать, собирать утерянные чувства в кучку, ждать прихода родителей или сестричек и мечтать о действенности новой методы моего излечения. Если это поможет, то я готов не только в "Тетрис" поиграть, но и куклы среди кубиков рассаживать.

Глава 2. Руки — крюки

Время в моем состоянии проходит неосознанно. Вроде только что рассуждал о кубиках для кукол, и тут вдруг свет в моем окошке. И опять помимо моей воли.

Глаза мне открыли. Пальцами! Вначале один, потом второй. А они равнодушно уставились в потолок. Зато мне удалось немного осмотреться, и я всеми силами старался сдерживать рвущуюся из меня радость. Ибо чревато. Уже было такое: захотел улыбнуться — и напугал мать жутким воем. А тут не одна она. Половина нашего семейства с ней пришло! Поэтому лежу, как мышка после удара веником, смотрю в две дырки собственных глаз и стараюсь расслабиться для адекватного прослушивания разговора.

— …физическое состояние у него превосходное, — заверяет врач, подсвечивая мне в зрачки маленьким фонариком. — После последнего инцидента все лопнувшие капилляры восстановились. Как видите, белок совершенно чист и нормален.

Это главврач, Аристарх Александрович. Он всегда подобным образом издевается над моим зрением. Так что я его хорошо запомнил, на всю жизнь. Приду в себя — тоже привяжу к кровати и буду с умным видом слепить фонариком.

Из-за плеча главврача показывается встревоженное лицо матери. Я не могу смотреть прямо на нее, но углубившиеся складки на лице и новые морщинки стали слишком заметны. И подрагивающие, бледные губы говорят о многом. Да уж, мама, прости меня, натерпелась ты от моих лихачеств. Жаль, что понимаю это лишь сейчас, в таком вот отвратительном, постыдном состоянии.

С другой стороны стоят обе старшие сестрички. Средняя, моя самая любимая, старше меня всего на год. К ней прильнула старшая, тоже любимая, но не так… У нас разница в четыре года. Когда я был маленький, она изрядно попила крови, докладывая родителям о моих проделках и малейшем непослушании. Сейчас-то я понимаю, что она права во всем и тоже меня любит. Но какие у нас были ссоры в периоды моей юности и отрочества!

За самой старшей возвышается ее муж. Не пойму, с какой стати я его раньше недолюбливал, но сейчас и его улыбающейся роже рад. Нормальный в принципе мужик, а трое его сыновей для меня как родные. Отличные детишки получились, гордость всей семьи. Да и вообще у меня с племянниками — чудеса, средняя сестра четверых имеет, и тоже все мальчишки.

Хорошо хоть младшенькая сестренка постаралась: за несколько дней до моей аварии родила девочку. Наверняка ее уже утомили лаской и чрезмерным вниманием, а уж как я хотел бы взглянуть на крошку — словами не передать.

Черт! Я понял, что потерял над собой контроль. Все, включая доктора, с опаской от меня отпрянули. Кажется, приятные эмоции заставили тело дергаться совершенно неадекватно. Проклятье! Еще и глаза, сволочи, закрылись! Ох, и доберусь же я до вас, зенки поганые! Лично выковыряю!

"Успокоиться! — командую сам себе, опять улавливая знакомые голоса, и мысленно цепляюсь за их звучание, как за спасительную соломинку. — Слушать! Слушать!"

— …у него временное, — менторским тоном вещает врач. — Он сейчас под воздействием успокоительных препаратов, так что вспышки агрессии можно не опасаться.

— Ну а как я ему вручу игрушку? — недоумевает мать. — Точнее этот, как его… джойстик? Он же меня не слышит, не видит, да и пальцы его вроде не слушаются.

Хочется выкрикнуть: слышу, мамуля! А вот с пальцами, в самом деле, беда.

— Ничего страшного, — продолжает док. — Сейчас у нас только первые попытки примерки к осязательным рецепторам Максима — Адриано. Основные попытки будем делать завтра, уже непосредственно в игровой комнате. Там мы ему и глаза откроем, и на экран заставим взглянуть. Попытаемся пробудить, так сказать, его подсознательные порывы к мышечному мышлению. Ведь именно так действуют игроки на полях сражения или в рыцарских турнирах. Глаза еще только видят, а пальцы рук уже выполняют определенные действия. Ну… пробуйте… Смелей!

Естественно, что я ничего не почувствовал. Хотя прекрасно слышал, как мать уговаривает меня сжать ладонь или согнуть хотя бы один палец. Если честно, то я и не пытался пробовать — настолько успел испугаться собственного тела за последнее время. Я сейчас сожму палец, но вместо этого задергаюсь в конвульсиях. Или заору, словно меня режут. Не хватало еще и сестер напугать.

