Виктор Бурцев - Не плачь по мне, Аргентина Страница 47

Вождь постучал по одной из фотографий.

– Вот тот парень, что храпит на моем диване и думает, что удачно обставил старого краснокожего, выпив его виски, знает, что ему нужно. И я знаю. Да и ты, наверное, знаешь. Он ведь говорил? Машины, девочки, деньги. Слава. Он ведь говорил?

Таманский кивнул, завороженный тихой речью индейца.

– Удивительно, но мистер Джобс не соврал. – Вождь улыбнулся. – Это один из немногих людей, которые сами знают, чего хотят. Такой уж они народ.

– Кто? Кто они?

– Американцы. – Индеец отошел к столику, взял свой стакан, отхлебнул. – У них многие знают, чего хотят. Это простые, понятные вещи. Деньги, которые дают много разных возможностей. Вещи. Женщины. Но даже это лучше, чем не знать, что же на самом деле нужно человеку. Если бы ты был как Джобс, я бы не спрашивал тебя. Но ты совсем другой. За тобой совсем другая тень.

Таманский на всякий случай посмотрел себе за спину.

Ничего. Нормальная тень. Никаких… особенностей.

– Я знаю, что сейчас ты будешь думать, будто старый краснокожий дикарь совсем задурил себе голову.

– Ну, я не… – начал было Таманский, но Вождь махнул на него рукой.

– Оставь. Я знаю. Но когда-нибудь придет время, и ты вспомнишь мои слова. Это будет важный момент. Важный для тебя. Постарайся вспомнить.

– Я постараюсь… – Костя прокашлялся. – Расскажите мне про нацистов.

– Про этих? Которых так хочет найти Джобс? – На лице индейца заиграла хитрая усмешка. – Я не знаю, кто это такие.

– Как же так? – Таманский сел в кресло, принял из рук жены или подруги Вождя кружку с чем-то теплым, густо пахнущим травами. Чай? На какой-то момент ладонь Кости скользнула по руке девушки. Сухая, нежная кожа. Девушка стрельнула темными глазками и ушла на кухню, гибкая, стройная. Таманский с трудом собрал мысли обратно. – Э-э-э… Джобс сказал, что вы навели его на этих нацистов и просили помочь.

– Старина Джобс, как всегда, слегка приукрасил действительность. Да, я нашел кое-что. И отдал ему фотографии. Он же журналист… Везде сует свой нос. А что он наплел тебе, не мое дело.

– Вы хотите сказать, что он меня обманул?

– Нет. – Вождь замахал руками. – Джобс честный парень, когда ему это выгодно. Но тебе разве не все равно, что делать? Ты же принимаешь его желания за свои, а про свои совсем не думаешь.

– Он показывал мне фотографии. Там сожженные деревни. Трупы. Повешенные.

Вождь ухмыльнулся.

– Я видел в своей жизни многое. И даже я не смогу отличить сгоревшую деревеньку от сожженной, а казненных от невинно убитых. Каждый видит то, что хочет видеть. Одно могу сказать, Джобс не тот парень, чтобы подставлять свою башку под проблемы. Да и чужими он без повода не рискует. Грубый, хамоватый, самодовольный американец. Но не подлец, нет. – Он хлопнул себя ладонями по коленям. – Я скажу, чтобы тебе подготовили спальное место. Извини, я привык спать в гамаках. И диван у меня один. На нем, как ты видишь, спит Джобс. Ты не против гамака?

– Что угодно…

– Хорошо. Она, – Вождь указал на девушку, – покажет тебе, где лечь… А я пойду. Я устал.

Таманский проводил индейца взглядом и даже не заметил, как рядом оказалась его подружка. Она молча взяла Костю за руку и повела за собой.

Они вошли в одну из маленьких спален, где между стенами были натянуты гамаки. Девушка показала на один из них. Потом на стопку свежего белья.

– Понял. Разберусь…

Индианка подошла к нему близко-близко. Таманский почувствовал ее запах. Аромат трав, леса, чего-то дикого, настоящего, живого.

Но потом она шагнула назад, как-то странно посмотрела на него и исчезла за дверями.

– Однако… – прошептал Костя и только тут понял, что в груди у него, как у той вороны, дыханье сперло. Таманский откашлялся. – Нет, на сегодня хватит народного колорита.

С неуклюжестью человека, привыкшего спать на неподвижной кровати, Таманский забрался в гамак.

Внутри оказалось довольно уютно. Даже удобно. По крайней мере, никакая пружина в бок не впивалась.

Где-то в густой темноте скрывался потолок.

Из маленького окошка проникал свет луны. Нет. Не свет. Так, призрак света.

– А все-таки тут… – прошептал Таманский и осекся.

Краем глаза он заметил какое-то движение.

Напрягся. Сощурился, стараясь рассмотреть хоть что-то.

Рядом чуть раскачивался второй гамак. Там явно кто-то лежал.

