Александр Лаврентьев - Неформал Страница 44

– Где девчонка? Девчонку надо на крышу!

А я и говорю ему:

– Не надо на крышу. Там веревка, пещера… Туда надо! Она здесь у стенки была, за бревнами! Мариша! Ма-ри-ша!

А он сверху посветил вокруг своим ярким фонарем да как рявкнет:

– Марина! Ты где?

Я аж в комок от его голоса сжался, думал, сейчас нас тут завалит или еще чего случиться…

А потом слышу вроде бы слабый такой голос, а потом увидел лицо ее белое между бревном и стеной. И тут я понял, что чудо натурально произошло, потому что если бы не дом этот, ее точно бы раздавило, а так бревно одно поперек встало, враспорку между стеной и домом, и основную массу бревен сдержало. Ну а этот, с фонарем, к Маришке сразу ломанулся, че ему, здоровому такому, эти бревна! На руки ее подхватил, чтобы воды не нахлебалась, а она, кажется, даже не поняла, что ее спасают, повисла у него на руках, а он ко мне обернулся и снова орет:

– Где пещера? Иди сюда!

Я до него кое-как добрался, рукой машу:

– Там!

А он, ни слова не говоря, мне Маришку сунул и вдоль стены пошел. А Маришку в воде совсем не тяжело держать, только вода вот все время прибывает, и мне уже по горло почти. А Маришка из последних силенок мне в рубашку вцепилась, что-то шепчет, а что понять невозможно – тихо слишком.

А этот, с фонарем, ушел, нас в темноте оставил, слышу: бревна отодвигает, словно это не стволы в обхват, а доски обычные. Прошел несколько метров, обернулся, видать, веревку нащупал, меня позвал.

– Иди сюда! – орет.

Ну, я кое-как Маришку до него дотащил, и он ее у меня забрал. И командует:

– Лезь наверх! Не знаю, как ты там веревку закрепил, если что, меня подстрахуешь.

Ну я и полез. А руки замерзшие, не чувствуют уже совсем ничего, еле-еле я эти метры преодолел, внутрь пещеры ввалился, а здоровяк этот с фонарем внизу опять орет что-то, я выглянул, вниз посмотрел, фонарик мой не светит уже совсем, видать, вода внутрь попала. Но увидел я, что он Маришку себе на плечи поставил и заставляет вверх лезть. Она за веревку уцепилась двумя руками, а сил уже нет совсем. Ну тут уже я вскочил, за веревку со своей стороны взялся… В общем, затащили мы совместными усилиями Маришку внутрь, упала она на пол, воздух ртом хватает, как рыба, а мне еще этого здоровяка подстраховать надо!.. Но он и без меня справился. Слышу: веревка опять натянулась, – лезет. Залез, поклажу свою громадную закинул, от входа меня оттеснил, веревку быстро смотал, на нас посмотрел, что-то сообразил, вглубь протопал, там веревку отвязал и опять к выходу встал…

А Маришка на меня посмотрела и говорит:

– Ты видел, как он спускался? Видел?

А я говорю:

– Нет.

А она снова головой мотает и говорит:

– А я думала, это ангел… А это парашют…

А потом этот здоровяк к нам обернулся и говорит:

– Да… Вовремя я успел! А то бы конец вам обоим!

Короче, выловил он с помощью грузика и веревки доски прямо из воды, вытащил откуда-то тесак огромадный и давай им эти доски рубить, а потом костер разжигать. Я ему для этой цели жидкость для розжига из рюкзака достал. А сам из рюкзака вещи вытряхнул. Спальник развернул и держал его растопыркой, пока Маришка с себя одежку мокрую сбросила и сухой халатик опять надела, а потом я ее в этот спальник и завернул, чтобы согрелась, да на коврик усадил. А пока она переодевалась, уже и костерок занялся, светло в пещере стало, наш новый знакомец фонарь свой выключил, видать, тоже батарейки экономил, и мне говорит:

– А ты чего ждешь? Пневмонии?

Ну скинул я с себя вещички, остался только в мокрых трусах, потом в темноту отошел, там трусы отжал да снова надел, к костру вернулся. А здоровяк уже из длинных обломков доски сушилку у костра сооружает. Ну я наши вещи отжал все, у костра развесил – сушиться. И ботинки тоже расшнуровал и поставил. А потом он свой рюкзак разобрал, какое-то шмотье Маришке кинул, мне сверток сунул, и сам в темноту ушел, вернулся голый по пояс и в сухих штанах, а свой камуфляж у костра развешал. А от одежды сразу пар начал идти. Ну я снова отошел и термобелье, которое в свертке оказалось, на себя надел, бинт с ноги снял, там уже зажило все.

