Николай Андреев - Игра без ставок Страница 40

«Беляки», даже не успевавшие вынуть из ножен мечи — люди закрывали лица руками, только бы не видеть обжигающе яркого белого света.

Анкх, не обращая никакого внимания на орденских воинов, словно повинуясь какому-то наитию, всё приближался и приближался к каюте рыцаря-магистра.

И вдруг… Сигизмунд и Альфред впереди…

Кнехты увидели ангела ровно в тот же миг, что и хэвенец — их…

Время застыло, давая возможность товарищам решить, чему — быть, а чему — никогда и не произойти.

Ангел смотрел на двух кнехтов. Где-то там, за гранью мира, был и рыцарь Ордена, карауливший двери в каюту, но и он застыл вместе с бегом времени. А ещё, рядышком — в далёкой дали — за спиной Анкха, сражался за своё «я» и право выбора Пауль Свордер.

— Стефан — там, в каюте. Прости… — это сказал кнехт Сигизмунд Хоффнунг. — Меня…

— Я готов ответить за Сига… — а это уже — кнехт Альфред Эренсаше…

— Все слова — после. Посторонитесь, — и ангел не удержался от того, чтоб не подмигнуть струхнувшим кнехтам. Анкх, похоже, совершенно не держал зла на Сига и Альфа. Совсем не для них баюкал свой гнев ангел, отнюдь…

Хэвенец взмахнул левой рукой — и дверь капитанской каюты распахнулась, разваливаясь в щепы…

— А я уж думал, ты не придёшь, вестник, — улыбнулся, превозмогая боль, лежавший на полу Бертольд. Из разбитого носа текла кровь, голова кружилась…

А прямо перед Анкхом, на кровати, валялся ничего не соображавший от неожиданности и страха… тот самый сын Народа, который «подписал» приговор первым волшебникам.

Хотя… нет… Анкху так только показалось, что это тот самый… Он был мало похож, Бертран, мало похож — но только внешне. Но в душе… Да, в душе он был одинаков! То же желание нести свет и добро не желавшим этого людям, нести кровью, огнём и мечом. Анкх ненавидел таких людей, и потому решил избрать для Бертрана худшее наказание.

— Я пришёл за твоей жизнью. Встань! Руку протяни мне!

На лицо Анкха набежала тень, превратившая ангела в вестника смерти. В тот момент хэвенец был не просто страшен — это был воплощённый гнев, вырвавшаяся из самого сердца ярость, обрётшая тело, ставшая осязаемой ненависть.

Бертран был не в силах противиться хэвенцу. Не сознавая, что творит, Дебаярад поднялся, влекомый необоримой силой, с постели и пошёл к ангелу. В это же время Бертольд Шварц уже смог отползти за спину Анкха, где получил поддержку крепких рук кнехтов.

— А теперь — запомни на всю жизнь эту минуту, в которую так расстался со своею гордостью и смелостью, став таким же трусливым, тщедушным, маленьким человечком. С этого дня Человек умер в тебе, оставив место простому двуногому существу. Это и есть моя месть. Проклинаю тебя памятью былого. Помни! — и корабль затрясло от мстительного смеха Анкха.

Ангел обернулся к Бертольду, Сигизмунду и Альфреду:

— На верхнюю палубу, быстро! Там нас уже ждёт Шаартан. Быстро! И вы, кнехты, с нами! Мы своих не бросаем, пусть даже… Быстро!

Бертольду показалось, что едва ли мгновение занял путь прочь, на воздух.

На палубе, переминаясь с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам, недобро цокая языком при виде попрятавшихся по углам «беляков».

— Ну, кто на меня, а? Кто? Вы не рыцари, вы трусы! Вы испуганные дети, а не мужчины!

Некромант торжествовал, упиваясь одной лишь мыслью о том, что целая орава рыцарей Белого Ордена боится его. Ну, пускай и не его самого, — ангела, с которым Шаартан явился в порт…

— Шаартан, прекрати! — два слова Анкха — и вот уже некромант затих, став похожим на шалившего ребёнка, которому «сделали внушение» вернувшиеся домой родители.

— Приготовьтесь. Кто-нибудь из вас когда-нибудь летал?

— Только в мечтах, — улыбнулся сквозь гримасу боли Бертольд.

— Тогда — сейчас полетите!

Крылья Анкха широко раскрылись. Солнечные зайчики забегали, запрыгали по палубе, начали свои игры на кольчугах и кирасах «беляков»…

Ветер сперва заиграл с волосами товарищей по несчастью, а затем задул с невероятной силой, ударяя в рёбра, в спины Бертольда, Шаартана, Сигизмунда и Альфреда.

