Сергей Снегов - Люди как боги (сборник) Страница 44

Я пошутил:

– Во всяком случае, со зловредами мы поступили весьма зловредно. Думаю, все в этом мерзком скоплении трясутся при мысли, что мы можем возвратиться.

– Почему ты называешь его мерзким? Разве ты не говорил, что оно красиво? И не все его обитатели со страхом думают о нашем возвращении. У нас там есть друзья. Помнишь неактивные звезды, от которых нас так энергично отбрасывали?

– Значит, в этих звездных системах живут галакты? Это точно?

– Ты в этом убедишься, когда познакомишься с обработанной МУМ информацией. И дружеских звезд в Персее больше, чем населенных разрушителями. Другое дело – межзвездный простор: им, по-видимому, безраздельно владеют они.

Я напомнил о сражении с Золотой планетой.

– Наши враги так до конца и не знали, на что мы способны. Иначе они побоялись бы сближения со звездолетом.

– Почему ты говоришь об этом?

– Так – вспомнилось…

– Ты думаешь, Андре еще жив? Мы ничего о нем не узнали и не смогли ему помочь… Ты ведь и сам в Персее высказался за возвращение…

– Тогда не могли помочь, поэтому и проголосовал за возвращение.

– По-твоему, с тех пор положение изменилось?

Я сделал вид, что устал от разговора. Мне не хотелось говорить о том, что тревожило меня. Пока мы не прибудем на Землю, ничто не будет известно достоверно.

3

Однажды, когда я кое-как ковылял по аллее парка, Леонид сказал, что хочет со мной поговорить.

– Здесь? Или пойдем ко мне?

– Лучше у тебя, чтоб никто не помешал.

В комнате на стене висел график возвращения: светящаяся линия – наш путь до Земли и ползущая по ней красная точка – звездолет. Красная точка приближалась к концу светящейся линии, одиннадцать месяцев отделяло нас от звездных скоплений Персея, почти пять тысяч светолет. Две трети пройденного пути я лежал без сознания.

– Через месяц – Ора, через три – Земля, – сказал я.

– Да, Ора через месяц, а Земля через три, – отозвался он. – Для меня это не имеет значения.

– К чему такая мировая скорбь?

– Ты понимаешь сам, Эли.

– Да, конечно. Причина в Ольге. Что же ты мне хочешь сказать об Ольге?

У Леонида посерело лицо. Он не принимал моего холодного тона. Но он твердо решил сохранять спокойствие.

– Ты знаешь, как она относится к тебе. Когда ты болел, она забрасывала корабль, дни и ночи сидела у твоей кровати…

– Ну и что же? Какой ты делаешь вывод?

Он бешено впился в меня черными зрачками.

– Почему ты не женишься на ней? Почему, Эли?

– Странно слышать это от тебя, Леонид.

– Нет! – крикнул он. – Если ты бесчувственный… Нельзя над ней так издеваться! Почему ты молчишь?

Я раздумывал, что ответить. Ни он, ни Ольга не поняли бы того, что совершалось во мне. Они нормальны. А я иной. То, чем я теперь жил, не допускало рядом с собой никакой другой страсти. Я не мог разрешить себе отвлечься даже на маленькую любовь, а Ольга заслуживала любви большой, спокойным разумом я это понимал.

Объяснять это Леониду было напрасно.

– Я молчу, потому что ожидал от тебя не вопросов, а просьбы, такой просьбы, после которой мне осталось бы пожать тебе руку и сказать: ты прав, мне нечего возражать.

– Вот как, ты ожидал просьбы? Тогда ответь: какой просьбы?

– Я ожидал, ты скажешь: Эли, Ольга не замечает, что ты равнодушен к ней, вообще ничего плохого в тебе не замечает, ей кажется, что в тебе сконцентрированы все человеческие достоинства. Разумная и проницательная во всем остальном, в этом одном, в понимании тебя, она глубоко ошибается. Но мы с тобой, Эли, знаем – я думал, так ты мне скажешь, – что ты, Эли, человек черствый и недостоин ее, счастья с тобой ей не будет, вряд ли ты вообще можешь создать чье-либо счастье. А вот я, Леонид, не знаю иной радости, как быть всегда с ней – помогать ей, принимать ее помощь… И это также и ее счастье, ибо лишь со мной она осуществит лучшее в себе.

У Леонида так пылали глаза, что на него было трудно смотреть.

– Ты не черствый, Эли, – это, пожалуй, напрасно… Ну, хорошо, допустим, я сказал тебе это… Что бы ты ответил?

Я подвел его к стене, где красная точка медленно, тысячекратно превышая световую скорость, ползла по прозрачно светящейся линии.

– Через месяц мы прибудем на Ору и там простимся. Ты останешься с Ольгой, я уйду. Вы будете бороздить космические просторы, а мне надо на Землю. Ты даже не подозреваешь, как мне надо на Землю!

Он обнял меня и вышел, не сказав больше ни слова.

