Василий Гавриленко - Тёплая птица Страница 44

Я оглянулся. Марина заслонилась рукой от фонаря.

-В глаза не свети. Что там, Андрей?

-Не знаю.

Я осторожно надрезал один из пакетов: сероватый мелкий порошок.

-Наркота?

-Вряд ли.

Я взял щепотку порошка, понюхал - полное отсутствие запаха. «А что, если…». Поднялся и направился к костру. Марина последовала за мной, но я махнул рукой: «Оставайся на месте».

Порошок, казалось, еще не коснулся языков огня, как раздался хлопок, достаточно сильный, чтоб назвать его взрывом. Огненный шар, возникший на месте костра, опалил мне брови.

Так я и думал: взрывчатка. И очень мощная: я бросил в огонь всего щепотку… Страшно подумать, что было б, кинь я туда целый пакет. Как очутился здесь смертоносный порошок? Привезли в Москву террористы и, по недосмотру складского начальства, поставили ящик сюда ни о чем не подозревающие рабочие? Бог весть… Не все ли равно, если мир бывших лежит в руинах?

-Что будем делать? – обратился я к Марине, все еще находящейся под воздействием огненного шара, на мгновение превратившего ночь в день.

-Пожалуй, возьмем. А там пусть Христо решает, что с этим делать.

С трудом взвалив на сани тяжеленный ящик, мы  замерли над трупом собаки.

-Если хочешь, возьмем, - кивнул я на мертвого пса.

Марина отрицательно покачала головой.

-Собаки устали, их стало на одну меньше, и тащить лишний груз через бурю непосильно для них. Спи спокойно, вожак.

А буря между тем пыталась поднять на свое крыло все, что еще цеплялось за землю. Снежный вихрь несся над развалинами, над полосами железной дороги. Скрипело железо. Казалось, сама Москва скребется когтями в металлическом гробу, тщетно пытаясь приподняться.

Собаки брели, склонив обледенелые холки, едва не касаясь языками снежного наста. Подняв воротник, Марина всматривалась в белую кутерьму, пытаясь разглядеть очертания знакомых развалин. Но, похоже, это ей никак не удавалось, и девушка оборачивалась, бросая на меня тревожные взгляды.

Не было видно и реки, хотя мы ехали не меньше часа. Вместо нее показалось кладбище – покосившиеся кресты, потрескавшиеся памятники. Стало понятно, собаки сбились с дороги. Марина попыталась развернуть упряжку, но усталые псы не послушались; брели, проваливаясь в снег, останавливаясь, оборачиваясь, подвывая, точно приглашая нас: «Впрягитесь и попробуйте!». С их языков капала слюна.

Марина положила палку на дно саней и повернулась ко мне.

-Заблудились, Андрей! Кажется, мы уже за пределами РВК.

Я промолчал: что тут скажешь?

За пределами Района Второго Кольца не было развалин. Вернее, дома с пустыми глазницами окон, с трещинами на каменных телах - это, конечно, тоже развалины, но все же не кучи кирпича, как в Пустоши. Это место напоминало Калугу, только дома здесь были гораздо выше. «Жилые массивы» - пришло на ум. Да, когда-то в этих громадинах кипела жизнь. Каждое окошко светилось в ночи желтым пятном.

Ветер завывал, громыхал железом на крышах, стонал, как раненый путник. Марина прижалась ко мне, я обнял ее, чувствуя под толстой курткой биение сердца, склонил голову, вдыхая запах меховой шапки.  Две Теплые Птицы в снежной пустыне… Я смежил веки.

…Сначала это были мельтешащие разноцветные пятна, а потом я увидел зеленую поляну с веселыми вкраплениями синих, желтых, красных цветов. В теплом воздухе порхали бабочки, с деловитым жужжанием мимо проносились шмели.

-Марина, - позвал я, даже здесь не представляя себя без нее.

            Она поднималась ко мне по пригорку, ведя за руку зеленоглазого белобрысого мальчугана с россыпью веснушек на вздернутом носике. Кто это? Мой сын… Неужели это мой сын? Залаяли собаки… Почему лают собаки, откуда здесь собаки?

            -Эй!

            Лица… Два мужских и женское…  Но где бабочки, где мой сын?

            Встряхнув головой, я окончательно пришел в себя.

            -Эй, вы кто такие? – услышал голос женщины: ее черные глаза настороженно смотрели  из-под надвинутой на лоб шапки.  Одета в короткую грязную шубу, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Как только ходит в таких по сугробам? Лицо серое, осунувшееся, с красным шрамом на лбу, напоминающим букву «Ц». Я бросил взгляд на ее спутников. Первый - толстяк невысокого роста со складками кожи под подбородком, одетый в треснувшее под мышками пальто;  второй, - высокий, худющий, зябко кутающийся в кожаный плащ и весь такой … заостренный: острый нос, острый подбородок, остро поблескивающие глаза. И, самое главное, на лбах и у того, и  у другого точно такой же, как у женщины, шрам.

