Александр Афанасьев - Время героев ч. 2(СИ завершена) Страница 40

Посмотрев на часы, капитан понял, что почти уже опоздал.

В приемной сидела Бекки, как обычно ненакрашенная, в строгом костюме, почти без макияжа, чертовски соблазнительная и недоступная. Половина службы знала, что она спит с Анджелой Макинтайр, нынешним директором службы, кажется, даже переехала к ней жить. Еще десять лет назад подобного было достаточно, чтобы вышибить с правительственной службы обеих с лишением допуска к любой секретной информации — но сейчас настали другие времена. В Палате Лордов заседают открытые педерасты, министр иностранных дел, которому юридически подчинена Служба — зарегистрировал гражданское партнерство — сим политкорректным термином теперь именовали гомосексуальный брак. На этом фоне — сожительство друг с другом парочки лесбиянок, пусть одна из них вдвое старше другой — особым скандалом и не считалось. Тем более — про Бекки ходили слухи, что когда старуха улетает по делам, кое-кому кое-что в отношении ее и удается.

— Привет, Бекки — сказал капитан Риц-Дэвис, назло всему миру максимально задействовав свое обаяние «крутого парня из Вест-Энда».

Обаятельная улыбка разбилась как ледышка об асфальт.

— Подождите немного, капитан. Мистер Бернштайн освободится и вас примет.

Вот так

Капитан Риц-Дэвис уселся в одно из свободных кресел, модерновых, и очень неудобных для сидения и начал рассматривать интерьер присутствия так, как будто он был здесь впервые. Белые тканевые жалюзи закрывают тонированные стекла окон. Модерновая мебель — большая ее часть изготовлена из прозрачного пластика, чтобы вовремя увидеть подслушивающее устройство, или к примеру осторожно доставаемый пистолет, Жидкие обои на стенах, стиранный рисунок, какие-то плавно перетекающие друг в друга пятна. Секс медуз — так бы он это назвал.

— Что-то не так, мистер Риц-Дэвис?

Капитан поднял глаза на секретаршу. Нервничает… она здесь хозяйка и само рассматривание ее личного пространства ее нервирует.

— То есть, мэм?

— Ну… вы так смотрите.

— Я завидую. Здесь так уютно… В моей берлоге некому создать такой уют, вот что я думаю, мадемуазель.

Черт, а будет штука, если Бекки уйдет от этой старой лесбы ко мне! Правда, не факт что удастся удержаться на службе. Ну и черт с ним, оперативникам, подготовленным СБС платят достаточно, на них всегда есть спрос на рынке.

Бекки открыла рот и снова закрыла. Замурлыкал спасительно телефон, и она уцепилась за трубку, как утопающий — за спасательный круг.

— Капитан, мистер Бернштайн примет вас. У вас будет двадцать минут.

Хм… двадцать минут. Обычно десяти было достаточно.

За двойной дверью — в отличие от обычных дверей в промежутке между этими работал генератор «белого шума» — капитана ждал Гордон Бернштайн, начальник особой инспекции. Пока капитан шел по дешевому ковру навстречу невысокому, седому, коротко стриженному человеку с холодными рыбьими глазами — он еще раз (в который уже раз) напомнил себе, что надо быть осторожнее. Потому что он ничего не знал об этом человеке.

Гордон Бернштайн появился здесь вместе с Макинтайр и несколькими другими чинами, которых расставили сразу по высшим ступенькам службы. Первоначально никто не знал, откуда взялся этот странный, маниакально чистоплотный человек, который тратит по десять фунтов на маникюр и обмахивает пылинки с костюма. Потом разузнали — раньше работал в Ллойде — конторе с двойным дном, страховщике с мировой известностью, уже давно, не первое десятилетие работающем в убыток и тем не менее работающем. Сама Макинтайр пришла из еще более стремной конторы — Гонгконгского экспортно-импортного банка, банка, обслуживающем наркотранзитеров по всему миру. За то время, пока капитан работал в отделе — он понял одну вещь: полагаться на Бернштайна опасно. У него нет потребности прикрывать своих людей, какая есть у всякого хорошего начальника — наоборот, он разменяет любого, если это принесет хоть малейший дивиденд.

Но играть старая крыса умела превосходно.

— Капитан Риц-Дэвис… — начальственное рукопожатие было необычно сильным — я рад, что вы выбрались с Востока целым и невредимым.

— Я тоже — капитан дал понять сухим, сдержанным тоном, что на эту тему говорить не намерен. Бернштайн это понял.

— К делу! — он поднял трубку красного телефона — Анджела… Мы готовы… Да…

Черт, неужели они идут к директору службы?!

— Да, сэр… — Бернштайн ответил на незаданный вслух вопрос — мисс Макинтайр с нетерпением ждет нас.

