Владислав Русанов - Полуденная буря Страница 49

— Знакомцев выглядываешь? — попытался пошутить Бессон, но наткнулся на тяжелый взгляд карих глаз и замялся, полез чесать бороду, а потом и вовсе нагнулся, трогая ногтем потертость на кожаной покрышке седла.

— Не любишь ты арданов, атаман…

— А за что их любить? Они от Повесья далеко — какая мне с них выгода?

— Так ведь и вреда никакого, если далеко?

— Да уж. Никакого.

— Так что ж ты их так не любишь?

— Да стрыгай его знает, Кейлин. Не лежит душа, и всё. Не такие они какие-то. Рыжие, ровно лисы. И хитрые такие же. Взять того же Вырвиглаза. У-у-у, козляра душной, попадется мне в руки…

— Как же, дурак он — в твои руки лезть.

— Он, конечно, не дурак. — Бессон почесал затылок. — Он нахальный и нас, веселинов, за людей не держит. Бестолковые, мол, неумехи. Вот это ему и аукнется. Ты ж не зря Крыжака с Добрецом в Фан-Белл отправил.

— Уж всяко не Вырвиглаза ловить.

— А что худого в том, коли они об нем поспрошают маленько? — бесхитростно развел руками веселии. — Разве ж помеха делу будет?

— А ты, значит, в обход меня им за Вырвиглазом гоняться наказал, да? — нахмурился принц.

— Кто? Я? Да не в жисть! Просто я Крыжака знаю. Не утерпит. Злой он на эту вертлячку арданскую. Не утерпит, век мне милости Матери Коней не видать!

— Ладно! — Кейлин махнул рукой. Что с них взять? Разбойники, они разбойники и есть. Пускай и пообещали пройти с ним путь до победного конца. Вольницы просто так не вытравишь. У веселинов она и так в крови. Королей, понимаешь ты, выбирают. А уж у разбойничков так и подавно. — Ладно! Возьмут Вырвиглаза живым — молодцы. Не возьмут — наплевать. Но если из-за их рвения беда какая приключится, несдобровать Крыжаку. Накажу.

— Ага, — покивал Бессон, — накажешь. Это как одна мать сыну наказывала, когда он с ребятней на речку купаться бежал: «Утонешь, домой лучше не вертайся!»

— Что-то из тебя прибаутки сегодня так и лезут.

— Да я и сам не знаю. Несет, как дерьмо по стрежню, — оскалил зубы веселин и вдруг вскинулся: — О! Глянь-ка, Пестряк руками машет.

И вправду, на опушке рощи размахивал руками, стараясь привлечь внимание атаманов, невысокий кругломордый разбойник из веселинов. Прозвище Пестряк получил он за багровое родимое пятно в полщеки. А какое было его настоящее имя, никто не знал. А может, с малолетства так Пестряком и кликали? Чай, родился уже красавцем. Отец с матерью тоже пятно видели, могли и имечко подобрать.

— Что такое? Что за беда? — повысил голос Кейлин.

— Езжай сюда, сам поглядишь! Некрас позвать наказал!

— Видать, чтой-то интересное раскопал Некрас. — Бессон пустил своего серого вслед за темно-гнедым Кейлина.

Шрамолицый Некрас и впрямь откопал кое-что интересное. И со словом «откопал» Бессон почти угадал. Пяток веселинов топтались у края свежеотрытой ямы. Только никто из них не рыл. Было кому и без веселинов. Затравленно озираясь на скалящихся разбойников, посреди их кружка стоял молоденький парнишка, почти мальчик. Он едва доставал головой до уха самому низкорослому из веселинов, Пестряку. На измазанной глиноземом рожице зло посверкивали серые глаза. В руках мальчишка держал меч. Им-то он и копал, по всей видимости. А разве мечом много накопаешь? Пускай земля в долине Ауд Мора мягкая, зато корней видимо-невидимо. Он, пожалуй, больше рубил тугие, жесткие, не уступающие крепостью проволоке, из коей кольчуги плетут, корневища, чем рыл. Клад нашел какой? Или, напротив, спрятать удумал? Странно всё это и непонятно… А коли странно и непонятно, значит, подозрительно.

Спешиваясь, Кейлин строго окрикнул толпящихся мужиков:

— Вам что, заняться нечем? Хорош парня смущать. — А про себя подумал, что если мальчишка из оруженосцев, то должен уметь терпеть насмешки старших ратников. Иначе никогда в воины не выйдет.

Веселины нехотя разошлись. Остался лишь первым обнаруживший яму Некрас.

— Не бойся.

Принц почти поравнялся с пареньком. Так и есть, наверняка из тех арданов, что вчера на поле брани сошлись. Из-под измаранной так, что и герба не разберешь, покрышки край кольчуги виднеется. Хорошей, надо сказать, кольчуги. Десяток коров такая в Трегетройме на осенней ярмарке потянет. В Ихэрене, само собой, изделия кузнецов и бронников подешевле — вон Железные горы с рудными шахтами, да плавильнями, да кузнями под самым боком, — но всё-таки. Не из простых бойцов. Наверняка талуна какого-то сын.

