Макс Кроу - Ключ Эдема Страница 43

Под гогот господ верные солдаты притащили измученного старика, на лице и руках которого виднелись следы побоев. Одежда его была истрепана и порвана, глаза с трудом открывались, но страх заставил его оживиться.

— Милый гость, проходи, не стесняйся, — Гвидо с видом любезного хозяина указал на место у костра. — Расскажи, как тебе позволяла совесть наживаться на нас, защитниках Господа, которого распял ваш народ!

— Милостивый господин, — взмолился тот, когда воины бросили его на колени. — Я не сделал ничего дурного. У меня нет своих денег, я беднее самого нищего, всё золото, что вы нашли в моем доме, принадлежит другим людям. И как мне с ними рассчитаться, когда они придут за займом?

— Иисус изгнал ростовщиков из храма, — пророкотал Амори, испустив зловонную отрыжку, — но не всех.

— Милостивые господа, — старик в отчаянии ломал руки, — вы, верно, запамятовали, что сами пожаловали в мой дом? Разве я хоть словом или делом вынудил вас переступить порог?

— Ты послушай его! — Амори вышел вперед, от переизбытка чувств взмахнув руками, как крыльями. — Он нас еще и обвиняет! Честных христиан, что отдали кровные гроши. Не соблазнившийся виновен, а искуситель. Вот на ком больший грех.

Элиана стояла, замерев возле стола с разложенной пищей. Она не могла оторвать глаз от старика, и все же была вынуждена следить за людьми, собравшимися вокруг костра. В такой суматохе подкрасться к Гвидо будет проще простого.

Кто-то бросил первый камень, затем полетели еще. Ростовщик сжался, закрывая голову руками.

Потревоженная жутким шумом, из шатра младшего Лузиньяна вышла женщина. Она была невысокого роста, хрупкая и миниатюрная, как резная статуэтка, на голове у нее был тюрбан, в ушах — крупные серьги, длинный кафтан был драгоценного пурпурного цвета, расшитый золотой нитью. Гвидо не скупился на содержание своей любовницы.

Она приблизилась к огню, глядя на старика. Он на миг лишь поднял глаза, с удивлением увидел дочь своего племени, и тут же снова сжался.

— А давайте покажем ему, что в аду ждет ростовщика! — воскликнул Амори.

Несчастного подняли за руки, и развеселившийся и захмелевший старший Лузиньян выхватил из костра горящую головешку и сунул тому в лицо, подпаливая бороду. Старик закричал от страха и боли, почерневшие оплавившиеся волосы дымили.

Элиана сцепила зубы. Она нечасто вспоминала детство, вырезая его из собственного прошлого, как загноившуюся занозу. Но сейчас она будто снова слышала крик отца, затравленного собаками, смех его убийц, оставшихся безнаказанными. Выдать себя сейчас, вмешаться, это означало не только подвергнуть жизнь риску, но и провалить задание Иоанна. А терпеть и дальше не было сил. Ей бы того безразличия, с которым на муки пленника смотрела любовница Гвидо. На ее лице не дрогнул ни единый мускул.

— Жаль нет подходящего сука, чтобы вздернуть собаку, — хохотнул Гвидо. — Зато есть лошади!

Казнь, о которой упомянул рыцарь, была ужасна. Элиане довелось однажды видеть, как человека, привязанного руками и ногами к разным лошадям, разрывают на части. Кто-то уже побежал за веревкой.

И вдруг движение. Она увидела, как сквозь толпу направляется человек. Он шел целенаправленно, не спуская глаз с выбранной жертвы. Гвидо стоял спиной к нему, призывая всех принять участие в веселье. Он бы не увидел, как смерть вонзает когти…

Элиана ударила по столу, и все обернулись на шум падающих кубков и кувшинов. Но самой девушки уже не было поблизости. Она оббежала шатер. Держа в руках нож, Элиана направлялась к торопливо уходящему человеку. Он вдруг обернулся, на миг задержал взгляд на ее лице.

— Я запомнил тебя, — произнес он только губами.

— Я тоже, — так же бесшумно ответила она и метнула нож. Клинок вонзился в древко воткнутого в землю копья рядом с головой ассасина. Но самого убийцы и след простыл.

Она помчалась за ним, подобрав на ходу оружие. Из мрака до нее донесся звук глухих ударов копыт по песку.

— Проклятье! Дерьмо собачье! — она со злостью выбила пробку из бутылки и прильнула к горлышку, разбавляя свою злость кисло-сладким вином. Сердце бешено стучало, отдаваясь эхом в висках. Пока она гонялась за неуловимыми убийцами, подонки казнили старика-еврея. Они разорвали его на части. Ей хотелось выжечь его крик из собственной памяти. Бутылка больно ударила по зубам, но Элиана глотала снова и снова, захлебываясь вином, похожим на кровь по вкусу и цвету.

Эту ночь Гвидо Лузиньян проводил со своей любовницей. Он был в безопасности, ведь те, кто пришли по его душу, покинули лагерь. Элиана вдоволь напилась вина, которое так хаяли благородные господа. Она пила за того старика, за своего отца и за себя. За все мертвые души, павшие в этот проклятый песок.

Утром, когда насытившиеся плотскими утехами рыцари еще спали, их прислуга приводила лагерь в порядок после пира, чтобы вечером все повторилось вновь. Из шатра вышла девушка. Она была в простой рубашке и кафтане, без шаровар, с непокрытой головой. Длинный волосы заплетены в косу. Она прошла к тазу с водой и принялась стирать там господскую рубаху, как рабыня. Элиана, проведшая ночь без сна, приблизилась к ней, потеряв страх. Она ощущала покалывание в подушечках пальцев от желания перерезать горло этой потаскухе, которая была младше ее лет на пять.

Девушка испугано обернулась, а увидев Элиану, подняла брови. На ее лице появилось то самое надменное выражение, что свойственно знатным женщинам. Она многому набралась у тех, возле кого терлась, не зная, что ей забавляются до поры, а после — выбросят вон.

— Каково это, спать с тем, кто только что убил человека? — спросила Элиана, глядя на нее сверху вниз. — Или вид крови того бедолаги возбудил в тебе страсть? Я слышала, что шакалы совокупляются прямо на останках своей добычи.

— Кто ты такая? — девушка поднялась, гневно смерила ее взглядом. — Одно моё слово, и ты сама будешь молить о пощаде.

— Так говори же, — Элиана обошла вокруг нее, — только громче, а то могут не услышать.

Взгляд любовницы Гвидо остановился на ноже, который был в руках незнакомки.

— Ты лежишь с ним, целуешь его, отдаешься ему, — продолжала Элиана, — неужели ни разу ты не попыталась вырвать ему глаза, удавить, отравить. Или ты слепа? Они наших мужчин разрывают собаками и лошадьми. Они выжигают кочергой младенцев в утробе матери. Они бросают нас в огонь.

— Так что же ты не зайдешь в шатер? — прошипела та. — Он спит, безоружный. Что же ты медлишь?

Не дождавшись ответа, она победно произнесла:

— У каждой из нас свои причины.

— За свои мне не стыдно отдать и свою жизнь, и тысячу других, — Элиана остановилась и посмотрела на нее с омерзением, — а твои не стоят даже тухлых потрохов.

— Ракель! — послышался окрик из шатра.

Девушка вздрогнула, обернулась на всколыхнувшийся полог, и когда снова повернулась к своей собеседнице, той нигде не оказалось.

Почти месяц Лузиньяны не покидали дом. Элиана наблюдала за ними снаружи, изредка видя рыжеватую голову Амори или златокудрого Гвидо. Ассасины тоже поблизости не появлялись. Она пыталась самостоятельно разыскать их, спрашивая у нужных людей в городе, но никто ничего не видел и не слышал. Разумеется, глаза и уши закрывались страхом.

Дом Лузиньянов готовился к торжеству. Амори собирался жениться на дочери очень влиятельного человека при дворе короля Иерусалимского, барона Балдуина Ибелина. Юная Эшива, еще совсем дитя, вряд ли способна была понять, что отец продал ее за выгодный союз с сильным, властным и честолюбивым человеком. Хотя это и была обычная практика, Элиана отчасти сочувствовала ей.

Праздник соберет много гостей, среди которых будет легко затеряться незваным. Элиана побеспокоилась о том, чтобы среди приглашенных лицедеев, музыкантов и танцовщиц появилось ее вымышленное имя. Это стоило ей немало золота, но не вызвало подозрения: на таких мероприятиях гости всегда щедро платят, и траты с лихвой возмещаются. Образ позволял ей надеть кожаные доспехи, который запросто сойдет за часть костюма, прикрыть ноги летящими шелками, а ступни и икры защитить высокими сапогами. В потайные карманы были спрятаны ножи, а лук в налучье с четырьмя стрелами прикрывала широкая накидка. Она была готова к бою, но как сражаться с невидимками?

Дожидаясь, когда ее позовут развлечь гостей, Элиана ходила среди приглашенной знати. Здесь собрался весь высший свет Иерусалима. А точнее — его захватчики. Противоядие, которое по силе и жестокости равняется яду. Около века тому назад византийский король попросил христианскую церковь о помощи. Он часто использовал кавалерию западных наемников, чтобы сражаться с многочисленными врагами. Ситуация обострилась гражданской войной в Византии, а также конфликтом между мусульманскими общинами: шиитами и суннитами, делящими Палестину на свой лад. Воспользовавшись этим предлогом и тем, что христианство на Востоке осталось без должной защиты, был собран первый крестовый поход. Изначально в нем планировалось участие только Франции, но кто же мог упустить случай оторвать кусок сочного пирога? Война — это выгодно со всех сторон, когда она ведется на чужой территории. Рыцари гнались за славой и добычей, бедняки — за обещанием если не богатства, то места в раю после смерти в богоугодной войне. И вот Восток кипит в кровавом котле, возникает Иерусалимское королевство — и франки, прежде идущие в пустыню на удачу, получают мощнейший оплот для собрания сил и поддержания влияния.