            Собаки захлебывались лаем. Я посмотрел на Марину – она как будто не была напугана. На всякий случай, я сунул руку в карман, где лежал пистолет.

-Мы из Пустоши, – сказала Марина, вылезая из саней. – Заблудились.

-Из Пустоши? – присвистнул толстяк. – Далеко же вас занесло.

-Где мы?

-В самом центре РТК.

- Центр Третьего кольца? – изумилась Марина. – Не может быть!

Ее возглас остался без внимания.

-Вас повезло, что вы встретили нас, - сказала женщина, переминаясь  с ноги на ногу. – В такую бурю немудрено попасть в Черемушки, или, того хуже, в Битцу.

-А что там, в Черемушках и Битце? – подал я голос.

-Когда узнаешь, будет поздно, - сверкнув глазами, произнесла женщина. – Там бесчинствует банда мародеров Шевченко.

 Я взглянул на Марину. Та кивнула и сказала:

-Шевченко уже не в Битце, он подвизался в РВК.

-Вот как? – равнодушно сказала Серая. Помолчала.

-Меня зовут Серая. Это – мои братья. Брат...

-Брат Устин, - встрял толстяк и, смутившись, покраснел.

-И брат Ярослав.

Длинный едва заметно склонил голову.

-Что это значит, - братья? – спросил я.

-Мы братья по вере, – взгляд Серой стал жестким. – Мы – цоисты.

Вот значит, почему у них на лбах буква «ц»!

-Цоисты? – удивилась Марина. – Не слыхала…

-Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.

-Кто – он?

-Бог, разумеется.

 -Пора, сестра, - кашлянул длинный, поглядывая на небо.

-Да, - кивнула Серая и обратилась к нам. – Я предлагаю переждать бурю у нас. Будьте гостями детей великого Цоя.

-Цой – жив, – отозвались Устин с Ярославом, молитвенно сложив на груди руки.

Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не понимая.

-Итак, вы принимаете приглашение?

-Можно мы обсудим это … наедине? – не очень уверенно спросила Марина.

Серая пожала плечами.

-Пожалуйста. Но недолго. Буря.

Цоисты отошли в сторону и принялись что-то горячо обговаривать между собой.

-Андрей, давай не пойдем, - зашептала Марина. Губы у нее припухли от мороза, лицо раскраснелось.

-Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до Пустоши…

-Все это так… Но…

-Что «но»?

-Мне не нравятся эти люди.

-Марина, - я взял ее за руку. – Ничего не бойся. Это просто сумасшедшие, они безобидны. В конце концов, ты со мной!

Девушка слабо улыбнулась.

-Хорошо, Андрей.

-Эй, - окликнул я цоистов. – Мы идем с вами.

6 СПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Дом стоял в уключине переулка, такой же мертвый, как и окружавшие его каменные собратья. Когда Серая вошла под арку и махнула рукой: «Сюда», я, ведущий за ошейник вожака упряжки, подумал: не зря ли не послушал Марину? В конце концов, в Джунглях приходилось переживать и не такие бури, как–либо перекантовались бы… Но, взглянув на свою женщину, едва бредущую по снегу, отогнал от себя эту мысль. Одно дело – Джунгли, где, кажется, от деревьев исходит тепло, и совсем другое – этот город, этот обмороженный каменный гроб.

-Пришли, - произнесла Серая.

Вход в парадное был достаточно широк, чтобы упряжка вместе с санями протиснулась туда. Но усталые псы отказывались подниматься по обледенелым бетонным ступенькам.    

-Мы поможем, - с готовностью вызвался толстяк Устин. – Так, Ярослав?

Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.

-Толкайте!

Устин и Ярослав поднапряглись, и сани въехали по ступенькам на площадку.

Стены парадного украшали разноцветные надписи, рисунки. Чаще других встречались кричаще-броское «Цой жив!», а так же портрет длинноволосого юноши с горделиво выпяченной нижней губой. Одна бетонная лестница вела наверх, туда, где слышалось завывание ветра в пустых комнатах, другая – вниз. Вдоль лестницы, ведущей наверх, были установлены металлические перила, к которым я и привязал собак. Впрочем, псы и не помышляли о побеге. Оказавшись под защитой от бури, они дружно улеглись на пол и поглядывали на нас, высунув розовые языки.

-Следуйте за мной, - пригласила Серая.