— Кто таков? Что делаешь тут?

— Кто таков? — переспросил мальчик. — А тебе не всё едино, а?

— Наглец, постреленок, — покачал головой Бессон. Подошел и встал рядом, возвышаясь над арданом, как Облачный кряж над долинами.

— Не выпендривайся, отвечай, — миролюбиво произнес Кейлин.

— Сперва сам скажи, кто будешь такой?

— Это еще почему?

— А вас больше. Назовись, а я еще подумаю, правду ответить или соврать позанятнее.

— Наглец. Но храбрец, — ухмыльнулся Бессон, поправляя перевязь с мечом. Шагнул ближе к яме. И посерьезнел сразу: — Кого хоронишь, паря?

— Тебе-то… — начал было мальчишка, но осекся. Вздохнул, шмыгнул носом, устало опустил плечи.

Кейлин тоже подошел поглядеть. Под наброшенным грязным и мокрым, но когда-то дорогим и роскошным плащом угадывались очертания человеческого тела. Только какие-то несуразные, что ли. Вроде как покойник имел руки и ноги короче, чем у обычного человека. Карлик? Да откуда в войске хоть Витека, хоть Экхарда Второго карлики? Какой дурень малорослого да слабосильного бойца в армию запишет?

— Во-во, какой-то мертвяк не такой, — пробормотал Бессон. — Поглядеть-то дозволишь, паря?

— Хочешь — гляди.

Веселин нагнулся, откидывая край плаща, и, не сдержавшись, отпрянул. Хоть и много трупов повидал атаман разбойничий и самому случалось в лучший мир людей спроваживать, а такое редко видеть доводилось. А если честно признаться, так и вовсе впервые.

Мертвец не был карликом. Скорее даже наоборот, видным воином был. Товарищам на зависть, девкам с бабами на загляденье. Только крупный хищник обглодал у покойного руки и ноги, обгрыз лицо так, что обнажились желтоватые от выкуренных трубок тютюнника, но еще крепкие зубы.

— Это кто ж его так? — Бессон хлопнул себя ладонью по ляжке.

— Кикимора. Слыхал, дядя, про такое?

— Слыхать слыхал. А вот повидать не довелось.

— Так ночью приходил бы, дядя, — перевидались бы.

— Ты это, того… Не дерзи, постреленок, а то порты сниму и ремешком, — погрозился Бессон.

— Как так вышло? — Кейлин кивнул на труп.

— Раненый он был. Спина сломана. Меня на дерево подкинул…

— Ты гляди, спина сломана, а он кикимору подранил, — заметил Некрас, осматривающий округу. — Бона кровь… На земле и на траве, а вон капли на побегах ясеневых.

— Славный воин, — кивнул Бессон. — Как звали-то его?

— Броханом.

— Броханом? — удивился Кейлин. И тут же одернул себя — а чему тут удивляться? Тому, что Брохан участвовал в сражении против мятежного талуна, или тому, что раненый сумел опасного зверя железом достать?

— Ну да, Броханом. Брохан Крыло Чайки.

— Оп-паньки! — всплеснул ладонями Бессон. — Тот самый?

— Тот самый. Что мне врать?! — окрысился малолетний ардан.

— Верно. Тот самый, — кивнул Кейлин, показывая на лежащий у трупа боевой шлем с раскинувшимися крыльями, покрытыми белой эмалью. — Крыло Чайки, вот где довелось в последний раз тебя повстречать.

Паренек взглянул заинтересованно:

— Ты знал Брохана Крыло Чайки?

— Он подвозил нам свежие войска перед битвой у Кровавой Лощины.

Кейлин хотел еще что-то сказать, но отвлек Щербак. Старый веселин закончил осмотр поля боя и теперь желал поделиться увиденным:

— Дозволишь рассказать, Кейлин?

— Чего ж нет? Говори.

Щербак соскочил с коня, отпустил подпругу.

— Спиной к берегу стояла пехота. Со щитами и длинными копьями. Рядов десять да в ширину человек по полста. Левый край им старица прикрывала, а справа колесницы стояли. До двух десятков.

— Это Экхардово войско, — определил Бессон. — Спиной к реке только они могли стать.

— Да уж точно, — согласился Кейлин. — Наверняка «речные ястребы», раз уж Брохан здесь оказался.

— Может, и так, — пожал плечами Щербак. — Их супротивники с юга подошли. Как и мы. Токмо мы вдоль реки, а они во-он от того разлога. Много колесниц. Сосчитать не берусь. Сильно уж следы затоптаны…

— А это ихэренцы, зуб даю, — загорячился Бессон.

— Понятно дело. А кто ж еще!.. А когда обе рати сошлись тут, — Щербак махнул рукой себе за спину, на болотистую луговину, — тем, что с полудня припожаловали, ихэренцам стало быть, в бок конные ударили. Они до той поры в этой самой рощице тихарились.

— Егеря! — словно черное ругательство, выплюнул сквозь сжатые губы мальчишка.

— Егеря? — переспросил Кейлин. — Егеря могут. Брицелл небось командовал?