Олег Волков - Другая война на Свалке Страница 40

В коридоре возле двери на кухню стоит утус Борп, будущий тесть. Даже в темноте угадывается его мощная фигура.

— Что ты там валяешься? Иди сюда.

Тихо щёлкнул выключатель, на кухне под потолком вспыхнула яркая лампочка. Нехорошо получилось, Чаг инстинктивно зажмурился. Для начала надо бы подняться на ноги.

Глаза быстро привыкли к свету, маленькая лампочка под потолком кухни уже не кажется столь яркой. Чаг несколько раз усиленно моргнул. На утусе Борпе привычный рабочий комбинезон синего цвета с потёртыми локтями и вытянутыми коленками. Только на ногах вместо коротких сапожек домашние тапочки. В этом году будущему тестю исполнилось 296 лет, или 64 стандартных года. Седина посеребрила утусу Борпу виски и кончик короткой бородки. Что-то он не похож на рассерженного отца двух взрослых дочерей. Вместо гнева или хотя бы глухого недовольства на лице будущего тестя отражается тихая грусть.

— Садись, — утус Борп махнул в сторону свободного стула.

Делать нечего, Чаг закинул армейский рюкзак обратно на спину, тихий побег провалился. Только и остаётся собрать остатки достоинства и присесть на предложенный стул. Ну не вырубать же будущего тестя подлым ударом в челюсть?

Кухня в доме утуса Борпа одновременно столовая. За длинным столом вдоль стены легко усаживается всё его многочисленное семейство. У противоположной стены широкая электрическая плита, настенные шкафчики с посудой и пара кухонных шкафов. А вот холодильника, столь привычного агрегата в доме любого горожанина, нет. Вместо него прямо из кухни маленькая узкая дверь ведёт в большую морозильную камеру, где на стальных крючьях висят разделанные тушки свиней. Чаг невольно передёрнул плечами, как бы самому не оказаться по соседству с будущей свининой.

Душу терзают сомнения и стыд, Чаг покосился на спину крепкого фермера. Заговорить первым? Или не стоит?

— Зачем же убегать из дома как следует не позавтракав? — добродушно прогудел утус Борп. — Перед дальней дорогой нужно как следует подкрепиться.

Будущий тесть точно не похож на рассерженного отца двух взрослых дочерей. Вместо ругани утус Борп выложил на стол нехитрую еду. Чаг невольно сглотнул слюну: на круглой тарелке порезанный хлеб, большой кубик сыра, свежие огурчики и кувшин с квасом. Рука сама схватила большой копчённый окорок, фирменный продукт фермера Келда Борпа.

Чаг впился зубами в копчёное мясо. Боже! Как вкусно! Опыт двух предыдущих войн даёт о себе знать, Чаг торопливо схватил с тарелки кусок хлеба. Утус Борп услужливо налил полную кружку забористого прохладного кваса. Пока война не закончится, пока войска Федерации не повернут домой, ничем другим кроме «похлёбки» питаться не придётся. Пусть синтетическая еда очень питательная и полезная для здоровья, только на вкус гадость гадостью. В лучшем случае где-нибудь на базе, в подземном убежище под Северным плоскогорьем, получится перехватить кружечку другую чайку без сахара. А так, быстрей всего, придётся довольствоваться очищенной водой с металлическим привкусом. Пока есть такая возможность, Чаг надломил свежий огурец, нужно питаться настоящей едой.

— Ты уж прости, — утус Борп поставил на стол прозрачную бутылку, — тебе не налью.

Утус Борп одним глотком опрокинул стограммовую рюмку водки и даже не крякнул.

— Думаешь, поди, почему я на тебя не сержусь, — утус Борп захрустел свежим огурчиком.

В ответ Чаг коротко кивнул.

— Я прекрасно понимаю тебя, зятёк. Я даже предвидел твой побег, — утус Борп вновь наполнил рюмку.

В более мирной ситуации Чаг давно бы и с превеликим удовольствием женился бы на Пиане. Ну а если повезёт, то и на Слуре тоже. Закон нарушают в основном мужчины. Не так давно почти одних мужчин ссылали на Дайзен 2. По этой причине женщин в колонии не хватает. Не то, чтобы сильно и заметно, но вполне достаточно, чтобы убеждённый холостяк прослыл безнадёжным неудачником. Женщина, жена, существенно повышает социальный статус мужчины и его авторитет в глазах окружающих. Обычно после получения диплома об образовании и обустройства на рабочем месте, каждый молодой человек стремится обзавестись спутницей жизни как можно быстрее.

Чаг с трудом, через силу, проглотил едва разжёванный кусок окорока. Было противно и очень неприятно отойти от общепринятого шаблона. Будь он просто хорошим инженером или расторопным чиновником, проблем бы не было. А так… Солдат, профессиональный военный Народной армии самообороны Дайзен 2. Даже хуже: специально обученный партизан, смертник почти со стопроцентной гарантией. Очень, очень, очень не хочется оставлять после себя вдову с ребёнком. Если повезёт вернуться с войны живым, то будут и жена, и дети. Если нет, значит не судьба.

