Командор Советского Союза (СИ) - Земляной Андрей Борисович Страница 46

В результате, явочным порядком, за городом закрепилось название Царьград, которое потихоньку перекочевало во все военные документы, а позже и в проектно-сметную документацию.

К удивлению Мечникова, его не таскали ни на парткомиссию, ни ещё куда, и даже встречаясь со Сталиным и Берия в ресторанах и на вечерах, которые устраивала Крупская, его ни о чём не спрашивали, словно давая паузу, чтобы история улеглась и потеряла скандальный оттенок. Зато зачастили разные делегации. От трудовых коллективов, от военных и казаков различных регионов и просто одиночные просители с разными бедами и проблемами. По мере возможности, секретариат разруливал все просьбы людей ещё до встречи с Мечниковым, но бывало и так, что они просили Александра принять делегацию или человека не в силах самим разобраться с проблемой.

Мечников конечно не мог быть «богом из машины», и решать вообще все проблемы. Но его юристы хотя бы объясняли людям как нужно двигаться, кому писать, и даже составляли исковые заявления в суд. И очень часто этого было достаточно для решения вопроса. Правильно составленная жалоба или документ часто решали вопрос, без привлечения внешних сил. Но в двух случаях, Мечников вмешался всей мощью своего авторитета и власти, разметав местных начальников словно взрывом. Когда квартиры построенные на средства Министерства образования распределили исключительно среди чиновников, дав для вида пару штук учителям, и когда инвалид, за которого не брались целители, не смог получить бесплатные протезы.

Тогда он своей властью члена политбюро и центральной контрольной комиссии, арестовал и вывез в Москву весь руководящий состав Облздрава Тверской области, сдав под роспись в следственный изолятор.

Да, по результату следствия, большинство отпустили, с выговорами в личном деле, но трёх человек, осудили на длительные сроки, и чиновники всего Союза сделали из случившегося весьма серьёзные выводы.

А инвалидом занялись целители совсем другого уровня. Искорёженные некровским проклятием конечности отсекли полностью и вырастили новые, дав человеку возможность жить полноценной жизнью.

Традиция вставлять в угол лобового стекла автомобиля фотографию Сталина завели ещё водители грузовиков, и таксисты, имея в виду послание сотрудникам ОРУД[2], мол «все под богом ходим» и «не зарывайтесь». В ответ сотрудники НКВД, а позже МВД стали вставлять под стекло своих машин фото Берии[3], а водители военных машин, фото Меркулова, руководившего военной контрразведкой. Так и рассекали по дорогам предупреждая друг друга. Чуть позже, к началу пятидесятых, подтянулись водители школьных автобусов, транспорта Минобра, всех детских дошкольных учреждений, детских пансионатов и пионерлагерей, подчинявшихся Собесам и горисполкомам, и директоры школ, которые массово ставили в машины и кабинеты фотографию Крупской, причём фото взяли, где женщина выглядело совсем молодо, озорно, но взгляд был просто обжигающим.

Ну и следом в дело вступили легковых машин, выбравшие в качестве покровителя и талисмана фото Чкалова, который в этой реальности пережил Великую Отечественную, а погиб уже в мирной жизни в ходе гонок на собственноручно построенном автомобиле, которому не хватило прочности корпуса.

И конечно Мечников никак не мог ожидать, что его фото ждёт почти такая же судьба. У той фотографии, была своя история. Делегация Круга Забайкальского казачества приехала в Москву, для какой-то своей нужды, и совершенно неожиданно через аппарат ЦК они добились встречи с Мечниковым. Казачки при большом стечении зрителей и корреспондентов известили его о присвоении звания казачьего полковника, и торжественно вручили ему погоны, полную форму, и шашку, от известного кузнеца-энергетика Наума Быстрова. Изделия знаменитого кузнеца давно расходились исключительно среди музеев, и богатых коллекционеров, но как сказал наказной атаман Дальневосточного Войска, Сергей Караулов, шашку эту Наум Быстров выковал исключительно для Мечникова.

Шагнув в сторону, Александр вытащил оружие из ножен, пройдясь пальцами вдоль клинка.

