Сергей Снегов - Люди как боги (сборник) Страница 48

Я понимал, что он не столько вызывает меня на спор, сколько отделывается от накопившейся горечи.

– Я бы назвал это по-иному, Павел. Просто человечество настолько развилось, что среди прочих его потребностей появились и такие, как помощь иным народам.

– Оставим это, – сказал он. – Я не собираюсь никого переубеждать. Кстати, для ясности… Когда недавно Большая объявила о ваших открытиях в Персее, я, как и все, с честной душой проголосовал за ошеломляющий проект покончить с последними остатками самостоятельности Земли.

Разговор этот шел уже на крыше сотого этажа. Столица была до того красива, что захватывало дух.

С высот Центрального кольца она видна вся. День был пронзительно ясный. Я тысячу раз ходил и бегал по крыше. Зимой я пробегал на лыжах всю тридцатикилометровую магистраль, проложенную на вершине Центрального кольца, летом проходил ее пешком, все здесь было видено и перевидено, а я оглядывался с чувством, что впервые по-настоящему вижу Столицу. Я не уставал вертеть головой. Я восхищался, каждый раз заново открывая это, простотой плана великого города. Три кольца прорезают двадцать четыре магистрали, от Музейного города наружу, – красочные, неповторимо своеобразные улицы. Вот и все! Вся Столица исчерпывается переплетением трех колец и двадцати четырех радиусов, проложенных сквозь кольца.

– Вечный город, – сказал я. – Он простоит тысячелетия после нас – как памятник нашим делам.

– Умирающий город, – отозвался Ромеро. – Если хотите, это единственный город на Земле, который начал умирать, еще не родившись. Он не дожил до самого себя.

Я знал, что ради красного словца Ромеро себя не пожалеет, но отзыв о Столице покоробил меня. Ромеро удивился:

– Вы не знаете истории Столицы?

– Это был первый город, построенный после Объединения.

– Это, разумеется, существенно. Но, кроме существенного, в любом знании есть и интересные пустячки. Об одном из таких, если угодно, пустячков я вам расскажу.

Вскоре после Объединения, сказал он, были начаты поиски всего выдающегося, что талантливые люди придумали в прежнюю эпоху и что тогда нельзя было осуществить. Проекты машин, способы переделки природы, новые методы строительства и прочее, а среди прочего – архитектурные замыслы.

Была обнаружена тетрадь рисунков давно умершего Бориса Ланда, архитектора, проектировавшего жилые здания и стадионы. Борис, по-видимому, был из тех, кого в свое время называли талантливыми неудачниками. Днем он разрабатывал стандартное жилье, а ночью, на бумаге, возводил невоздвигаемые города.

Среди его ярких фантазий был и город на двести тысяч человек – одно высотное здание, окруженное парком. Город-дом, неосуществимый при жизни Бориса, легко мог быть построен в новом веке. И хотя тогда уже было ясно, что мегаполисы свое отжили, человечество постановило воздвигнуть Столицу как памятник. Это был последний из концентрированных городов Земли и первое из тех мест, в которых сконцентрировались все удобства, затребованные людьми.

Внутри кольцевых зданий разместились заводы и склады, там же пролегли городские шоссе, а снаружи поднимались террасами жилые массивы, их разделяли парки – таков был осуществленный проект. И достоинства его вскоре стали его недостатками.

Первыми оказались не нужны великолепные шоссе, проложенные внутри зданий на каждом двадцатом этаже. Появились управляющие машины с Охранительницами – и умерли электромобили и троллейбусы. Никто не хотел ехать по шоссе, когда можно было безопасно нестись в воздухе. Жизнь и толчея, по идее навеки упрятанные в роскошные, как дворцы, туннели, вновь вырвались наружу.

А затем стали умирать заводы. Их настолько автоматизировали, что на нескольких километрах конвейерных линий можно было не встретить ни одного человека. Внутридомовые эти заводы создавали для того, чтобы рабочие быстрее и легче добирались до своих цехов, но когда стали не нужны рабочие, какое значение могло иметь расстояние от цеха до их квартир? Безлюдные заводы начали возводить в пустынях. Столица сегодня зияет кавернами. Три четверти ее объемов не могут быть использованы.

В первый же месяц набора на новостройки космоса Столицу покинуло три четверти жителей. Пока это еще большой город. Скоро это будет пустой город, а немного погодя – ненужный…

Мы остановились у перил. Внизу шумел парк. Из багрянца увядавших кленов, лип и дубов вздымался гребень Внутреннего кольца. Столица была прекрасна – прекраснейший из городов, созданных людьми.