Пусть родители называют Пиану и Слуру его невестами, а утус Борп упорно зовёт зятем, но вчера днём, сразу после дурных новостей, Чаг наотрез отказался оформлять отношения в пожарном порядке, сколько сёстры его не уговаривали при молчаливом попустительстве отца. Чтобы вновь не отказывать любимым женщинам в законном браке, Чаг и решился на тайный побег рано утром, пока все спять. Все, кроме самого утуса Борпа, как выяснилось.

— Не хочешь, очень не хочешь растягивать сомнительное удовольствие от долгих проводов, — утус Борп поставил пустую рюмку на стол. — Это правильно: нет ничего хуже бабских слёз. Но прежде, чем ты покинешь мой дом, ты должен кое-что знать.

Что? Что ещё: Чаг шумно прокашлялся, отличное мясо едва не встало поперёк горла.

— Помнишь, как Пиана и Слура дрались из-за тебя? — утус Борп забросил в рот кусок сыра.

— Такое забудешь, — Чаг машинально потёр правую скулу. — Нам с вами потом пришлось полки в ванной перевешивать.

— Верно, — утус Борп усмехнулся. — А ты никогда не думал, почему это они вдруг помирились?

— Ну-у-у… — неуверенно протянул Чаг. — Закон и обычай разрешают многожёнство. В некотором смысле двум женщинам в одном доме проще, особенно если они родные сёстры. Так, вроде.

— Верно, но не совсем, — утус Борп вновь стал серьёзным. — Видишь ли… Незадолго до твоего приезда в отпуск они обе вдруг осознали: ведь ты можешь не вернуться с войны. Это раньше, до независимости, мужчин было заметно больше женщин. А теперь разница куда как меньше. Космические пехотинцы, чтобы их, постарались.

В горле запершило, Чаг вновь наполнил кружку прохладным квасом. Утус Борп вроде как не ругается, даже не сердится. Однако его слова, а особенно тон, продирают до костей.

— И поэтому они решили… — утус Борп отвёл глаза, — продлить твоё существование в этом мире единственным возможным способом — родить от тебя ребёнка, двух детей.

— Что?! — Чаг резко вскочил на ноги, утус Борп дёрнулся от неожиданности.

— Да, Чаг, это так. Прошу, сядь на место.

Чаг послушно опустился обратно на стул. Аппетит пропал начисто.

— Полгода назад мои дочери перестали принимать противозачаточные. Мне прямо так и заявили: «Папа, не вздумай проболтаться».

— Так они что… — Чаг медленно повернул голову в сторону двери из кухни, от волнения слова застревают в горле, — обе…, беременные?

— Ну-у-у… — утус Борп лукаво подмигнул, — быстрей всего да.

Вот оно что! Чаг шлёпнул сам себя по разгорячённому лбу. Теперь понятно, зачем, с какой целью, Пиана и Слура прямо в постели едва не вытряхнули из него душу. И… Господи!

— Зачем, зачем вы мне об этом рассказали, — Чан понурил голову. — Мне и так нелегко. Это новобранцы не зная броду в бой рвутся. Я-то на собственной шкуре ощутил, что меня ждёт. Вы сами только что, в прихожей, видели. Подобные рефлексы ни один сержант не вобьёт.

— Затем и рассказал, Чаг, чтобы ты вернулся, — утус Борп наклонился ближе и доверительно зашептал. — Я хочу, чтобы у моих внуков был отец, чтобы у моих дочерей был муж, и чтобы у меня самого был зять. Вернись, Чаг. Назло всем вернись. Назло метрополии, назло правительству, нашему, независимому. Назло смерти, вернись. Ты — фартовый. Я верю в тебя, зятёк.

Чаг медленно выпрямил спину. Теперь у него и в самом деле очень, очень, очень веская причина пройти через горнило войны и вернуться домой живым. Назло всем, в том числе самой смерти.

— Ладно, — утус Борп неуклюже поднялся на ноги, — хватит болтать. Пошли, давай. Пока спят все.

В коридоре перед выходом на улицу утус Борп крепко обнял Чага.

— Вернись, зятёк. Назло всем вернись. А пока не беспокойся, я дверь запру. Пока поезд от перрона не отойдёт, никто из дома не выйдет.

— Я, я… — Чаг нервно сглотнул.

— Не нужно ничего обещать, — утус Борп осторожно приоткрыл входную дверь. — Мы будем ждать. О сёстрах и детях не беспокойся.

Глава 15. Ещё один анахронизм

Точно в шесть тёмно-грязный поезд отошёл от перрона. Как хорошо, что в вагоне нет окон. Да и на что смотреть в темноте туннеля. Однако через тонкую стальную стену в тишину купе то и дело прорывался женский плач. Далеко не всем солдатам удалось тихо сбежать на войну. О том, что творилось на перроне, лучше не думать.