Шашка и правда была хороша. С чуть удлинённой рукоятью, без гарды, но с длинным плавно изогнутым клинком, который сразу отозвался удивительно чистым протяжным звуком, стоило Александру коснуться кончиками пальцев затейливой гравировки.

Лёгкий шёлковый платок, вылетевший откуда-то из-за плеча, Александр воспринял как свист пули, и мгновенно отреагировав на импульс, повел лезвием снизу верх, там влево, и сверху вниз, крутанув шашку, вбросил в ножны провожая взглядом летящие вниз лоскутки шёлка.

На пол в молчании делегации, и гудении камер телевизионщиков упали шесть обрезков платка.

Вот это фото с Александром, когда шашка пошла назад, чтобы уйти в ножны, и поместили на первую страницу. На фотографии казалось, что Александр как раз начал атаку, или готов к ней, глаза смотрели куда-то вверх, а голова повёрнута к зрителю. В общем маньяк – маньяком, но девицы, почему-то любили именно эту фотографию, и вопрос времени чтобы кооператоры выпустили такой значок.

С точки зрения авторских прав, всё было честно. Кооперативы перечисляли деньги в ВААП[4], а уже ВААПовцы перечисляли их на счёт Мечникова, и частично ТАСС[5] сделавшего снимок.

И словно эпидемия полыхнула по всему Союзу, когда школьницы и студентки стали вешать на грудь значок с Мечниковым, и вот к этому Александр был совсем не готов. В своих прожитых жизнях он кем только не побывал, но вот в роли идола, ещё никогда. И когда в ходе очередной встречи со школьниками своей подшефной школы, его обступили дети и подростки всех возрастов, и на груди у каждой девчонки был значок с той самой фотографией, он растерялся, что бывало с ним нечасто. Ему задавали какие-то вопросы, смеялись в ответ на его шутки, но Путник просто физически чувствовал давление коллективного зверя внутри толпы таких внешне безобидных девочек. Тогда его собственный зверь загнанный в дальний угол души показал свой оскал, даже чуть изменив черты лица. И вновь какой-то ушлый корреспондент успел сделать фотографию, которая разлетелась по всему Союзу, к огромному неудовольствию Александра.

Правду жизни как всегда пояснила многоопытная Крупская, когда они обсуждали текущие дела в тесном кругу «старых большевиков». Почти все творцы Советского Союза несмотря на не самые высокие должности плотно держали в руках нити управления страной, и не собирались отпускать.

- Понимаешь Сашенька. – Крупская, тепло улыбнулась Мечникову, и почти по-матерински погладила по голове. – Мы же все идолы новой веры. Наша религия – справедливость, наша библия – Манифест Коммунистической Партии, а наши биографии – жития святых. И все мы, люди уходящей эпохи. Да, близкой и живой, но догорающей, как старый костёр. Угли ещё дают тепло, но вот-вот останется лишь пепел. У общества в целом короткая память, и нас конечно будут вспоминать, но лишь по памятным датам. Мы уже перестали быть ежедневной реальностью страны. И не потому, что мы умираем. Нет. А потому что от нас устали. Народу нужны новые кумиры и вожди. Это всё очень подробно разложил Георгий Гурджиев ещё в восемнадцатом году. И тогда на Особом Совещании было принято решение, постепенно выводить старых руководителей с первых позиций, заменяя их на молодые кадры. Совсем в ничтожество конечно не скатимся, но не выше уровня замминистра. Это вовсе не мешает нам быть не только в курсе всего что происходит, но и вовремя поправлять зарвавшихся товарищей, но в целом, как говорит Коба, мы как груз в днище корабля. С одной стороны, тянем его на дно, а с другой – не даём перевернуться. Ты тут, конечно, чуть рановато вылез, но сделать уже ничего нельзя. Мы все для общества как дедушки, и бабушки. Любящие, но живущие во вчера. А вот ты олицетворение молодой силы Союза. Сирота, но с героически погибшими родителями, бабушкой – героем Гражданской войны, и школьным учителем, и сам уже Герой Советского Союза, орденоносец, лауреат Сталинской премии и известный учёный за спиной которого десятки изобретений и два ключевых открытия последних пятидесяти лет.