Сергей Вольнов - Прыжок в секунду Страница 4

Да, нам не удалось уловить четкой системы, руководящей возникновением сквозного отверстия вместо тумана. Настоящий хаос, броуновский беспредел какой-то царит в схеме прерывания, если в ней вообще имеется какая-то схема.

Единственное, что доподлинно известно, – минимальная и максимальная длительности промежутков между спасительными секундами. Размеры интервалов между неуловимыми мгновениями, когда смертельная энергия исчезает. Продолжительность отрезков между паузами, что коварно сулят возможность прыгнуть сквозь Рубеж, не сгорев ясным пламенем в пр-роклятом этом тумане, и остаться в живых, и уйти прочь… Так вот, эти спасительные промежутки между прыжковыми секундами всегда не меньше двух и не больше пятидесяти секунд. Стандартных, «наших», человеческих секунд.

Брайю сгорел первым из всех, однако перед своим прыжком именно он измерил эти временны́е интервалы и с помощью Эла соорудил датчик. Собственно, «прыжковая секунда», когда они ее отмерили хронометром, оказалась примерно наполовину меньшей по длительности. Высокоточные часы были выужены из наваленной кучи разнообразных вещей, той, что мы неожиданно обнаружили километрах в пяти от Бункера. Если встать спиной к П-образной точке отсчета координат нашей внутренней вселенной – направление на одиннадцать часов.

Мы нечасто отваживались настолько далеко прокрадываться, всерьез отдаляться от Рубежа, но тяжелейшие вылазки стоили риска. В том рейде, например, нами было раздобыто немало жизненно необходимых трофеев. Некоторые из них до сих пор позволяют выживать мне, последнему из нас. Арьергардному нашей группы. Одиночке, загнанному в тупик, как крыса, забившаяся в глухую нору без другого выхода…

Даже когда нас было много, мы не решались уходить от Рубежа. Не осмеливались надолго покидать участок, расположенный в непосредственной близости от клочка замкнутого в проеме, клубящегося тумана всех оттенков серого цвета. Бродили, ползали, метались вокруг Рубежа, все искали, искали, искали способ освободиться… Самой популярной гипотезой было предположение, что где-нибудь может обнаружиться не мерцающий, а постоянно открытый проход. Не издевательски подмигивающие аналоги нашей импровизированной «калитки», но именно дверь. Настоящая возможность уйти прочь.

Ну или хотя бы какой-нибудь «сломанный» проход с паузой, которая длится дольше. Длится полновесную секунду… Срок, позволяющий человеческой реакции не только вовремя засечь шанс, но и воспользоваться им.

Выпрыгнуть из ЗОНЫ…

Только вот здешняя реальность безжалостно растоптала наши надежды. Да, прыжковая пауза короче, чем стандартная секунда. Так сказать, земная, если принять на веру гипотезу, выдвинутую Элом, который утверждал, что ЗОНА на самом деле обретается не на Земле, а на какой-то другой планете. Лично я в этом совершенно не уверен. Точнее, не хочу верить. Скорей уж мне захочется поверить в некое искривление пространства, в аномальные изменения законов природы. А то как подумаешь: мало того что вокруг ад кромешный, так еще и родной мир черт знает где остался… и совсем уж паскудно на душе становится.

Однако мы все равно назвали эту краткую паузу секундой, а не какой-нибудь полусекундой или недосекундой. Ее, эту вожделенную щелочку, что возникает в непреодолимой препоне Рубежа через интервалы времени, не поддающиеся осмысленной систематизации…

Наш человеческий слух вполне успевает отчетливо уловить оба щелчка датчика. И первый, который обозначает начало, и второй, который сообщает об окончании прыжковой секунды. Однако наша зрительная, мышечная, нервная или какая там еще, ч-черт ее дери, реакция просто не успевает сработать. Значит, ей просто-напросто не хватает этого мизерного отрезка времени, чтобы впрыгнуть между черточками знака «равняется», и…

Никто не успел.

Четырнадцать вспышек, последовавших за четырнадцатью прыжками, и я остался один. Еще восьмеро наших просто не успели прыгнуть, потому что погибли здесь раньше, чем решились. Их забрала ЗОНА, прежде чем они реализовали право на попытку выпрыгнуть вон.

Нормальный человеческий организм за такой сверхмалый срок не успевает стартовать и набрать скорость движения, достаточную для прыжка. Ну вот не способен человек, так сказать, вписаться в «двойной клик» компьютерной «мышки»!

Вполне возможно, было бы иначе, длись это спасительное мгновение дольше. Тянись оно целую полновесную секунду.

