Уильям Дитц - Проклятый Легион Страница 4

Норвуд не знала, что удивило ее больше всего. Спокойное, чуть ли не клиническое описание хадатанином психологии Болдуина или отсутствие видимой реакции со стороны обсуждаемого.

У Болдуина был такой вид, будто военный командующий вообще ничего не говорил, будто он умеет отфильтровывать то, чего не хочет слышать, будто он не совсем нормальный.

Норвуд посмотрела на Позин—Ка и снова увидела то непонятное выражение, которому не могла подобрать названия: сочувствие? понимание?

— Что ж, значит, так тому и быть, — раздался голос Мартина.

Все повернулись к нему. Норвуд нахмурилась.

— Чему быть?

Мартин пожал плечами. Его темные глаза сверкнули.

— Тому, за чем мы пришли. Вы слышали гада… никаких переговоров, пока не кончится сопротивление… а значит, нам нечего терять.

— Постойте, Мартин, не делайте ничего…

Но лейтенант авиации закрыл глаза, активировал свой имплантат и послал на челнок мысленный приказ. И на палубе в полумиле от командного центра реле замкнулись, хлынула энергия, допуски превысились, и самолет взорвался. Это был козырной туз Мартина, маленький сюрприз, придуманный им и шефом наземной команды по фамилии Перес.

Но этим все не кончилось. Взрыв челнока породил настоящую цепную реакцию. Следом за ним взорвался хадатанский штурмовик, что в свою очередь вызвало еще несколько взрывов, от которых содрогнулся пол под ногами Мартина. Через несколько мгновений донеслись глухие раскаты, подтвердившие то, что произошло.

Мартин открыл глаза, и в ту же секунду Имбала—Са двумя низкоскоростными дротиками пробил его сердце.

Завыли сирены, по корабельной оповещательной системе прозвучали приказы, и уцелевших людей выволокли из комнаты.

Норвуд попыталась запомнить расположение коридоров, но скоро сбилась.

Во всех направлениях, выкрикивая друг другу приказы, бежали члены экипажа, делая все то, чему их обучали.

Трудно было думать среди этого смятения, но одна мысль оставалась четкой. Мартин прикончил–таки несколько инопланетян, тем самым ненароком усилив их расовую ксенофобию. Пройдет много времени, прежде чем хадатане снова согласятся встретиться с людьми. Если это вообще когда–нибудь произойдет. За этой мыслью потянулись и другие, но разбежались, когда Норвуд втолкнули в грузовой лифт и зажали в угол.

Поездка была очень короткой, а затем ее вытолкнули, протащили по коридору, швырнули в маленькую каюту и привязали к вмонтированным в стену кольцам.

Болдуина раздели, заставили лечь на металлический стол и пристегнули ремнями. Он сказал что–то на хадатанском, и техник зашипел в ответ.

Норвуд страшно испугалась, но всеми силами постаралась скрыть это.

— Что происходит? — спросила она.

Болдуин хотел небрежно усмехнуться, но вместо усмешки у него вышла болезненная гримаса.

— Хадатане считают, что немедленная награда или наказание способны изменить последующее поведение. Я привел вас сюда, значит, и ответственность за ваши действия лежит на мне.

— Что они будут делать?

— Меня вынудили согласиться на имплантат. Через него они могут доставлять мне наслаждение или боль.

Норвуд чуть подумала.

— Вы заслужили боль. Болдуин понимающе кивнул:

— Да, с вашей точки зрения, полагаю, заслужил. Техник включил таймер и коснулся одного из

огоньков на пульте управления.

Болдуин закричал, от боли выгнул спину и забился в конвульсиях.

Норвуд думала о планете внизу, о людях, которых он убил, и пыталась наслаждаться муками Болдуина.

Но крики все продолжались и продолжались, и как она ни старалась, она не смогла удержаться от жалости к этому человеку.

2

Луи Филипп, Король Франции

Приветствуем всех нынешних и грядущих. Принимая во внимание Закон от 9 марта 1831 года по докладу нашего военного министра, Мы приказываем:

Статья 1

Образовать Легион, состоящий из иностранцев.

Именовать этот Легион «Иностранным Легионом».

Планета Альгерон, Империя людей

День выдался прекрасный. Сияло солнце, воздух был кристально чист, и горы казались такими близкими, что протяни Сент—Джеймс руку, и он коснулся бы их. Башни Альгерона. Так называют их наа, и они заслуживают этого величественного названия. Самые высокие пики уходят в небо на 80 000 футов — это выше земного Эвереста и марсианского вулкана Олимп. Они настолько огромные и массивные, что продавили бы земную кору.