А потом при свете костра я нашего спасителя, наконец, рассмотреть смог, как следует. Здоровый, мускулистый, голова круглая, налысо бритая, лицо… Лицо ветерана, хотя он молодой еще. Нос у него сломан, глаза пронзительные, даже в полутьме видно, что синие и словно светятся изнутри, а у меня ощущение не исчезает, что видел я его уже где-то, а где – никак вспомнить не могу. Может, в БНБ? А по телу от шеи и до поясницы громадная такая татуировка дракона торс обвивает. Я присмотрелся, а это не дракон был, это тварь была, которая Бориса сожрала! Мне аж не по себе стало. Ну я рукой позади себя автомат нащупал, так, на всякий случай. А автомат вот он – рядом лежит, к бою готовый, только с предохранителя снять и все. Слышу, рядом Маришка ворохнулась, от удивления, наверное. А здоровяк ко мне спиной как раз на корточках сидит, вещи перекладывает. Другого случая у меня уже не будет.

Он, как щелчок предохранителя услышал, так и замер, я прямо видел, как у него спина напряглась. Маришка ахнула и затихла.

А он и говорит мне:

– Ты, Санек, только не нервничай. Ты, может, чего не понял или испугался чего-то не того. А?

А я и отвечаю.

– Чего надо, того и испугался! Видел я уже таких тварей, как на тебе нарисована! Не обманешь! Знаю я кто ты и что ты такое! Так что спасибо тебе за мое спасение, но только нам в разные стороны надо разойтись.

А он голову чуть повернул ко мне, а сам не двигается:

– И куда же я, Санек, пойду? В воду, что ли?

А я говорю:

– А меня не колышет, куда хочешь!

А тут еще и Маришка свое слово вставила:

– Ты чего, – говорит, – Шурыч, с ума сошел? Он же нам жизнь спас!

А ей и отвечаю:

– Спасти-то спас, а знаешь для чего? Чтобы нас в жертву вот этой твари, которая на нем нарисована, принести. Встречал я тут уже одного такого, еле ноги унес! – а сам здоровяка на прицеле держу.

А здоровяк этот снова ко мне поворачивается и говорит что-то, я, как услышал, что, так чуть не подпрыгнул.

– Привет, – говорит, – тебе от отца Евлампия персональный!

Подпрыгнуть-то я подпрыгнул, да ствол не опустил. Мало ли где и чего он подслушать мог! А он руки поднял, сам поднял, я его не просил, и медленно ко мне поворачивается. А я гляжу: у него крестик на груди поблескивает. Маленький такой, как искорка. Значит, он конви? Может, и конви, если только специально не нацепил. Ну я его и спрашиваю:

– Как отец Евлампий?

А он помолчал немного, глаз с меня не сводит и говорит:

– Умер отче. Похоронили мы его… Ты, парень, автомат убери. Думаешь, я смерти боюсь? Ни хрена я не боюсь. Сам недавно с того света вернулся. Так что заканчивай придуриваться. Держи.

Я смотрю, а он мне брикет с армейским пайком протягивает. А я не беру и снова спрашиваю:

– Ты сказал «мы». Кто еще с тобой был?

А он вдруг как-то сник сразу, то вроде бы для прыжка подобрался, а тут назад откинулся и на землю сел.

– Девушка со мной была, – говорит, – невеста. Марией звали.

– Ну и где она?

– Убил ее… вот этот… – и в татуировку свою пальцем тычет, а глаза у него при этом больные, как у собаки. – Ты еду-то возьми, там же все герметично упаковано, отравы точно нет.

И тут я его вспомнил! Это же он мне тогда помог, когда меня чиковские ублюдки возле интерната окружили, и я ножиком тогда махал, как ненормальный! Это он белобрысому тогда руку вывернул и ножик у него отобрал. Значит, все же человек передо мной?

Ну тут я ему и говорю:

– Перекрестись и молитву скажи! Тогда поверю!

А его уговаривать не пришлось: перекрестился он размашисто и говорит:

– Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли… – и дальше как по писанному вплоть до «аминь».

А Маришка потом и спрашивает:

– А это что?

Я хотел было ответить, да здоровяк меня опередил.

– Символ веры. То, во что верим.

Ну тут он мне руку и протянул.

– Иван, – говорит, – будем знакомы.

А мне привстать пришлось, чтобы ему руку пожать, автомат я, конечно, опустил, но все равно спросил еще:

– И кто тебя сюда прислал?

Он плечами пожал.

– Этого, братишка, я тебе объяснить не смогу. Я же натурально с того света вернулся и знаю теперь, кто и где в этом мире погибает, кому помощь нужна, понял? Не понял? Вот и я ни фига не понял еще. Но, думаю, пойму со временем, – и добавляет, – Сдается мне, рвать нам отсюда надо, но минут десять у нас еще есть, так что держите пайки́, ешьте быстро, да пусть твоя девушка мое термобелье все-таки наденет. Девушкам простывать нельзя.

Ну я снова спальник подержал, пока Маришка одевалась, а потом Иван нас заставил по таблетке из аптечки выпить, потому что мы воды грязной наглотались. А мы брикеты армейские размяли, чтобы они, как следует, разогрелись, и съели. Не очень вкусно было, зато сытно, а потом он нам свою фляжку дал, запить. А там напиток какой-то странный: сладкий и вроде бы жжется еще, словно алкоголь в нем. А Иван мой вопросительный взгляд заметил, сразу понял, о чем я думаю, и говорит: