Иван Петров - Все, о чем вы мечтали Страница 46

  - Удерешь - сожгу дом. Ничего нет - куплю наковальню, инструменты. Пока - куплю, ты понял, скотина? Шевелись.

  Не знаю, как должна выглядеть деревенская кузня, здесь - это просто сарай. Бонасье оттолкнул ногой прижимающее дверь полено и, кряхтя, распахнул, пропахав дверью борозду в грязи. Пахнуло гарью. Сырость, темнота. Ничерта не видно, хоть разваливай хлипкую стену, чтобы взглянуть на содержимое.

  - Ну?!

  - Сейчас, сейчас, добрый господин.

  Нырнул, завозился, через минуту вспыхнул огонек, им Бонасье запалил чадящий факел. Давай, посмотрим.

  Небольшую наковальню и здоровенные клещи присмотрел сразу. Всякая мелочевка.... Что еще? В углу свалена куча мокрого, ржавого железа. Неправильно сказал, не железа - гнили, ржавчины. В грязи, прямо под тонкой струйкой стекающей с крыши воды. Крыша прогнила, стены прогнили, плесень. Что за уеб...ще! Здесь огонь не разводили сто лет. Брошено и забыто. Осторожно, будто жеманясь, (но и на самом деле противно, словно в куче говна роюсь), двумя пальцами потянул за осклизлый конец заросшую ржавчиной палку, брошенную сверху. То ли сабля какая-то, толи ось от чего-то? Не поймешь.

  - Откуда?

  - Наши в поле собирают, в пахоту из земли выворачивают, добрый господин. Хорошее железо, старое! Задорого отдают...

  - Сколько?

  - Для вас - два франка. Один! Добрый господин.

  - Плачу. Что еще есть?

  На самом деле - собрался забрать наковальню и клещи за песо, предложенное дерьмо на хрен не надо, перебор. Но - пусть за меня жадность поработает. Глазки-то как загорелись - целый франк, как с куста! И от говна избавится.

  - Пойдемте во двор, добрый господин. Я покажу.

  У стены сарая, под гнилыми жердями, прямо на земле лежал небольшой орудийный ствол. По-видимому - медь или латунь, вся в белых разводах, наростах, но без следа ржавчины. Да и откуда ей быть?

  - Сколько?

  - Это медь, добрый господин. Десять франков, тяжелая, двое поднимали.

  - Беру.

  Как глаза сверкнули! За десятку всю деревню можно скупить, королем станет. Спасибо, господи, послал лоха, сволочь иностранную! Увидев тяжелые песо, которые демонстративно достал из кошеля, аж судорожно сглотнул. Вот оно, счастье. Я знал! Я знал!

  Убил бы богатеньких, но не выйдет, кишка тонка. Ничего, обойдешься.

  - Двадцать за две, если вторую найдешь сейчас. Плачу, к вечеру уеду.

  - Вторая побольше будет, добрый господин. Двадцать пять за две. Двадцать четыре!

  - Беру, показывай.

  Вторая и впрямь побольше. Но, кажется, подойдет... впритык.

  - Кугель, позови всех. Пусть карету подгонят, грузиться будем. Пепе не трогай, оставь греться.

  Была у меня мысль грохнуть хозяина, замести следы. Да что там, была - раза три появлялась, пока до вечера сидели в корчме, ожидая прихода темноты. Не одного меня она посещала, ловил вопросительные взгляды - может, помочь, если есть сложности по молодости и немецкому милосердию? Только мигни и отвернись. Не стал, даже когда из под связанного потекла струйка, разливаясь в вонючую лужу. Отвернулся. Долго объяснять. Деревня зашуганная, никто за день так и не зашел, как вымерли.

  Подумал, как в нашу затерянную псковскую деревню, вроде - и от трассы недалеко, припрутся такие заезжие цыгане, даги, чечены, пугать последних оставшихся старух, беспомощных от ветхости стариков, дрожащих за детвору молодух. Скрипящих зубами мужиков, которые, хоть и в силе, а что они могут? Только погибнуть под ножом, оставив семью без кормильца. Так же поставят всех на колени, захотят - скупят землю, захотят - отберут, осядут всем табором, захватят, поставят свои порядки. База для разбойных наездов на соседние районы. Кто им указ? От начальства далеко, да и плевать начальству на затерянную деревнуху, только если себе под поместье ее не присмотрели. Вот и будут доживать последние коренные старожилы посреди бескрайних просторов родной земли, боясь поднять потупленный взгляд на новых хозяев. Полурабы или рабы? Чтобы понять, надо вникнуть, но - кому это надо.

  Гансу при встрече пытался объяснить, как сам это понимаю. Тогда Фарид сказал, что скины уже три раза его взять пытались: в начале - вроде не серьезно, побегать заставили, а в последний - еле от них дворами ушел. Больше с рынка ни ногой.

  Да, как вспомню... Гулька ревет, да...