Но Альгерон не похож на Землю. Очень не похож. И главная причина в том, что он совершает полный оборот вокруг своей оси за два часа сорок две минуты. Центробежная сила, вызванная столь быстрым вращением, сильно сжала планету с полюсов, что привело к образованию большой выпуклости на экваторе.

Поэтому, хотя масса Альгерона фактически равна массе Земли, его экваториальный диаметр составляет 16 220 километров, то есть на двадцать семь процентов больше земного. А поскольку его полярный диаметр всего 8 720 километров, что на тридцать два процента меньше земного, получается, что экваториальный диаметр Альгерона почти вдвое больше его полярного диаметра.

Отсюда и Башни Альгерона. Они являются верхней частью экваториальной выпуклости этого бешено крутящегося мира и, благодаря разнице в силе тяжести на полюсах и на экваторе, весят лишь половину того, что весили бы на Земле.

Но все это не имеет никакого отношения ко Дню Камерона и к легионерам, ждущим речи Сент—Джеймса. Ему просто нравилось об этом думать. Это одна из привилегий, приходящих вместе со званием: можно долго молчать, и это молчание будет считаться мудрым.

Генерал Легиона Айан Сент—Джеймс улыбнулся и пробежал глазами по рядам собравшихся. Тысячи бойцов стояли перед ним, тысячи белых кепи сияли на солнце, тысячи винтовок замерли штыками вверх. Услада для военного глаза.

Впереди стояли ряды киборгов. «Бойцы II», каждый восьми футов ростом с вооружением, которого хватило бы на взвод космических пехотинцев. Они не нуждались в форме, но многие имели медали за доблесть и надели их на церемониальных лентах, предназначенных для подобных случаев.

За ними Сент—Джеймсу были видны штурмовые кводрупеды или «кводы» — четырехногие ходоки, которые объединяли в себе артиллерию, танк и зенитные батареи. Они возвышались над войсками, заслоняя солнце.

И наконец, «биотела» — мужчины и женщины с такими короткими волосами, что казались лысыми. Их кепи белели на солнце. Они носили хаки, как было в течение тысячи лет и будет в течение еще тысяч.

На всех были эполеты — зеленый погон с красной бахромой, — принятые с 1930 года, зеленые галстуки, введенные в 1945, алые кушаки, утвержденные в 2090, воротниковые кометы, добавившиеся после Битвы Четырех Лун в 2417, и нарукавные нашивки, показывающие стаж службы.

Он увидел дивизии 2–го Иностранного воздушно–десантного полка, 3–го Иностранного пехотного полка, 5–го Иностранного пехотного полка, 13–й Demi—Brigade de Légion E'trangère [1]* и 1–го Иностранного полка, который оказывал административно–хозяйственные услуги всему Легиону.

Сегодня был тот день — тридцатое апреля на Земле, — когда весь Легион собирался вместе, вот как сейчас. Не физически, поскольку служба не позволяла этого, но духовно: своеобразное единение мужчины, женщины и киборга, связующее вместе прошлое и настоящее. Мистический союз, превративший Легион в нечто большее, чем просто в группу солдат.

И ничто не символизировало этот союз больше, чем День Камерона. День памяти, день празднования и день солидарности.

Сент—Джеймс поднял старинный документ, который собирался прочесть. Запаянной в пластик бумаге было несколько сотен лет. История битвы читалась один раз в год, и в этом году ему выпала обязанность — нет, честь — исполнить эту традицию.

Сент—Джеймс откашлялся. Церемония только началась, а солнце прошло уже половину своего пути по небу. Придется поспешить, чтобы закончить чтение до наступления ночи, которая длится на Альгероне один час и двадцать одну минуту. Его голос, усиленный громкоговорителями, вспугнул пару сидящих на стене брелл, и они взмыли в воздух.

— «Весной 1863 года на планете Земля в стране, называвшейся тогда Мексикой, шла война. Сейчас, спустя тысячелетия, уже не важно, почему она шла, и кто в ней победил, важно, что Легион был там.

В глубине страны, примерно в ста пятидесяти милях от Мексиканского залива, на высоте 5 000 футов над уровнем моря мексиканцы удерживали город Пуэблу. Французы окружили город, началась осада.

Чтобы поддержать свои войска и сломить оборону противника, французы послали в нагорье караван с припасами. Караван состоял из шестидесяти запряженных лошадьми повозок, груженных ружьями, боеприпасами, провизией и золотом».

Сент—Джеймс помолчал и обвел глазами плац.

— «Подразделения Легиона могли бы сопровождать караван… но они несли караульную службу вдоль Мексиканского залива».