Ангел же не обращал ни на что внимание, сосредоточившись…

Ветер нещадно бил по товарищам по «забегу»…

Бертольд сглотнул: он первым почувствовал, что палуба уходит из-под ног…

«Беляки», моряки, кардорцы заворожено смотрели на то, как пятеро человек чайками несутся ввысь, к облакам, за облака, к солнцу, к свободе…

«Главное — взлететь» — вспоминались слова наставников…

Ветер бурей шумел в ушах, колотилось о рёбра сердце…

А глаза… Глаза не могли не смотреть на мир, раскрывавшийся, будто розовый бутон…

Дышало тяжко Хладное море в ожиданье зимних бурь и айсбергов, борясь с берегом клинками пенных волн, призывая на бой северные ветра. Кардор съёжился замёрзшим щенком далеко внизу, через мгновенье превращаясь в древнюю, стёршуюся мозаику, а ещё чрез миг — в чёрное пятнышко на палитре гениального пейзажиста. И пятнышко это, соскользнув с палитры на холст, в безумном танце объединялось с другими, творя мир…

— Как… красиво… — ветер поглотил в себя голос Шаартана, не пустив в чужие уши.

Сердце пело, сердце рвало душу, сердце знало — в такие моменты можно умереть: ведь видел ты все краски мира, и больше ничего красивей не узреть.

— Идём на юг! — голос Анкха прорвался сквозь порывы ветра, бесцеремонно скрутив норд-осты.

— К руинам Фора! В Фор! — Шаартан пытался перекричать неистовый ветер. — Обещание должен исполнить! Обещание!

— Фор? — некромант поразился, как же легко (внешне, во всяком случае) голос Анкха прорывался сквозь бурю. — Куда? Где он?

— Юг! — надрывался Шаартан. — Строго на юг!!!

Анкх кивнул, давая всем своим видом понять, что он этот самый Фор отыщет… И пускай даже все ветра Хэвенхэлла обрушатся на него!

И ведь далеко же пришлось лететь…

Через какое-то время, когда Каменный Червь, грозя белеющими пиками, остался позади, все почувствовали, что ангел начал уставать. Уже не столь неистово гудел ветер в ушах, не таким быстрым был полёт, не так высоко над землёй летел хэвенец.

«Вот-вот уже край Агноронской чащобы, ещё бы чуть-чуть, и окажемся в считанных днях пешего пути от Фора… Эх… только бы смог ангел!».

Шаартан перевёл взгляд на Анкха, летевшего чуть повыше остальных — и очередной возглас погиб, застрял в гортани. Рядом с ангелом, среди темнеющей небесной лазури, разлитой средь облаков, угадывался силуэт Палача…

Нет, Пауля Свордера!

«Так вот кто поддерживает силы хэвенца! Как я сразу не догадался, что ангела не может, просто не должно хватить на столь долгий полёт, да ещё с затратами волшебной энергии на нас! Но… сколь же он всё-таки силён, этот сын Хэвена…»

Лицо ангела стало белее мела, глаза впали, подбородок бессильно повис — и всё-таки Анкх летел и летел, всё дальше и дальше на юг.

— Будьте… готовы… Устал… Падаю, — на этот раз голос хэвенца еле-еле пробился сквозь ветер.

Сперва Бертольд почувствовал, что незримые путы, удерживавшие его в воздухе, ослабли — а потом Шварц понял, что значит, когда «сердце уходит в пятки»…

Нет, это не было падением: скорее, когда-нибудь это назовут планированием. Падение — это когда камень с обрыва, в бурлящий безумный поток горной речки… А здесь — как лист осенний ветру — снижались, всё приближаясь и приближаясь к земле.

А Пауль Свордер всё не пропадал, бережно держа на руках обессилевшего Анкха…

Глава 15

Их восемь — нас двое, —

Расклад перед боем

Не наш, но

Мы будем играть!

— И как он вообще смог долететь сюда? Это же сколько дней пути пешком…

Тянулся сытым удавом разговор у костра, игравшего огоньками средь руин Старого Фора. Некогда неприступные бастионы, ни разу не взятые никаким, даже самым свирепым и яростным, врагом, теперь сдались на милость мхам и лишайникам. Громады валов поросли кустарниками и деревцами, рвы время засыпало землёй и щебнем крошившихся стен — но Старый Фор ещё держался, не пробил последний час древнего града, в котором ещё сохранился мятежный дух его строителей.

Когда-то, почти тысячу лет назад, переселенцы из земель, затронутых Разделением трёх миров, выстроили здесь крепость, в которой людям не было бы ничего страшно. Века и века ширился и вытягивался ввысь Фор, ещё не ставший Старым, пока новый король не решил столицу государства, выросшего из деревеньки древних поселенцев, перенести в новый, юный град. Одряхлел Фор, стал он Старым, вскоре покинули его последние жители. Только тени ходили меж руинами, пугая кроликов, пауков и филинов.

Но однажды вечером сюда пришёл наш отряд. Точнее, даже не пришёл — скорее, приполз, усталый…

— Он — ангел, и это всё объясняет, — вставил своё веское слово Сигизмунд, подсаживаясь поближе к костру. Затрещали сухие ветки, плюясь снопами искр.