– Знаете, Таманский, вы мне нравитесь…

Этот голос Костя уже слышал. Совсем недавно.

– У вас есть желание делать то, что нужно делать. Вы понимаете необходимость. Наверное, это у всех советских людей. Идеология. Хорошая. Верная.

Человек в соседнем гамаке сел. Звездочка сверкнула в темноте.

– Пишите, Константин…

59

«Главное, не смотреть вверх…» – Таманский тупо переставлял ноги по влажным, крупным листьям. Дышать было тяжело, воздух, густой как патока, с трудом проникал в легкие. К тому же рюкзак натер плечи и теперь причинял жгучую боль.

На первых порах Костя пребывал в восторженном состоянии. Джунгли, огромные деревья, яркая сумасшедшая зелень… Все такое новое, удивительное, особое.

Через час наступила расплата. Сначала заболели глаза, потом боль перекинулась на лоб, а оттуда на всю голову. В какой-то момент Костя понял, что не может идти. Он пожаловался Джобсу, и тот накормил коллегу какими-то таблетками. От которых через десяток минут стало легче.

– Не пяльтесь вверх, Тамански. Смотрите под ноги.

Костя слабо улыбнулся.

– Я первый раз в джунглях…

– Оно и видно, – проворчал Джобс, падая рядом и закуривая. – Я тоже дурень, вас не предупредил. Меняется фокус. Слишком часто. То далеко, то очень близко. Далеко-близко, туда-сюда. Понимаете? И глаза начинают болеть. Поэтому надо смотреть под ноги и не вертеть башкой слишком часто.

– Я учту…

Их проводник, высокий, гибкий парень в кожаных штанах и зеленого цвета рубахе, молча стоял неподалеку. Проводника им утром привел Вождь. Джобс порывался отказаться от провожатого, но согласился так быстро, что Таманский понял – американец не хочет лезть в этот зеленый кошмар без провожатого.

Когда наконец Костя смог подняться на ноги, они двинулись дальше: Таманский в середине, Джобс замыкающим, а индеец, легкий и более всего похожий на взведенную пружину, впереди.

Бессонная ночь давала о себе знать. Идти было тяжело. Ботинки казались неподъемными, глаза слипались.

В деревне, в доме Вождя, остались новые страницы книги.

– Скажите, Джобс, – неожиданно для себя спросил Таманский. – У вас в Штатах как к психам относятся?

– А почему это вас интересует?

– Да вот… Чисто теоретическое размышление. У вас же страна свободы?

Американец хихикнул.

– Свободы? Это вам надо будет объяснить ребятам, которых наши «Фантомы» заливали напалмом. Или оранжем. Страна Свободы…

– Джобс, я вас не узнаю. Разве вы не патриот?

– Патриот? Я? Конечно, черт возьми, я патриот. Такие, как я, сковырнули Никсона.

– А… Понятно. У нас такие патриоты называются несколько иначе, – пробормотал Костя. – И все-таки, как с психами?

– Как и везде. – Джобс пожал плечами, засмотрелся вперед и провалился по колено в яму, заполненную вонючей жижей. – Твою мать!

Он с трудом выбрался, потопал, отряхиваясь. За это время Таманский и проводник ушли вперед. Американец бросился их догонять.

– Как и везде, Тамански, – продолжил Джобс, чуть задыхаясь. – Носятся с ними, как с писаной торбой. Как и с неграми…

– А вы еще и расист.

– Ой, кончайте, Тамански! – Джобс махнул рукой. – Я знаю, что ваша страна борется за права негров и прочих… угнетенных мировым капиталом. Я уж и не знаю, на кой черт вам это надо, но вы боретесь. Может, чтобы сунуть еще одну ракетную вышку куда-нибудь в Африку или еще чего. Или просто сунуть булавку под толстую задницу Дяди Сэма. Но я вам скажу так: ни один этот ваш долбаный борец не жил в черном квартале. Это хуже, чем в тюрьме!

– А чего вы хотите, Джобс? На эту жизнь их толкает безработица.

– Вот и вы, Тамански, никогда не жили в черном квартале. Безработица… Вот скажите мне, если у вас есть выбор – торговать коксом или идти работать к станку на завод? С одной стороны, легкий барыш, с другой – тяжелый труд и невысокая зарплата. С одной стороны, опасность загреметь в тюрьму, с другой – социальные гарантии, медицинская страховка. С одной – грязные деньги, с другой – чистая совесть. Вы что выберете?

Таманский молчал.

– Ну же! Отвечайте! Или вы вспоминаете цены на дурь в Союзе?

– Нет. – Таманский пожал плечами. – Мне неловко признаться, но, простите, Джобс, что такое – кокс?

– Не понял?

– Ну, что такое – кокс? Я не понял этого слова…

Американец тихо выругался и замолчал. Таманский интерпретировал его слова по-своему и поинтересовался: