Владислав Морозов - Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО Страница 42

Зеленов хотел сказать что-то еще, но его заглушил шум нескольких мощных моторов и он поспешил отойти к «буханкам». На забитый обломками штабного автотранспорта и трупами поворот выехали новенький «БТР-60ПУ» в варианте радиомашины «Р-145» с номером 991, явно не из нашего полка, и КШМка «БМП-1П» со знакомым номером 103. Из БТРа неловко вылез незнакомый офицер в маскхалате и танковом шлеме, а из башни бээмпэшки спрыгнула на траву знакомая фигура нашего начштаба майора Качана. Ну, хоть этот, слава богу, жив…

– А-а, Трофимов, – сказал Качан, подходя ко мне. – Прибыл? Жив, значит?

– Только не волнуйтесь, я им говорю, в следующей атаке обязательно сгорю, – процитировал я ему вместо приветствия фразочку из древней фронтовой частушки и добавил: – И вам не хворать, товарищ майор!

Качан неодобрительно посмотрел на меня. Все его лицо было в пыли и копоти, на которой проделали светлые дорожки струйки пота, стекавшие на его лицо из-под фуражки. Не скажу, что он меня сильно любил. Хоть мы и были сейчас в одном звании, мое недавнее майорство было капризом судьбы, волей случая и последствием влияния мочевой кислоты на мозги вышестоящего высокого начальства, а он-то свою звездочку выслуживал долго и трудно, в том числе – лизанием до самых гланд и разрыванием своего и чужого ануса на фашистский крест…

– И в чем наши проблемы, товарищ майор? – поспешил поинтересоваться я, не ожидая, пока Качан выдаст в мой адрес какую ни то укоризненную гадость.

– А то ты, Трофимов, сам не видишь… Все управление полка, вместе с особистами и замполитом, накрыло одним ударом…

– Знали, гады, куда бьют, – неожиданно добавил офицер в маскхалате. Маскхалат и великоватый шлемофон на нем были новые и практически необмятые. И сам он был совсем молодой и голубоглазый, с открытой, как сказали бы следователи из уголовки, «располагающей к себе» румяной физиономией. Этакий хорошо воспитанный мальчик из хорошей семьи, слишком часто смотревший в детстве польский многосерийный фильм «Четыре танкиста и собака» и сейчас упорно подражающий кому-то из героев этого кино. Я только не понял – кого именно. Такие мальчишки девушкам обычно очень нравятся.

– Ты, вообще, кто? – поинтересовался я у него на всякий случай.

– Это авианаводчик, – ответил за него Качан. – Придан нам. Для улучшения взаимодействия.

– Лейтенант Тетявкин, – бросил руку к шлемофону голубоглазый красавчик и зачем-то добавил: – Можно просто Вова.

– Майор Трофимов, – представился я в ответ и в тон ему добавил: – Можно просто Андрюша. И очень это все своевременно, дорогие товарищи. Я имею в виду это самое взаимодействие…

Вообще, если честно, зря я покатил бочку на родные ВВС – в конце концов, сам же видел «МиГи», отражавшие налет. Ну да ничего, пусть не думает, что офицерская служба – мед.

Авианаводчик при этих моих словах сразу как-то стушевался, что было вполне ожидаемо. А Качан укоризненно смотрел теперь уже на нас обоих. А выражение лица у него было какое-то странное. И глаза нехорошие. Мне пришла в голову мысль, что его, похоже, слегка контузило. Или не слегка?

– И что теперь, товарищ майор? – поинтересовался я у Качана. – Как мы дальше-то думаем?

– Нам сейчас не думать надо, а действовать, – изрек Качан с крайне назидательной интонацией. – На то и есть мы офицеры, майор… Короче говоря, наш комполка легко ранен в руку, но тем не менее сейчас принимает дивизию.

– Как? – не понял я.

– А вот так. Их там тоже накрыло. И не слабо. Так что сейчас, пока они там уточняют список погибших и раненых, полком временно командую я. А ты, как старший по званию, – мой заместитель. Если меня выдернут в дивизию, что вполне вероятно, или я еще по какой причине выйду из строя – примешь полк. Это понятно?

– Понятно, – ответил я. И невольно подумал: а что было бы, если бы западные немцы с американцами начали первыми? Если они даже на марше смогли довольно точно накрыть наши штабы (это, кстати, не так уж сложно – штаб на войне вещь громоздкая и уязвимая), то в местах нашей постоянной дислокации они бы добились еще более замечательных результатов. А это бы уже точно попахивало повторением 1941 года. Особенно если бы они одновременно разбомбили еще и технику в парках со складами боеприпасов и горючки. Хотя, как говорится, еще не вечер…

– И каковы наши дальнейшие действия, товарищ майор? – спросил я у Качана.

– Пока приказ у нас тот же – двигаться на запад. Но уже не колонной. Развернуться в боевой порядок и двигаться вдоль дороги на юго-запад, в направлении Зигена, выдвинув вперед разведку. Видимо, авианалеты будут продолжаться и дальше, а кроме того, наша авиаразведка докладывает, что со стороны Бонна и севернее, со стороны Золингена, отмечено выдвижение большого количества бронетанковой техники и особенно танков. В основном американских. Так что или сегодня к вечеру, или завтра можем схватиться с ними по-серьезному. Мелкие подразделения и опорные пункты, если они окажутся на пути, обходить. При вступлении в соприкосновение с крупными силами противника занять оборону и ждать дальнейших распоряжений. Радиосвязь в прежнем режиме. Позывные прежние. Это все.

– Понял, товарищ майор, разрешите отбыть в батальон?

– Давай, Трофимов. Потери у тебя есть?

– Еще не уточнили.

– Уточнить и доложить. И этого авианаводчика возьми с собой. У него прямая связь с ВВС. Он тебе, если что, авиаподдержку напрямую вызовет.

– А вы?

– В дивизии свои авианаводчики есть. Тебе нужнее.

– Как скажете, – не стал я спорить с начальством и сказал авианаводчику: – Тогда пошли… Вова…

Тот густо покраснел и следом за мной потопал к своей радиомашине.

В общем, потери нашего полка от прошедших авиаударов были следующими. Во-первых – три танка. В первом батальоне один «Т-64А» разбило прямым попаданием авиабомбы, экипаж погиб. Еще одному «Т-64А» близкими разрывами пары бомб разбило правую гусеницу, вырвало ведущее колесо, перерубило пополам ствол пушки «2А46-1» и заклинило двигатель. Экипаж был контужен, но остался жив. По идее, это можно было бы починить, но только на ремзаводе, а туда танк еще требовалось доставить. Во втором батальоне один «Т-64Б» загорелся от попадания ПТУРа в моторное отделение, то ли с вертолета, то ли это была работа штурмовиков «А-10». Экипаж успел покинуть машину, а пожар удалось потушить, но движок «5ТДФ» и трансмиссию на этом танке теперь требовалось полностью менять. И тоже в заводских условиях. Мелкие повреждения, вроде мелких пробоин, вмятин или перебитых гусениц, я не считаю – их устранили самостоятельно, по ходу дела. У меня в батальоне потерянных машин или серьезных повреждений не было. На двух «Т-72А» перебило гусеницы и изуродовало бортовые экраны, на двух разбило или оторвало инфракрасные фары «Луна», еще на нескольких повредило внешние топливные баки на надгусеничных полках и прочее навесное оборудование. Один «Т-72» получил небольшую сквозную пробоину в задней части башни (возможно, работа 30-мм снаряда с «А-10»), не сказавшуюся на боеспособности танка. А еще у меня в батальоне был один убитый – младший сержант Валерий Мокеев, наводчик машины № 449, как я понял, поймавший случайный осколок авиабомбы. Кроме него, двое были легко ранены, а трое – слегка контужены, но все они родной батальон покидать категорически отказались. А еще, кроме трех «Т-64», полк безвозвратно потерял девять «БМП-1П», два «БТР-50ПУ», одну «БРДМ-2», одну «Стрелу-1М» на шасси той же «БРДМ-2», «МТ-ЛБ» и три десятка автомашин. Убито было пятьдесят девять человек (в основном мотопехота и штабные), а ранено – восемьдесят четыре. Для первого раза это были не такие уж маленькие потери, но, принимая во внимание масштаб начавшихся боевых действий, их можно было признать и незначительными. В конце концов, серьезной потери управления и боеспособности в полку пока не произошло.