Сергей Лукьяненко - Реверс Страница 43

Зарешеченная дверь. Скрежет несмазанного замка. Макс представлял себе тюрьму именно так: решетка, а за ней скучнейшего вида коридор с каменными стенами, выкрашенными в грязно-зеленый цвет, и двери камер.

За спиной вновь проскрежетал замок. Надзиратель топал и сопел.

— Стоять, — раздалось сзади спустя небольшое время. — Лицом к стене.

Макс послушно выполнил команду.

Лязгнул еще один замок.

— Пошел.

Наверное, здесь полагалось выполнять команды проворнее — хороший тычок в спину буквально вбил Макса в камеру.

Там было очень жарко. На койках сидели трое. Двое были голы по пояс, третий носил на волосатом торсе нечто вроде грязной, насквозь пропитанной потом майки. Воняло парашей. Три пары глаз с жестким прищуром уставились на Макса. Это не помешало одному из сидевших обратиться с каким-то вопросом к конвойному. Макс уловил только «эй, начальник», а дальше было непонятно. Откуда жителю Гомеостата знать, что такое воровская феня Оннели?

Надзиратель не ответил. Захлопнулась дверь, вновь лязгнул замок.

Макс сел на свободную койку. Теперь глаза «серьезных» просто буравили его: кто, мол, таков, что позволяет себе не соблюдать тюремных обычаев? И Макс это понял.

Было бы еще неплохо знать, каковы они, местные тюремные обычаи.

— Я иностранец, — сказал он, ни на секунду не веря, что это поможет.

Последовала короткая непонятная реплика.

— Не понимаю. — Макс развел руками.

— Не понимает, — уже на чистом оннельском сказал один и сокрушенно покачал головой. — Ай-ай-ай. Такой приличный с виду господин, а не понимает. Как нехорошо!

— Господину, наверное, жарко, — участливо поддержал второй. — Господину хочется раздеться.

— И принять ванну, — добавил третий, покосившись на парашу в углу.

— Надо помочь, — подытожил первый, принимая вертикальное положение. — Слышь, мил-человек, ты встань, встань… Вот так, вот и молодец. Позволь тебе помочь… снять одежку, хе-хе. Жарковато нынче…

Макс брезгливо отвел его руку — и сейчас же получил жестокий удар в солнечное сплетение.

Странно: совсем не было боли. Встречая удар, тело само отреагировало как надо. И вдруг все замелькало, но замелькало осмысленно: оторопевшая физиономия, волосатая рука в удобном для захвата положении, шершавая стена, куда спустя мгновение должна воткнуться голова противника, еще двое, начавшие движение, собирающиеся напасть, по их мнению, стремительно, а на самом деле медленно и неловко… Еще захват, еще бросок — в стену. Третьему — подсечка и помочь упасть. Добавить в мозжечок, чтобы отключился. Проверить первого и второго — не надо ли им того же?.. Нет, не надо. Всё.

В великом изумлении Макс посмотрел на распластанные тела «серьезных», затем на свои руки. Потом на ноги. Подвигал шеей. Интересное дело… Точнее, интересное тело: работает само, без участия сознания. И как умело работает!

Макс обессиленно опустился на койку. Стало нехорошо, и он, зажмурившись, помотал головой. Помогло: дурнота отступила. Все равно ничего не понятно…

Мысли метались, как угорелые. Прошло какое-то время, прежде чем они замедлились, позволяя облечь себя хоть в какие-то формулировки.

Разве обыкновенный чиновник из транспортного департамента городского хозяйства может такое?

Только в мечтах.

Следовательно, проблема не в теле. Проблема в голове.

И значит, прав был Теодор. Правы были Патрик и Рафаэль. Он не чиновник и не инженер по транспорту, он что-то другое, но с личностью, изувеченной Гомеостатом. А кто он на самом деле? Боец? Патрик что-то говорил о хождении по Центруму, о прикрытии друг друга… Врал? Может, и врал, но не на сто процентов.

Больше всего на свете Максу хотелось сейчас вернуть свое прежнее, давно забытое «я» и вновь обрести свое место в мире. Но теперь уже в этом мире — не в том. Гомеостат — недоразумение. И Марта — недоразумение. По-настоящему стоит жить лишь тогда, когда умираешь лишь один раз.

Это умозаключение поразило Макса. Парадокс? Возможно. Но жизнь вообще парадоксальная штуковина. Да, жить стоит и здесь. Может быть — особенно здесь. Жизнь вне Гомеостата — острое и вкусное блюдо!

А уж тем более когда умеешь то, что не доступно большинству людей.

Макс понял, что имел бы реальный шанс сбежать во время конвоирования. Теперь сделать это будет несколько труднее.

Впрочем, нет ничего невозможного…

Он проверил лежащих — все трое были живы, просто отключены. Тем лучше. Осложнения ни к чему.

Макс засмеялся.

Откинулась ржавая заслонка, в зарешеченном окошечке показалась мясистая физиономия надзирателя. На ней медленно проступало удивление.

Сам не зная зачем, Макс послал тюремщику воздушный поцелуй.

Если не считать импровизированных бронелетучек и патрульных дрезин, выставивших в щели между мешками с песком тупые рыла пулеметов, «Грозящий» был самым маленьким бронепоездом на многие тысячи километров вокруг. Возможно, он вообще был самым маленьким бронепоездом в Центруме.

И тому были свои причины. Лет двадцать пять назад тогдашний командующий Аламейским пограничным округом удивил местное железнодорожное начальство крупным заказом: проложить железную дорогу от Ахтыбаха до самых предгорий Белого хребта. Обоснование было простым и, пожалуй, логичным: трудно ведь контролировать столь большую и сложную территорию одними лишь патрулями, будь то патрули пешие, конные или даже воздушные. Стационарные посты и заставы? Так-то оно так, но в безводной местности любая задержка с подвозом чревата медленной и мучительной смертью личного состава. Были уже прецеденты. Нужен железнодорожный путь, очень нужен. Плюс хотя бы один курсирующий по нему бронепоезд.

Удивленный железнодорожник, носивший в петлицах четыре золотые шпалы, спросил, как теперь изменится вся система охраны территории, и получил сухой ответ: не суйтесь в наши дела. Вопрос лишь в одном: способны ли ваши чумазые работяги выполнить заказ качественно и в срок?

По мнению железнодорожника, вопрос граничил с оскорблением. Всякому известно: если кто умеет работать, то уж никак не те, кто только и способен обирать честных торговцев и палить в контрабандистов. Железнодорожное управление Аламеи может спроектировать и проложить железную дорогу любой протяженности на любой местности — была бы адекватная труду оплата.

Об оплате спорили долго. Вели переговоры, срывали их и начинали сызнова, создавали и распускали совместные комитеты. Пограничники жались. Им нужна была дорога, но запрошенную за нее цену они считали грабительской. В свою очередь, железнодорожники не менее справедливо полагали, что их пытаются уговорить работать даром. Из-за неразберихи геодезическая партия, отправленная для предварительной наметки маршрута, была обстреляна пограничниками — к счастью, без жертв, если не считать начальника партии, раненного в нос осколком теодолита.