– А вы, Павел? Вы тоже собираетесь покинуть этот ненужный город?

– Я? С чего вы взяли, высокомудрый друг? Я родился в Столице и здесь отдам концы, употребляя это древнее морское выражение. Как вам, вероятно, известно, я занимаюсь историей. До сих пор наука эта была достаточно отвлеченной – чтоб не сказать праздной… После совершенного вашей сестрой социального переворота положение изменилось. Теперь мы подбираем информацию о нашей культуре и технических достижениях и переводим ее на языки новых друзей. Нужно же поднимать уважаемых звездных собратьев до человеческого уровня, а делать это удобнее всего в Столице – здесь сконцентрирована наша мудрость… Пойдемте обедать, дорогой Эли.

– Еще один вопрос, Павел, и мы отправимся. Вы сказали, что проголосовали за мой проект превращения Земли в космический генератор волн пространства. Почему вы это сделали? Вы, конечно, понимали, что после этого Земля будет служить всему Межзвездному Союзу…

– Как вам сказать? Надоело плыть против течения… Почему и мне не побезумствовать, раз все крутом посходили с ума?

– От вас я жду ответа посерьезней, Павел.

– Вот как – посерьезней? Тогда получайте другой ответ. В вашем проекте одно меня подкупило сразу – размах. Раз уж мы ввязались в большую войну, несмотря на мои предупреждения, так надо вести ее по большому счету… Не думайте, что я мещанин, боящийся всего, что за околицей. Превратить Землю в командную точку Галактики, в исполинский глаз, обыскивающий отдаленнейшие звездные уголки, в эдакое галактическое ухо, чутко улавливающее гармонию звездных сфер, – нет, это, знаете ли, внушительно!..

– Вот и прекрасно! – сказал я весело. – Думаю, мы найдем с вами общий язык и в остальном. Нет, Павел, Столица не умерла, вы ее рано хороните. Я попрошу у Большого Совета, чтоб именно в ней разместили экспериментальную станцию волн пространства. Скоро кавернам в ее теле придет конец.

Ромеро снял шляпу и церемонно поклонился, показывая, что у него не хватает слов выразить свое восхищение.

На позы он мастер.

10

Дни не шли, а летели, я вставал на рассвете и не успевал оглянуться, а дня уже не было. Я торопился, вся Земля торопилась – Большой Галактический флот, покинув Плутон, сконцентрировался у Оры. Корабли ждали сверхдальних локаторов: теперь нечего было и думать выпускать их без этого в космические просторы.

Я наблюдал за проектированием гигантской станции волн пространства СВП-3 и руководил выпуском установок для звездолетов, названных нами СВП-2.

Это уже была не та станция СВП-1, что так честно послужила нам в Персее. Она годилась лишь для прощупывания близкого пространства, от Солнца до Сириуса и звезд Центавра, не дальше. Недаром, отдаляясь от Персея, мы быстро потеряли связь с галактами.

Зато СВП-2 легко локировала объекты в ста светогодах. Снабженные такими станциями, звездолеты уже не теряли связи друг с другом, даже отдаляясь от Солнца, например, на расстояние Веги. И они уже не страшились нападения из невидимости. Кроме того, установки СВП-2 могли переговариваться с более мощными станциями и далеко за этими пределами.

Именно такую сверхмощную станцию СВП-3 мы и возводили сейчас на Земле. Здесь создавался величайший глаз и ухо Вселенной. СВП-3, по расчетам, должна была действовать в радиусе десяти тысяч светолет. До центра Галактики, скрытого в созвездиях Стрельца и Змееносца, мы не доставали, тем более – до внешних галактик, но звездные скопления в Персее, Гиады, Плеяды, гиганты Ригель и Бетельгейзе – все эти далекие светила нашего звездного мира попадали в зону действия.

В этой работе было сделано лишь два перерыва. Первый – когда на Землю вернулся экипаж «Пожирателя пространства». Ольгу и ее товарищей встречали намного торжественнее, чем незадолго до того меня. Земля ликовала неделю, два дня на ликование пришлось потратить и мне.

А второй перерыв случился, когда мои товарищи – Вера, Лусин (с Трубом, конечно) и многие другие – улетали на Ору.

– Надеюсь, ты ненадолго останешься на Земле? – сказала Вера перед прощанием. – Без тебя даже как-то неловко отправляться в дальние экспедиции…

Я усмехнулся и показал на своего помощника Альберта Бычахова, вместе со мной приехавшего на космодром. Альберт, беловолосый, веселый человек, руководил монтажом.

– Он меня держит, Вера. Пока он не высветит все закоулки в Персее, мне нечего и думать покидать Землю.