  Через день подстерег я их главного, поговорить. За главного Ганса посчитал - большой, бритый, страшный. Ребята серьезные, несколько уже белыми шнурками щеголяли. Слышал про них всякое... А я то - сопля соплей, чего со мной говорить? Да пошел ты... Дали раза, я ответил. Еще дали, по-взрослому. Все равно на разговор нарываюсь. Месить не стали, упрямые многим нравятся. Ганс мне пять минут отвел: на часы демонстративно смотрит, меня - опять же - не слушает, секунды считает.

  - Я вам, как русский русским, говорю - глупость это. Их здесь уже несколько миллионов, а будет еще больше. Ну - штук двадцать положите, пока вас не возьмут, ну сорок, ну сотню. И кого? Самых беспомощных, беззащитных, безобидных, кому и в голову не придет от вас прятаться. Не смогут, не умеют, не убегут. Зачем вам ваши мускулы? С теми, кого заловили - и я справлюсь, а вы? Тоже слепы, как менты, не видите черных, что на дорогих тачках золотом поблескивают? По рынкам, по подворотням шаритесь? Главное - не желаете думать, кто виноват в этом потоке. Сотню убей - меньше их не станет. Три сотни только за ночь - из Ташкента, с одного поезда, на одном вокзале. Те доходяги, которых мочите - жизнью побитые сюда приползли. Пригнало их наше правительство, чтобы нажиться на людском горе, надыбать денежку, еще себе что-то нужное и вкусное купить. Слышишь, Ганс, это я, сопля, тебе говорю! Не трогай Фарида, сначала за мной приходи. А невмоготу - то давай сейчас! Давай, защитник белой расы, может, за меня тебе медаль дадут. Правительственную.

  Ну - и прочую х...ню нес. Страшно, все-таки. Потом, через недельку, спокойно поговорили. Вроде, ребята переключились на тех, кто женщин, детишек по подворотням, по паркам насилует. Здесь же одни проститутки, с них не убудет, старшие внушили. Оттуда же вся нечисть, не только богатая, к нам сливается. Годы пройдут, пока по телевизору покажут, как заловили и депортируют. А то и не покажут, не заловят. Менты же не вникают, чем там урюк у себя отметился. Еще гепатит, вникая, подхватишь - какой только заразы желтоглазой не везут. С букетами приезжают. Оптом домой, если у нас ни в чем не засветился. Свои не донесут, гуляй, отрывайся на белых суках. Красота.

  Я еще мал, глуп, куда мне. Одно скажу - не Фарид виноват, что с сестрой у нас на рынке мыкается. В парке стало поспокойней. Давно не слышал, чтобы какую-то там... А где, добиваясь этого, ребята Ганса свои шнурки перекрашивали, так и не понял. Точно, что не в парке. Куда-то вывозят отловленную гниль. Проблем-то нет - затолкнул в фургон (да кого угодно) и в лес. Ни свидетелей - никогда!, ни дела, раз нет трупа. Иногда и неплохо.

  Но богатеньких - нет! Сложности, табу? Все-таки, инстинкт самосохранения работает. Тихо живут: и нашим, и вашим.

  Когда возвращались в корчму, Кугель не дал мне зайти, отозвал в сторонку.

  - Алекс, ты купил фальконеты. Очень старые, им больше ста лет.

  - И что?

  - Я видел такие на кораблях. Даже стрелять приходилось, учился у канонира.

  - Сможешь привести их в порядок?

  - Надо попробовать.

  - До вечера кузня в твоем распоряжении. Можешь взять Хуана, но - не надолго, не простуди, а то заболеет в дороге. Часа через два замени на Гонсало. Гильермо не трогай, может потребоваться, мало ли что. Будет у меня под рукой.

  Уже в темноте, покидая деревушку, оставил корчмарю на столе шесть песо в оплату пушек и одну серебруху за беспокойство. Рассек кинжалом веревку, притягивающую руки к горлу, дальше сам распутается. Только еще больше разжег ненависть. Он что, всерьез рассчитывал как-то нас грохнуть? Теперь, видя, как вожделенная добыча, позвякивая так и не опустевшим кошельком, уходит из-под удара, явно угрожал нам инсультом. Судя по красной роже с выпученными глазами и приоткрытым ртом (выдрал таки кляп) - именно так.

  Фу, вот откуда мерзко воняло. Пасть закрой, рыло!

  Подумал о наших трактористах - в ватниках, пьяных, нечесаных, с опухшими лицами, вздохнул и вывалился во тьму. Был бы чистеньким - точно бы кончил, а так... Что я, фашист?!

  В этот раз двигались по опустевшей ночной дороге уже побыстрее и, к середине утра, часа через три после рассвета, прибыли в Фей-Окс-Лож - тоже дыру, но с более-менее пристойной гостиницей. Даже пушки не помешали, такое у коней было настроение. Назначив дежурства через каждые два часа, все завалились отсыпаться. Меня по малолетству и графству освободили, проснулся к вечеру, чтобы только пожрать. Ну и прочее... Привели себя в порядок, нормально переночевали, за следующий день, наконец, достигли Орлеана. Вот и все. А ты боялась!