Анджела Макинтайр была ухоженной дамой без возраста, со стройной, совершенно не соответствующей возрасту фигурой, тщательно уложенной прической и проницательными голубыми глазами. Здесь ее все звали старухой — хотя на старуху она совершенно не была похожа, следила за собой. С ее приходом прервалась традиция двух директоров службы — официального и неофициального. Официальным была она, Анджела Макинтайр, а вот неофициального — похоже, что не было. Он мог, конечно, быть законспирирован даже от своих, но по крайней мере свои должны были его знать — должен же он был как то работать, взаимодействовать с нижестоящими звеньями, получать информацию и давать распоряжения. Ничего этого не было, и оставалось только гадать — что ко всем чертям происходит со службой.

— Капитан… — у Макинтайр был отработанный, приятный голос, таким голосом обычно навигационная система говорит «Через триста ярдов, пожалуйста, поверните направо».

— Мэм…

— Капитан краем глаза увидел переплетенное дело на столе — и понял, что это его личное досье.

— Давайте присядем…

В директорском кабинете было открыто окно, что вообще то было категорически запрещено делать. На Темзе перекрикивались гудками речные трамваи.

— Капитан Риц-Дэвис, не буду вуалировать словами действительное состояние дел — у нас проблемы. И проблемы очень серьезные…

— Мэм, мы существуем, чтобы решать проблемы.

Особая инспекция была создана в структуре службы совсем недавно, представляла собой она оперативный директорат в миниатюре. Как известно, основой Службы является оперативный директорат, он состоит из секций с произвольным разделением (географическим или по тематике решаемых проблем), секции состоят из инспекций, которые делятся исключительно по географическому признаку. В каждой инспекции существует от пяти до восьмидесяти сотрудников, которые занимаются узкой проблемой или государственным образованием и являются экспертами по этому делу. А вот в особой инспекции существовали только отделы, дублирующие некоторые инспекции и в них работали максимум пять человек. Но это были лучшие из лучших, с разноплановой подготовкой, в основном бывшие бойцы спецподразделений, прошедшие дополнительную подготовку для выполнения разведывательных задач. Если Ян Флеминг и писал с кого-то своего Джеймса Бонда — то это с них. Правда, быть плейбоями у них не получалось — после командировок на Восток они выглядели и чувствовали себя как загнанные лошади.

Организовывал эту «разведку в разведке» человек, который сейчас был мертв. Убит. Но как это и бывало обычно в бюрократических организациях — отдел проще организовать, чем расформировать — Особая инспекция существовала до сих пор.

— Я рада, капитан, что вы так думаете. Кстати. Вы не против, если я буду называть вас капитаном?

— Ничуть, мэм.

— Это хорошо. Я неоднократно говорила на совещаниях, что немного армейской дисциплины не повредит нашей службе…

Говоря это, Макинтайр смотрела на Бернштайна.

— Да, мэм — верноподданнически поддакнул Бернштайн

— Вы ведь у нас специалист по Ближнему Востоку…

— Верно, мэм.

Капитан отвечал коротко и по делу — он уже усвоил, что при начальствен нельзя распускать язык

— Очень хорошо — мисс Макинтайр достала из стола фотографию и протянула ему — в таком случае, вы должны помнить этого человека.

Капитан Риц-Дэвис помнил изображенного на фотографии человека и помнил очень хорошо. Более того — он предпочел бы забыть об этом раз и навсегда. Из продуваемого прохладным ветерком с реки кабинета в центре Лондона капитан словно перенесся на несколько тысяч километров и несколько лет. Тегеран, людная улица, вывески, прикрывающие провалы и проломы в стенах, запах жарящегося кебаба, крики уличных торговцев, причитания нищих, протяжный напев азанчи и пыль. Пыль, пыль, пыль… пыли было столько, что от нее не спасал и шемах, противная кирпичная и бетонная пыль разрушенного города, смешанная с пустынной пылью, принесенной в город беженцами. Только чудом, будучи всего в паре десятков метров от здания он увидел машину, а присмотревшись — увидел в ней и наблюдателей. Сотовый телефон, конечно же, не работал — русские включили глушение. Он понял, что все кончено и перешел на другую сторону улицы ровно тогда, когда ударный вертолет В80 вышел на цель и ракета Штурм, пущенная по отметке лазерного целеуказателя превратила здание, где была подготовленная ими группа и его напарник в груду пылающих развалин. Горячая, пахнущая бензином и горелой плотью ударная волна окатила его — и он бросился бежать вместе со всеми, крича то же что и все, и искренне надеясь, что он ничем, ни манерой бежать, ни одеждой, ни акцентом не выдаст русским свое истинное лицо. Потому что если бы это произошло, если бы русские что-то заподозрили — они вряд ли бы упустили его.