Быть может, прав был англичанин Джек, когда однажды высказался в том смысле, что стандартная секунда появилась и человечеством издавна отмеряется отнюдь неспроста. Это единица измерения времени, минимальная для нашей физиологии. Именно она является пределом человеческих возможностей. В отрезок времени меньший, чем секунда, мы, обычные представители своего биовида, просто не в состоянии и воспринять, и среагировать. Полсекунды нам хватает только на то, чтобы воспринять. Сделать – мы уже не успеваем.

Но в том-то и проблема, что я знаю и все остальные тоже знали: прыгнуть сквозь серость Рубежа и уйти невредимым очень даже реально. Вполне можно.

Это не плод воображения, не какая-то там несбыточная мечта, а доступная, выполнимая задача.

сорок шесть=двенадцать=восемь=

семь=четырнадцать=тринадцать=семь=

девятнадцать=тридцать две=семнадцать…»

– Но почему ты вообще решил, что сквозь эти штуки можно вернуться? – спросила она. – Мне как-то слабовато верится, что эта местность расположена… э-э, где-нибудь в наших краях.

Он не ответил. Ему просто нечего было сказать. Во всяком случае, в эту секунду ответить он просто не смог бы при всем желании.

Мотор заглох, повинуясь движениям рук водителя. Бронемашина застыла посреди ледяной равнины. Лед здесь расстилался повсюду, по крайней мере в поле зрения ничего, кроме льда, не попадало. Ледовая поверхность не была однородной и гладкой, «катком» равнину назвать было нельзя даже с натяжкой. Торосы, перепады, намороженные глыбы, трещины и рябь наслоений, где-то волнистая, сглаженная, а где-то с рваными, острыми краями…

Все как положено. И можно было закономерно решить, что вокруг арктические или антарктические просторы, если бы… Если бы не одно совершенно невероятное, фантастическое несоответствие.

Температура воздуха в этой ледовой вселенной, судя по ощущениям, и близко минусовой не являлась. Более того, она не являлась даже условно прохладной, в районе нескольких градусов выше ноля по шкале Цельсия. С такой температурой еще можно было бы вполне допускать, что лед не растает… Однако воздух здесь был по-настоящему горячим, хорошо за плюс тридцать, чуть ли не сорок градусов. Лед же, распростершийся вокруг до самой линии горизонта, преспокойно не таял.

Хотя с виду казался самым настоящим льдом, то есть водой в твердом, замороженном состоянии. Которой по всем нормальным законам природы положено возвращаться в жидкое состояние при плюсовой температуре, а при достижении плюс сотни градусов – переходить в состояние газообразное.

– У меня такое ощущение, что жаркая прерия вывернулась наизнанку, – проворчала девушка. – Поверхность земли изменилась, воздух остался прежним.

– Очень точное сравнение, – похвалил мужчина, через лобовое бронестекло разглядывая окружающую среду. – Но мне кажется, этот лед… м-м-м, не из воды. Он просто не может быть водяным, если предположить, что основные законы физики и химии здесь… э-э, тоже не вывернулись наизнанку.

– Вот это меня уже меньше всего удивит, – буркнула девушка. Еще раз оглядела ледовые красоты, раскинувшиеся за бортом бронемашины, и спросила: – Будем высаживаться? Меня как-то не тянет гулять по этому льду, хотя вообще-то я с детства, сам понимаешь, лед и снег видела чаще, чем траву, песок и глину.

– Меня тоже. Но в любом случае вряд ли имеет смысл разворачиваться и возвращаться. Тут нам по крайней мере пока что впрямую ничего не угрожает.

Он опустил взгляд и посмотрел на экранчик вспомогательного дисплея, который проецировал изображение с кормовой камеры. «Вид сзади» демонстрировал нагромождение ледяных глыб, сложившихся в подобие арки. Цвета окраски ледовой субстанции, выдержанные в голубовато-серых тонах, почти не отличались от оттенка внутреннего, ограниченного этими глыбами пространства. И если бы не промелькивающее там, внутри, нечто рыжевато-коричневое, резко контрастирующее, почти невозможно было бы определить, что с этим арочным образованием «что-то не то» творится.

– Сплюнь через левое плечо три раза, – посоветовала она. – Ты сам меня так учил, чтобы не притянуть неудачу.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – повернув голову налево, последовал он совету. – Не могу знать, конечно, подчиняется ли здесь хоть что-нибудь алгоритмам бытия и сознания, привычным нам, только на всякий случай не мешает подстраховываться. Ты права, Леди Удача – наша чуть ли не единственная союзница.