Возились они долго, но безуспешно. Наверное, легче было деревянную швабру обучить нужной ухватке, чем мои непослушные ладони.

Зато средняя сестра вдруг проявила присущую ей с детства смекалку. Ну еще бы, она меня больше всех защищала, прикрывала и мастерски, с невероятной фантазией выгораживала! Вот она и попросила главврача:

— Аристарх Александрович, а можно ему еще раз глаза открыть? — тот задумчиво хмыкнул, но просьбу выполнил. А я с жадностью приник к открывшимся окошкам, за которыми улыбалось личико Вероники: — Маси, ты меня слышишь? — она произнесла имя, которым называла в раннем детстве, когда сама только училась говорить. — Маси! Это я, Ника! — О! Тоже детское имя, от которого мне стало так тепло и хорошо на душе. — Маси! У тебя в правой ладони джойстик, хватайся за него. Ну!.. Слабак, ты все равно у меня не выиграешь! Я лучше тебя играю!

Я хотел улыбнуться на эту неудачную, но такую милую попытку, да вовремя вспомнил о непослушном теле и улыбнулся только мысленно. Но слова ахнувшей матери шокировали меня:

— Он сжал! Он сжал игрушку! Он нас слышит!..

Неужели?! Уф! Хоть что-то сдвигается в сторону выздоровления!

Тьфу, ты! Опять эти непослушные глаза закрылись! Но доктор уже и сам проявил инициативу: открыл мне глаза, и я снова мог видеть склоненные ко мне родные лица. Почти все улыбаются, радуются, хотя я хорошо себе представляю, какое чудовище, обезображенное шрамами и ожогами, они перед собой видят. Наслушался от санитаров и врачей о своей внешности. Почему "почти"? Да зятек, муж старшей сестры, улыбаться перестал. Смотрит на меня, словно на ожившего покойника. Ничего братан, ты меня еще плохо знаешь! Из любого дерьма выкарабкаюсь, из любой пропасти выползу! Только дайте мне, за что зацепиться. Даже если это будет детская игрушка.

— Ой! — восклицание Вероники следует за отчетливым хрустом. — Он раздавил джойстик! И порезался… Маси, успокойся! Ты все равно выиграл! Молодец!

Елки палки! Опять я не так двинулся! Хотя даже трудно представить, как надо сжать пластиковую рукоятку, чтобы она раскрошилась или лопнула. Перестарался. А вот сестренка, как всегда, умница. Вся в меня! Э — э-э… вернее это я в нее. Если вылечусь и выйду из дурки на своих двоих, любые ее прихоти и желания исполню. Правда я и так ее всегда больше других баловал, вызывая ревность остальных сестер. Да и мать всегда ворчала …

А сейчас было бы здорово просто обнять мою защитницу и крепко — крепко поцеловать!

Ну что я за дебил?! Видимо желание переросло в действие, и я задергался. Вдобавок услышал мой собственный дикий рев взбешенного носорога, из-за которого от меня отпрянули все, даже побледневший Аристарх Александрович. Видимо и профессионал сомневается в успокоительных лекарствах, которые мне вводятся. Вероника — тоже побледнела, испугалась не меньше остальных. А вот зятек вновь тупо улыбается. Ну что за харя противная? Чему, спрашивается, радуется? Что-то он мне снова разонравился.

Хорошо, что доктор не растерялся:

— Мне кажется, у него пошла положительная реакция от встречи. Наверняка он вас узнал, просто его связи по управлению телом разрушены, вот и получается не та реакция, которую мы ждали…

А он и в самом деле профи! Ему тоже от моих щедрот достанется, пусть только на ноги меня поставит.

— …поэтому приходите завтра, только на полтора часа раньше. Будем пробовать тоже самое, но уже непосредственно в игровой комнате. Договорились?

Мои родственники ни о чем с ним не договаривались, но покорно кивают. Они придут. Я их люблю, и они меня любят, так что любые дела в сторону отбросят. Удивляюсь, почему отца рядом нет. Наверное, чтобы не толкаться среди женщин, и не торчать на заднем плане, как наш недоделанный зятек. Он, конечно, еще тот тиран и диктатор, но своих близких никогда в обиду не даст. При всех нагрузках и обязательствах, что он взваливал на своих детей, отец всегда предоставлял нам полную свободу действий. Даже гордился моими командировками в районы боевых действий. Хоть и скрывал эту гордость за руганью и едким сарказмом в адрес всех "тупоголовых солдафонов".