4

Когда в оптике появилась Ора, шел третий год нашей межзвездной одиссеи. Мы шли в сверхсветовой области, и на Оре нас не видели. Зато мы отлично видели планету в оптике. Правда, это была картина прошлого, она непрерывно менялась – прошлое приближалось к настоящему. Если вдуматься, это было странно: обычно настоящее отодвигается и становится прошлым. Здесь все было наоборот: прошлое становилось настоящим.

В одних световых сутках от Оры «Пожиратель пространства» вынырнул из сверхсветовой области и продолжил полет уже обычным материальным телом. Только после этого нас обнаружили.

Навстречу помчался «Кормчий». На нем по-прежнему командовал Аллан. Он издалека засыпал нас приветственными депешами, спрашивал, что было в походе, не отыскали ли мы следов Андре. Об Андре мы ответили сразу, а рассказывать остальное до встречи отказались. Он пригрозил, что уйдет в сверхсветовую невидимость, чтоб скорее добраться. При общем смехе Ольга радировала: «Уходи! Все равно будем видеть твое суденышко».

Когда звездолеты вышли на параллельный курс, Аллан, передав командование помощнику, перебрался к нам. На радостях он перестарался. Даже Леонид охал, выбравшись из его объятий.

Для меня одного Аллан сделал исключение – как для больного. Зато он расцеловал меня громкими, как выстрел, поцелуями.

– Бродяги небесные! – орал Аллан минутой позже. – Куда же вы запропастились на два с лишним годика? Рассказывайте, рассказывайте: где? что? как?

Мы повели его в зал. Там собрался весь экипаж. Нас тревожило: что на Земле? Чем кончился спор Веры и Ромеро?

Аллан уселся в кресло и оглядел нас сияющими глазами. Он не мог понять глубины наших опасений.

– Какой спор? Чепуха, давно все успокоились. Правда, кое-что было – митинговали, как добрые наши предки. Ромеро гремел во все уши, сиял во все видеостолбы. Он отстаивал социальные основы с такой страстью, что наворачивалась слеза. Кричал о предках, о потомках, о нас, о разрушителях, о звездожителях… Кстати, Большая тоже высказалась за него. И вот настал день опроса, хоть и без того каждому было ясно, чем все кончится.

Он захохотал. В зале каменела тишина, мы боялись смотреть друг на друга. Аллан так и не понял, почему мы не прерываем его.

– Человечество сошло с ума! – кричал он. – Это было массовое безумие, говорю вам. Ромеро не поддержали и три десятых процента, девяносто девять и семь десятых с громом опрокинули его. Большая потребовала уточнения заложенных в нее принципов. Вера назвала это дальнейшим развитием нашего социального строя.

Мы кинулись к Аллану и в восторге взметнули его под потолок.

Лишь мы, прошедшие тенета Персея и сражение около Угрожающей, могли всем сердцем, а не одним разумом понять, как правильно поступило человечество.

Когда волнение улеглось, я съехидничал:

– Ты, конечно, оказался среди тех, кто сохранил разум до конца? Не сомневаюсь, что ты голосовал за Ромеро!

– Я? – удивился Аллан. – Ты спятил, Эли! Это ж меня Павел обвинил, что я поддался безумию. Я не такой оратор, как он, но, когда выступал я, Ромеро выключали, – так это было! Камагин с Громаном, а также наш Труб добавили жару. Гибель космонавтов и разрушение планет в Плеядах доводили народ до ярости. А Труб летал над толпой и дико ревел архангельским голосом.

– Как на Земле космонавты и ангел? – поинтересовалась Ольга.

– Великолепно! Труб как в раю, только малыши его боятся, у него шумный полет – это единственное, что его огорчает. Подростки устраивают с ним гонки на авиетках, ну, он, конечно, отстает. А космонавты переучиваются на штурманов звездолетов и отбиваются от невест. Столько в них влюбилось девушек – страх! Чудесные пареньки, моложе любого из нас, а ведь пятьсот с хвостиком лет – по-моему, это и привлекает девушек.

Я спросил, какие важные дела начаты на Земле. На это Аллан ответил длинной речью. Энтузиазм, охвативший Землю, преобразован в практические действия. Созданы две организации, одна – «Звездолетстрой» – устроила базу на Плутоне. Вторую же – «Планетострой» – вряд ли можно именовать организацией, ибо в ней работает половина всего человечества. На зеленой Земле остались лишь старики, дети да сотрудники земных заводов. Неразберихи и шума пока столько, что у наблюдателя со стороны встали бы дыбом волосы, да наблюдателей нет – все участники, и каждый в меру способностей вносит свой вклад в общую толчею.

Начать с того, что еще нет плана – чем заниматься «Планетострою»? Одно направление – казалось бы, естественнейшее, его уже осуществляют, – возведение новых планет вокруг одиноких светил, соседей Солнца. Строительство идет под лозунгами: «Покончим с пустыми звездами!», «Добьемся наивысшей планетности для звезд нашего района Галактики!», «У любой звезды – планеты для любых условий жизни!», «Нежизнеспособная планета – враг, найди ее и переоборудуй!» – и прочее в том же роде. Плакаты с такими изречениями наполняют все населенные планеты, от них нет мочи отбиться.