Дворянство. Том V - Дмитрий Лим Страница 41

Удивительный этот Максим. Очень удивительный и очень удобный. Что, разумеется, вызывало у меня только подозрения.

На третьи сутки мы позволили себе сходить в университет и почувствовать себя обычными смертными, которым далеко не до пустяков в виде носителей побоищ против диких и интеллектуальных, политических войн, лидеров дворянства.

Но как в любой другой день, всё меняется. Иногда малозаметно, а иногда и сильно.

Последней парой для нас была социология, которую проводил далеко не самый приятный человечишка, лишённый дара, который был у нас. И на этой паре обычно половины аудитории уже просто не было, а другая половина, более сдержанная и менее ленивая, пыталась миролюбиво заниматься своими делами.

Кто-то играл в смартфоне, кто-то трепался, а кто-то типа меня, мог, например, просто спокойно поспать. И именно сегодня на это занятие пришёл гость. Тот самый, неприятный для меня и интересный для остальных.

Когда ещё в начала занятий в аудиторию пришёл ректор, низкорослый мужчина, который считает себя символом почёта и уважения, я призадумался. Почувствовал некоторую угрозу в его словах. А когда в аудиторию, по приглашению ректора пришёл гость, который когда-то учился здесь, а сейчас сам является ректором, но в столице, у меня не осталось сомнений, что это подстроенная акция.

Возможно, не с помощью судьи, возможно, не с помощью какой-то небесной силы, а просто стечение обстоятельств. Но стоило мне увидеть невысокого, сильно упитанного и лысого мужчину, на лысой макушке которого были старческие пятна, я дёрнулся.

Почувствовал мощную силу, которая исходила от него. А что было самым ключевым и главным, я не увидел его сердца, хоть и чувствовал в нём носителя. Вот насколько бывает обманчива внешность.

«А вот и Валерий Валерьевич пожаловал, — забормотал как-то лениво Сумкин. — Ты это, не показывай страха. Сделай вид, что считаешь его обычным человеком. Незачем ему знать, что ты чуешь его».

«Как будто это так просто!»

«Просто воспринимай его как человека. Наглей, веди себя как малец. Как юнец. Как человек».

Этот совет, пожалуй, был самым дельным за последнее время. Я тихонько ткнул вбок Аню, чтобы та отняла лицо от парты, коротко описал ей вошедшего и порекомендовал вести себя так, как будто она и не знает, кто это.

Но именно наше ненавязчивое, безразличное поведение и привлекло к нам внимание. Мы шушукались, показывая всякую чушь в телефоне друг другу, изредка косились на гостя и ректора, но никак не ожидали, что гость поднимется к нам. А то, что он шёл именно к нам, сомнений не было. Мы сидели в самом центре и перед нами было ещё шесть рядов парт, которые почти не были заполнены.

— Добрый день, — улыбнулся толстяк, щёлкнув пальцами. — Вам неинтересно, что происходит на занятии?

— Не особо, — нагло улыбнулся я. — Социология. Вы же, если верить словам ректора, сами учились тут. Понимаете, насколько это скучный предмет.

— Для наёмника, — сказал он еле слышно, — разумеется, да. Как и любой другой предмет из человеческого института. Но вы же решили сегодня прийти, несмотря на то, что ваше посещение оставляет желать лучшего. А значит, пытаетесь вести социальную жизнь. Человеческую… Знать бы ещё почему.

Я замер, пытаясь переварить поток его слов, понимая, что он гораздо умнее, чем кажется. А Аня же, откровенно говоря, зевнула и положила голову на парту.

— Некрасиво, девушка, так себя вести, — пробормотал Валерий Валерьевич. — Понимаю, для вас жизнь носителей непонятна, но разве плохо интересоваться жизнью своего молодого человека? Пытаться узнать, что он за существо такое.

— Можно не перебивать мне сон? — грубо одёрнула она его. — Если вы писатель-фантаст, то вам на кафедру журналистики. Понятно?

От такого наглого тона Ани оторопел не только первый телепат столицы, но и я. Уж что-что, а такой наглости даже я не ожидал. Но телепат проглотил обиду и кивнул мне, чтобы я шёл за ним. Аня же округлила глаза, глядя на меня, и одними губами проговорила, чтобы я был аккуратен с ним.

— Буду, — прошептал в ответ, вставая со своего места.

Надо же, он не почувствовал в ней носителя. Может, он и не настолько опасен, как мне говорили⁈

Валерий Валерьевич не проронил ни слова, пока вёл меня в сторону столовой. Так же слова мне не сказал, когда заказывал себе обед, и пока я ел, он уже умял полноценную студенческую порцию, после чего промокнул губы, стирая остатки и, пристально глядя мне в глаза, заговорил:

— Ну а теперь, Волконский, можно и поговорить.

— А зачем? — озадачился я. — Думаю, вы и сами всё знаете. Ваших детей убил я, убил силой притяжения и грубой силой. Сделал это потому, что они дурили других наёмников, посылая им в голову идею о том, что они сражаются с дикими. А одного и вовсе убили.

— Меня не интересует то, что сделали они, — оборвал меня он. — Общую картину я знаю. На месте преступления был. Извинения за свой род принёс перед тремя лидерами пострадавших родов, которые решились пойти на диалог.

— Тогда, — вот тут он меня удивил, — что вам от меня-то надо?

Толстяк закатил глаза, показывая своё раздражение моими вопросами, а затем, в чуть издевательской манере, как истинный аристократ, начала медленно, растягивая буквы, «предъявлять» мне.

Начал с простого. Почему я не оставил хоть кого-нибудь в живых? Его не устроил ответ, что мне было до лампочки на какие-либо правила ведения боя. И уж тем более, его не устроил наглый ответ: «Заигрался».

Он считал, что я покрываю их. Но не мог мне сказать, для чего.

Я аккуратно предположил, вслух, разумеется, что он несёт полную чушь, но он был с этим не согласен. И когда мы не нашли общего языка и общего ответа, он перешёл к следующему вопросу, на которой я точно не мог знать ответа.

— Где артефакты, которые изъяли у моих родственников? — он пальцем водил по столу, и изрядно для носителя потел, как истинный толстяк. — Понимаешь, в чём дело с места преступления были изъяты три ящика с этой мерзостью. Ещё сняли четыре основных